Любовь и насилие (кино и немцы).
Тенета -- Садисты -- Сорокин -- Чингизхан (исправление)
Возобновленный в августе этого года конкурс Арт-Тенета, на этот раз удивляет обилием сочинений, которыe можно отнести к разряду "фэнтези" или более обобщенно "action". Возможно это как-то связано с изменениями в составе номинаторов, а также с произошедшим расколом в рядах деятелей сетевой литературы. Напомню, что раскол этот начался (или проявился) в связи с номинацией на конкурс романа Баяна Ширянова "Низший Пилотаж", который стал первым большим произведением "Тенет", которое можно было прочесть от начала до конца без скуки. Не будучи "литературой" он все же благополучно занял заслуженное первое место, несмотря на бурю негодования в среде ревнителей нравственности и производителей плохой литературы. Не берусь утверждать прямую связь между этими явлениями, но в стилистике тенетовских номинаций в этом году наблюдается явный поворот в сторону "развлекательности", эдакого pulp fiction, канонизированного Тарантиной. Возможно в запасе у Юджина Горного есть еще Болотов или Постнов, творения которых действительно литературны без кавычек, но пока что на конкурсе преобладает "экшн" и это хорошо. В данном контексте хорошо.Коротко о том, на что упал взгляд, и что удалось прочитать (или хотя бы просмотреть).
Сюрприз конкурса на сегодня -- роман Преображенского "Паразиты мозга", номинированный Дмитрием Маниным. Смею сказать, что на Тенетах впервые оказалась работа, обладающая несомненным коммерческим потенциалом. "Паразитов мозга" скорее всего купят с удовольствием. Для этого есть все основания сюжет занятный, читается весело, реалии современной жизни (и так уже имеющие место) доведены до крайности, тенденции подмечены острым глазом и они апокалиптичны. Главный герой не помнит себя и то спит, то не спит, то находится под воздействием наркотических средств и постоянно с кем-нибудь ебется в экстраординарных условиях. Новорусские бандиты правят страной, червяки плодятся в гнилых мозгах, заменяя их собою с невероятным успехом, по московским улицам струится взбесившаяся космическая сперма, несущая просветление тем, кто в ней утонул. И всюду -- красивые и голые женщины. Конечно, можно придраться и сказать, что алгоритм сюжета очень смахивает на повести гениального Роберта Шекли (ну, только не столь гениален), что бандитами, психоделией и умеренным порно уже никого не удивишь, и что Пелевин все же пишет лучше, поскольку языковая стилистика "Паразитов" оставляет желать. Конечно, придраться можно, но тем не менее "Паразиты" радуют животной непосредственностью добротного фэнтези. Килгор Траут был бы наверное доволен. О нем (о Трауте) будет сказано позже.
Возможно, появление "Паразитов мозга" на Тенетах действительно коммерческий ход, расчитанный на "обкатку" романа по сценарию Ширяновского "Пилотажа", но имя его номинатора наводит на мысль, что роман подписан псевдонимом, а на самом деле его написала за два вечера группа выпускников московской 57-ой школы (которая для вундеркиндов). Стилистические огрехи добавлены для пущей убедительности... Это мои домыслы -- не более.
Не удивлюсь увидеть "Паразитов" в мягкой и яркой обложке на московском прилавке. В связи с этим встает вопрос: увидим ли мы его вторую часть в сетевом варианте? Пока что на конкурс выставлена только первая.
Маркетинговая политика?..
Или я параноик?..Еще один сюрприз конкурса -- рассказ "Случай в Варфоломеевскую ночь", подписанный восточным именем Али. Номинировал его хозяин "Страницы русской маргинальной культуры" Вадим Гущин. Впервые на уважаемом конкурсе сетевой литературы появился представитель самого распространенного сетевого жанра, а именно -- порнографии. Браво, Гущин! Нужно отметить, что выбраный антураж (действительно варфоломеевская ночь) позволял разгуляться пуще, чем это сделал Али. Впрочем, рассказ написан так, что возможно будет продолжение. Костюмированное порно -- моя слабость. Появление народного жанра на народном конкурсе можно только приветствовать.
