Богородица, в православном предании, сравнивается с клещами, с помощью которых, в видении Исайи, серафим взял угль с жертвенника, чтобы коснуться им уст пророка.
А.Дугин, "Метафизика Благой Вести", глава "Дева Мария и духовная реализация".
Иван Павлевски переводил взгляд с печеного картофеля и соленого огурца в вазочке на лотерейный билет в правой руке и назад на закуску в вазочке. Вазочка имела форму корыта, в котором выращивают золотых рыб. На столе стоял пластиковый бочонок свиного лимонада "Огни Москвы" и стеклянная поллитра русской водки "Андропофф".
--- Вот же блядь, а? --- сказал Иван Павлевски, --- это ж надо.
Сакральная свинья с поросятами улыбалась с обеих этикеток (но в разных ракурсах). Слева она улыбалась, раскусывая пополам француза "Наполеон", справа --- стоя на двух ногах, одетая по форме в кожаную кепку и такой же пиджак. Ее улыбка предназначалась тому, кто выиграет бесплатную путевку в "Мир Водки", огромный магазин на перекрестке Большого Коммунистического Шоссе и Бульвара 28 Думских Депутатов, кровавых жертв империализма.
Свет, пробиваясь сквозь щели, ослеплял безо всякой жалости. Солнце казалось тусклым на фоне горячего белого неба. Русские астрономы, предсказавшие смещение радиуса коротации, решением международного трибунала были принесены в жертву Илье Пророку --- но жертва не помогла, и Млечный Путь перекинул на периферию галактические циклоны. Погода в окрестном космосе переменилась. "Ураганы в эфире", популярная эсхатологическая радиопередача, принимала заявки на кресла в спасительном ковчеге "Летучий Голландец", стартующий к центру Галактики где-то в середине июля. В центре Галактики, по сведениям конкурирующих корпораций, располагалась черная дыра, гибельная для всех видов космических дислокаций.
Черную дыру изображают на противорекламных плакатах в виде прожорливого змия, кусающего собственный хвост.
По сравнению с бесплатной, добровольно-принудительной экскурсией в магазин "Мир Водки" все это пустячная вещь.
--- Нихуя себе, --- сказал Иван Павлевски, и звуковое эхо, упруго подпрыгнув, повисло в воздухе. У стены бутылки стояли строем; с множественных этикеток глядела и улыбалась небесная рать, священное стадо. --- Я вас!.. --- Иван погрозил им выигрышным билетом, и услышал в ответ мелодичный звон.
Гумановоз, черкнув свежей искрой по атмосфере, уже шелестел усиками под самым окном.
Водку "Три источника" продавали в разлив в марксистских барах. Музыкальные автоматы старинного образца играли очередной ремикс "Интернационала", если не опустить в них монету. Можно было пошутить с официанткой, пролистать альбом "Ленин в Польше", заказать (если ты смелый) фирменный инициатический коктейль "Классовая борьба". Мистерии "Кровавое воскресенье", "Прибавочная стоимость", "Ренегат Каутский и задачи социалистической революции" и "II съезд РСДРП(б)" разыгрывались по желанию актерами механического кукольного театра. Когда стрелки проходили часовой круг, раскрывались большие деревянные створки, в окошко высовывался по пояс Феликс Эдмундович Дзержинский и стрелял из черного пистолета. На каждый выстрел (отсчитывающий час) из боковых окон выпадали гидры контрреволюции, их подхватывало внизу колесо истории и уносило назад, в деревянный дом, которым и были часы. Известно, что раньше портреты основоположников марксизма в полночь разговаривали, но что-то испортилось во время ремонта.
Ожидалось Первое Мая. Вентиляторы отбрасывали зловещую тень, и она, совершая неровные круги, текла от столика к столику. Чужие рекламные агенты то и дело наведывались вовнутрь.
Иван Гардински и Иван Козлофф сидели за водочкой. Колька Разгуляефф был у них за третьего, но употреблять спиртное ему по молодости лет запрещалось. Он и сам не знал, хорошо ли ему здесь: сидел смирно, и все же сомнение его мучило. Возможно, анархисты или белое братство круче марксистского клуба. Отращивать вторую голову под облучением точно круче всего, но страшновато, и противозаконно тем более; монархисты из клуба Церетели все равно эту вторую голову прячут в чехол, а в чехле ей трудно дышать. Он спрашивал об этом у Кольки Голитсина, а тот подумал, что Колька дразнится, и обозвал его янки. Мальчики чуть не подрались тогда, но подошла Наташа, поцеловала каждого из них в щеку и опять велела не противиться злонасилию. Наташа целовалась мокро, приятно.