"Любовь и насилье -- все что мне нужно", -- как сказал поэт. Угадайте поэта.
Среди Гущинских номинаций стоит еще отметить коротенькие рассказики Алексея Толкачева, особенно "Европа. 21 век" и "На фронте, не на фронте, а все без перемен" (последний на соискание не выдвинут, но все равно). Вместо скучного описания приведу цитаты из оных:
"До чего, все же, наш немецкий народ острый на язык! Меткий на глаз, тонкий на слух и чуть кисловатый на вкус. Однажды только довелось мне отведать не кислое мясо. Кажется, какой-то крестьянин из Баден-Вюртемберга. Обычно же - всегда с небольшой кислинкой. Хотя фрау Бургольц готовит великолепно, я согласен с Вами. По крайней мере, для женщины своего пола"О немцах после Сорокина писать конечно грех, но что-то в этой теме не дает покоя русскому либидо. Виктор Ерофеев тоже отметился в "Пяти реках жизни". Но о нем сегодня не будем, а о Сорокине будем, но чуть позже. Еще, кстати, будем о "Чингизхане". Есть новые подробности. С немцами пока все -- вернемся к нашим "Тенетам"."Буддисты и арабы распустили слух о том, что русские тоже любят детей. Если это так, то вряд ли. По крайней мере, мужа я убил. Угондошил ! Сижу весь в крови. Прецедент"
Баян Ширянов, с воспоминания о котором я начал сегодняшний выпуск, представил на "Тенетах" роман "Монастырь". На сей раз не про наркоманов, но про зэков и надо сказать, что про наркоманов было гораздо удачнее. Впрочем, писать Ширянов умеет -- чего не отнять, того не отнять. Хотя этой вещи явно не хватает гипнотического ощущения непосредственного взгляда "изнутри", которым брал "Пилотаж", но тем не менее все что нужно для успешной публикации роман содержит: зона, уголовный мир, блатной лексикон, налет мистицизма, правда жизни. Все есть. Но -- не прет. Увы.
Очередное произведение Ромаданова "Плоть, прах и ветер" заслуживает быть отмечено как довольно изощренная и даже можно сказать "искренняя" попытка продать манную кашу под видом кокаина. Антиутопия? Психологизьм? Не. Рваный рубель не берем.
-- Если бы дело было только в потусторонних силах! -- с горечью воскликнул Игор. -- Сколько столетий потребовалось людям, чтобы прийти к идеям гуманизма и претворить их в жизнь, чтобы доказать друг другу, что убийство ничем нельзя оправдать, и чтобы поверить в высшую ценность любви... И все это было забыто всего за несколько лет, как только перед нами забрезжила надежда на вечную жизнь. С какой готовностью мы приняли подброшенную нам иллюзию бессмертия! С какой легкостью мы поверили в навязанных нам новых богов! С каким усердием мы уничтожаем себе подобных только для того, чтобы поднять цену собственной жизни!Процитировал много, дабы не быть голословным. Траут бы тоже такое не одобрил. О Трауте будет позже.
-- Значит, мы обречены?
-- Да, мы обречены, пока мы в рабстве у сил зла
Наконец, ради обеспечения плавного перехода к следующей теме, упомянем выставленый в разделе "Литературно-критические статьи" опус "Очередь за славой" пера Марка Рейтмана. Печальный образ ее автора проанализирован (да, это подходящее в данном случае слово) в 232-ом выпуске MZN доктора Простоспичкина. Однако, Простоспичкин, среагировав на замечание Рейтмана о "Низшем Пилотаже", не коснулся темы статьи, то есть собственно отражения в ней деятельности писателя Владимира Сорокина. Прочитав эту недлинную статью я изумился в очередной раз богатству и разнообразию проявлений так называемой жизни в нашей Вселенной. Оказалось, что человек, который совершенно ничего не понял в "Низшем Пилотаже" (прочтя довольно солидный его кусок), для которого сравнение Пелевина и Сорокина кажется естественным, и который самого Сорокина читал очень мало (оне не могут потому как нежные) этот же самый человек берет и пишет текст, содержащий несколько кривых и беспомощных пересказов сорокинских произведений, пересыпанных невнятными комментариями к непонятому им. Потом он выдает полученный продукт за критическую статью, публикует ее в альманахе "Лебедь" и нисколько не возражает против того чтобы добрый, но глупый Дан Дорфман представил продукт на литературный конкурсе. А он (человек этот), оказывается, именуется "журналист" и "критик".
Что можно сказать о таких людях?
Нормальный человек. Нормальный подход. Нормальный продукт.
Однако все это ничего, конечно, однако. Однако посмотрите, что нормальный этот человек пишет в конце своего нормального продукта:
Что можно сказать о таких людях? Если это им недавно МВФ выложил 22 миллиарда в долг без отдачи, то это слишком высокая цена, Как бы дорого Сорокин не ценил свое место в русской литературе, платить так много, чтобы ушел, не стоило. А, похоже, заплатили неизвестные меценаты только за это -- больше не за что. Ушел из литературы, не из "Очереди" за славой: в этой очереди место за ним сохраняется. Будьте уверены, он предупредил надежного человека, что еще подойдет с фиолетовым номерком на руке.Да, бывает. Навалял дурачок какашку посреди улицы. Ничего не поделаешь, даже если это на Брайтоне, все равно и там кто-то их убирает. Но тут ведь возникает целая цепь событий: какашку нужно срочно в канализацию (мухи от нее и запах), но ее один дядя тащит к себе в альманах (ладно там уже не первая какашка, так что может и этой там самое место), а другой дядя тащит ее на литературный конкурс (и там не первая, конечно, но там все же почище) и выкладывает среди остального, как будто это и не какашка вовсе. И даже не пометит ничем.Люди! Осторожно!
Там насрано!Насчет "Тенет" на сегодня все.
А вот еще образец восприятия Сорокина с другой (более интересной) стороны.
Из интервью Татьяны Восковской с Эриком Булатовым:
Э.Б.: ...Сорокина... ну как же, знаю. Не люблю. Он, кажется, считает себя моим учеником, свои первые вещи он мне показывал, я его, собственно, и ввел в литературный круг: познакомил и с Приговым, и с Некрасовым. Первые вещи мне нравились. Еще неясно было, кем он будет, но был виден потенциал, талант. Потом все отчетливее стал проступать садизм.Т.В.: Но ведь Сорокин тоже работает со словом, языком, используя определенные языковые пласты, клише. Это уже скорее не литературная, а концептуальная деятельность. Если так рассматривать творчество Сорокина, может быть, Ваше отношение к нему поменяется?
Э.Б.: Нет, не поменяется. В основе всей этой работы лежит садизм, а это неприемлемо для меня. Сначала казалось, что это ошибка, но автор действительно получает от этого удовольствие. Ради Бога, но это не для меня.
Сорокин -- садист? Помилуйте. Вы не видели садистов. Или не понимаете слова. Это такие вежливые, добрые и застенчивые люди на самом деле. Могу даже показать яркий и запоминающийся образец:
Одна из самых эротичных сцен в мировом кинематографе это эпизод из "Spirits Of The Dead" (новелла Эдгара По "Уильям Уиллсон"), в котором Ален Делон (Уиллсон) медленно и со вкусом сечет хлыстом полуобнаженную Бриджит Бардо, проигравшую ему в карты себя самое. Без данного эпизода (в некоторых версиях он таки попал под ножницы) гениальная готическая трилогия "Духи мертвых (Три истории)" выглядит чуть менее гениальной.В поиске информации об этом фильме я несколько месяцев назад наткнулся на колоссальный сайт, посвященный одной единственной тематике: сценам бичевания в кино. На языке оригинала "Whipping scenes in movie database". Его хозяин занят интересной культурологической деятельностью, представлющей для него явную коммерческую ценность: он вырезает из обычных мэйнстримовских фильмов сцены физических наказаний и экзекуций, компонует их на видеокассетах и продает по рассылке. Он пользуется только обычными киношками -- специальнное порно его не интересует (и совершенно справедливо). Парень насобирал уже 4 полнометражных кассеты этого дела и продолжает поиск. На его сайте находится страшное количество кадров, иллюстрирующих содержимое товара. Все материалы рассортированы и разложены по полочкам -- женщины (которых больше) в одну сторону, мужчины -- в другую, есть даже кадры из мультиков. Все сцены проанонсированы. Куча работы.
Интересно, что по его словам продукцию заворачивали обратно таможенники Англии и Германии. Никакой официальной мотивации это делать у них явно не было -- материалы кассет не являлись порнографией по определению, а уж дефицита порнографии ни в Англии ни в Германии тем более нет.
Продукция фирмы WSIMD и есть типическое-типическое "наслаждение насилием". Садизм то есть (в понимании сексуально-бытовом, а не философски-литературном). Причем невинность источника в данном случае усугубляет действие. Кино вообще интересно тем, что обладает способностью действовать на железы, ответственные за человеческую химию, в обход оценочных механизмов, каковую способность успешно использовал находчивый садист-кинолюбитель. Игровое кино создает "правду жизни" на которую "настоящее" порно в большинстве случаев не тянет.
Конец лирического отступления о садизме.
О Сорокине написано уже так много, что добавлять к сказанному свои пять копеек уже почти неприлично. И все же чувствую потребность сказать о нем, ибо я купил двухтомник Сорокина , где есть все что он написал, плюс хорошее интервью, плюс длинная и умная критическая статья в конце, которая несмотря на глубину и ширину анализа выглядит там необязательным прицепом. У издательства Ad Marginem, подготивившего к печати этот двухтомник (великолепно, кстати, оформленный в чисто полиграфском смысле), есть адрес в Сети: http://www.rinet.ru/~ad-marg. Книги вышли в свет в августе этого года. Среди книг объявленных на странице издательства Сорокина почему-то нет (хотя объявленное тоже интересно). Вообще-то страница выглядит сейчас весьма непрезентабельно.Вернемся к Сорокину. Он велик, несмотря на то что моден. Почему он велик подробно объяснил EOWN в своем предисловии к роману "Сердца Четырех". Так что на этом не имеет смысла акцентироваться. Но вот трактовка Сорокинского "насилия" (во многом благодаря которому он стал "моден"), тут есть о чем подумать.
Сорокинский стиль по сути своей действительно выглядит маниакально. В массе своих произведений Сорокин действует как серийный убийца, поначалу смиренно восхищающейся своей жертвой и целующей ей трепетные руки, а в конце знакомства экстатически расчленяющий еще теплый труп (наиболее яркий пример подобного действа -- его "Роман"). Но в Сорокинском акте нет ни вожделения ни ненависти, присущих существам с поврежденным тормозом (рассудком) и замкнутой вокруг ядра "личности" оболочкой болезненной рефлексии. Сорокин не привнес никакого личностного подхода. Его работа ритуальна. Он открыл двери сущностям, живущим в пространстве, выраженном посредством языка, и, открыв их, сам отошел в сторону. Получил ли он сам удовольствие от воплощения монстров -- действительно его личное дело. Думаю, что скорее удовлетворение.
Он по настоящему страшен, но отнюдь не теми нечеловеческими ужасами, которые постоянно происходят в его текстах, а той колоссальной неназванной силой, для которой он выступил транслятором (недаром он назван "медиумом" в критической статье замыкающей двухтомник, хотя о метафизичности определения статья впрямую не говорит). Если в начале он еще как-то "играл" с этой силой (как в 3-ей части романа "Норма"), то потом просто дал ей выплескиваться, и она раз за разом сминала сам ее носитель -- текст. Пожалуй разрушение текста надсмысловой силой языка, которым он написан и есть единственное Сорокинское "насилие". Но это даже не "сорокинское" насилие. Оно лишь манифестация сущности, которая не принадлежит никому, включая ее свидетеля, выступающего автором. Его разрушение знаковой структуры коммуникации ("литература это всего лишь буквы на бумаге") скорее медитативно, чем агрессивно, оно указывает на существование более высоких слоев, на которых слова-обозначения становятся ненужны. Так в романе "Норма" письма сходящего с ума пенсионера к владельцу дачи, за которой пенсионер этот присматривает, постепенно проходя стадии социальной суббординации и откровенной злобной агрессии, утрачивают малейшие признаки смысла, сохраняя лишь языковую ритмитику. Затем разрушается и ритм, оставляя только разнобразие звука, но потом и оно уступает место долгому "ааааа...", заполняющему пустоту страницы. То ли крик, то ли гул. То ли просто немая буква. В "Очереди", например, пустые листы -- просто молчание. Временное отсутствие диалога. Другая совсем функция.
В "Норме", да, было "насилие", когда Сорокин заставлял своего героя переписывать отрывок из его (героя) рассказа. Сделано это было легко и играючи. И контраст двух отрывков (одного тютчевски-сусального, а другого платоновски-расстрельного) -- пропасть. Страшно становится от понимания того, насколько Сорокин осознает силу, образующую эту пропасть, и как виртуозно ее использует. Но ничего общего с "испугом" такой "страх" не имеет. Вот маленький отрывок "из второго варианта":
Кедрин еще раз пнул стену. Кусок нижней доски с хрустом отлетел в сторону. В темном проеме среди земли и червечков крысиного помета что-то белело. Кедрин нагнулся и вытащил аккуратно сложеннный вчетверо кусочек бумаги. Мокин подошел к нему. Секретарь расправил листок. Он был влажный и пах крысами. В середине теснились частые строчки:
Сумерки отмечены прохладой
Как печатью -- уголок листка.
На сухие руки яблонь сада
Напоролись грудью облака.Ветер. Капля. Косточка в стакане.
Непросохший слепок тишины.
Клавиши, уставши от касаний,
С головой в себя погружены.
Их не тронуть больше. Не пригубить.
Белый мозг. Холодный рафинад.
Слитки переплавленых прелюдий
Из травы осколками горят.
По мере того как входили в Кедрина расплывшиеся слова, лицо его вытягивалось и серело. Мокин напряженно следил за ним, непонимающе шаря глазами по строчкам. Кедрин перечитал еще раз и посмотрел на Тищенко. Лицо секретаря стало непомерно узким. На побелевшем лбу выступила испарина. Не сводя широко раскрытых глаз с председателя, он дрожащими руками скомкал листок. Тищенко -- белый как полотно, с открытым ртом и пляшущим подбородком двинулся к нему из угла, умоляюще прижав руки к груди. Кедрин размахнулся и со всего маха ударил его кулаком в лицо. Председатель раскинул руки и шумно полетел на пол -- под грязные сапоги подскочившего начальника районного ГБ.
Конец цитаты.
Назвать приведенное "стилизацией", находясь в здравом уме, невозможно.
Пронзительная лирика использована как кастет, обернутый вышитым платочком, а затем выброшена прочь. Пожалуй, это единственный раз, когда "начинающий" Сорокин (писалось в 84-ом году) совершил насильственное действие, наглядно показав, как самые блистательные слова становятся пылью. После этого Сорокин уже наверное не употреблял свое владение речью в качестве кастета. "Его" насильственность онтологична, она проявляется неизбежно, будучи зашифрованой в самой "повседневной" речи. От слова -- к делу. Потыкать женщину лицом в запачканную экскрементами промежность старухи (что было сделано в "Сердцах Четырех"), или как лимон выдавить в канистру собственную мать, уже как "насилие" не воспринимается, оно "как обычно", "так здесь всегда". В "Сердцах Четырех" это лишь внешние проявления немыслимого движения, которому подчинены его герои -- члены магической группы, объятые непреклонным стремлением достичь цели, у которой нет и не может быть интерпретации в человеческих понятиях. 6, 2, 5, 5. Что это такое, господин Сорокин? Вы, кажется, садист, господин Сорокин?
Какие глупости.
Перейдя от языка описания к языку действия, Сорокин со словом (как самоценным объектом) расстался. Кино -- поток образов и текст там уходит на второй план.
Я очень хочу посмотреть фильм на сценарий Сорокина.
Кажется я увлекся. На сегодня все. О последних днях Килгора Траута в последней книжке Воннегута "Времетрясение" (Timequake) будет сказано уже в следующем номере. И так длинный выпуск получился.
(поскольку немецко-русская дружба-фроиншафт нерушима и Сорокин увековечил ее).
Я когда-то написал текст про них для CDRU. В несколько другой, кажется, интерпретации он был в последнем EOWN. Так вот что пишет Павел Владимиров, заметив что я там протормозил:[...] хотелось бы обратить внимание на некоторые неточности - в частности, вы перечислили не все песни первого альбома, не совсем в том порядке, и ошибочно отнесли к ним 'Hadschi Halef Omar'.
[...]
Что касается Hadschi Halef Omar (R. Siegel - B. Meinunger) то это сингл. Он включен как bonus track в CD-версию (digital remaster) первого альбома, которая выходила года три-четыре назад на Ariola. Я держал в руках special edition for Russia, с русскоязычным буклетом, прекрасно оформленным, но в силу цены (более $20), его не купил, а купил в прошлом году пиратскую копию japanese edition, выпущенную в 1995 году Victor'ом (каталожный номер VICP-2119).
Кроме того, мне предлагали полное собрание сочинений DK, которое также выходило на Ariola на CD примерно в то же время, но его я даже не видел, поскольку цена была мне просто не по карману. В общем, если вас это заинтересует, то можете поискать DK в каталогах Ariola (Германия) 1994-1995 года.
Также могу указать на пиратскую копию (оригинала я просто не видел) CD-сборника 'Greatest Hits' или 'Best Of', уже не помню точно, который включает в себя ряд вещей из первого и второго альбомов, а также синглы Hadschi Halef Omar и Pistolero. Оригинал безусловно существует, поскольку альбом оформлен достаточно хорошо, на нем изображены обложки первого LP и трех или четырех синглов, а также присутствует ремикс-попурри наиболее "забойных" вещей с первого альбома, то есть работа профессиональная и искать следует, по-видимому, также на Ariola. Пират же был доступен в России на каждом углу в течение последних двух лет.
Так что DK совсем даже не забыт, и издается, и слушается.
В заключение сведения об участниках группы, взятые с моего CD-экземпляра первого альбома:
ЛУИС ХЕНРИК ПОТГИТЕР - 27 - танцор группы ЧХ - из Южной Африки, учился в Иоханнесбурге балету и графике. В 1975 прибыл в Европу и работал соло-танцором в театре Гартнерплатц, Мюнхен.
ДАЙНА ПОП - 32 - родилась в Будапеште, много лет была соло-артисткой в Германии, а с февраля 79 года - в группе ЧХ. По специальности телефонистка.
СТИВ БЕНДЕР - 32 - родился в Майнце, гитарист и композитор, а также певец во многих рок-группах. Работал 2 года в Америке в качестве певца. На пластинке DK фигурирует как композитор одной из песен.
ГЕНРИЕТТА ХАЙХЕЛЬ - 25 - из Амстердама. Балет. Перед тем, как прийти в ЧХ, работала манекенщицей в Европе.
ВОРЛЬФГАНГ ХАЙХЕЛЬ - 28 - родился в Мейсене. Перебрался в Берлин, где начал заниматься поп-музыкой. Работал как певец, поэт, композитор и продюсер.
ЛЕСЛИ МАНДОКИ - 26 - родилась в Будапеште. В родном городе посещала джазовую консерваторию. Пропутешествовала по многим европейским странам в качестве певицы и композитора.
Вот теперь все.
Саша Шерман
sherman@sharat.co.il