Иван Гардински, крякнув, доканчивал ритуальное "Эх, вот ведь как оно, понимаешь", а Иван Козлофф готовился ответить по форме "Угу, брат понимаешь, того", как вдруг в зал вошел маленький мужичонка, посторонив охранника. Охранник-то твердил мантры, и ничего не мог как раз в это время. Мужичонка был лысый, с ленинской бороденкой, а вот взгляд у него был странный, какой-то нематериальный, скажем более, внедиалектический какой-то взгляд мутноватых глаз.
Подошел и начинает расспрашивать, как да что, да свободно ли место. Пришлось потесниться; а он, мол, не помешаю ли, тревожится будто для виду. Иван Козлофф сказал ему вежливо --- дескать, чего уж там, Ленин с нами. А мужичонка так неуверенно: "Воистину воскрес." И ответить не умеет; случайный человек, видать по всему.
Оборвало трансляцию психотронное радио. Мысли стали короче и проще, а там и вовсе затерялись в привычном тумане. Подошла официантка, качая телом. Мужичок отвечал на немой вопрос женской плоти: "Нет, --- мол, --- ангел мой, у меня с собой." Достает, значит, из котомки водочку (и не то что она поллитра, а истинно штоф), а на ней золотым по голубому, кириллицей: "Слеза Христианская". Неизвестная фирма, вполне может оказаться отрава. Что под эдакую марочку добрые люди сказывают, неведомо и даже как-то неоднозначно.
--- Отведайте со мной, --- говорит мужичок, --- окажите милость.
Члены клуба переглянулись.
--- И мальчонке нальем, --- он продолжает, --- я ведь сразу углядел, что молодчина и парень крепкий.
Кольке это очень понравилось.
Когда разлили и выпили (без тостов), странный мужичок даже рукавом не повел, хотя водка оказалась вроде как крепкая. Он продолжал снова:
--- Хорошую, --- говорит, --- водку пить и горько, и сладко, но не это главное. Главное, --- говорит, --- от нее мировой пожар в крови возгорается.
У Кольки в голове загулял горячий туман. "Мокро, --- думает, --- дай хряпну еще."
--- Мировой пожар, --- заметил ему Иван Козлофф, --- это и есть пролетарская революция.
--- Вот-вот, --- обрадовался мужичонка, --- а впереди у ней Исус Христос в белом венчике!
И снова члены клуба переглянулись в недоумении.
--- А вы, --- говорит мужичок, --- выгляньте за ширмочку, на улицу, посмотрите на соседние окна.
Так и поступили все трое. Видят --- в доме напротив все окна красные.
Колька Разгуляефф осмелел и ввернул:
--- Это на них закатное пламя.
--- Пей, парень, пей, --- улыбнулся мужичок, --- ты молодец.
--- Ну а что ж твой Христос, --- осторожно полюбопытствовал Иван Гардински, пока что больше из вежливости, --- он же призывал к смирению трудящийся класс? Рабы, дескать, любите господ ваших. Любите и повинуйтесь, а поощрение вам по службе выйдет, как помрете. Какая тут революция?
--- Он еще говорил, что не мир принес, а меч, --- выступил Иван Козлофф примирительно.
Мужичонка глядел на них и молчал. После заговорил, внушительно и на голос потише, ни на кого впрямую не глядя, а как бы деля между соседями взгляд по кругу.
--- Ведь до Исуса Христа как было. Бог создал небо и землю, правильно? Из ничего. Прах есмь, и возращаюсь в прах, как у нас говорят... И ангелов из того же, из ничего. Вы пока не перебивайте.
Но он и сам на мгновенье отвлекся, налил всем водки (Кольку поташнивало, хоть он не подавал виду) и тут же продолжал:
--- Главный ангел Люцифер, денница, Утренняя Звезда его, не захотел быть "ничем". Тварью себя не признал, стало быть...
--- Так вот это и было --- восстание ангелов? --- возразил неугомонный Иван Гардински.
--- Ага, это по вашему счету будет вроде как буржуазная революция, --- с готовностью подхватил мужичок, вдруг оказавшись сведущим в терминологии. --- Законы преобразования материи те же, причем материя отдельно, а дух отдельно празднует, такая выходит эксплуатация.
--- Ну что же... оно понятно, --- с сомнением покачали головами Иваны. --- По тому времени, стало быть, прогрессивная их борьба?
--- В какой-то мере, --- задумчиво сказал мужичок, наполняя стопочку. --- У них там пока что не было времени. Уж потом, как попадали... Метеорный дождь, август пора мятежная. Но и тут вышла одна видимость: пали ангелы звездами с неба, а на небе те же звезды остались и светятся. Теперь, конечно, их хуже видно.
Разговор прожужжал коротеньким отступлением, коснулся галактической погоды и прочих бытовых неурядиц. Мужичок, раздваиваясь и вслед за тем сразу же растраиваясь в виду незрелых Колькиных глаз, незаметно гнул свою линию.
--- То вот сидели мы спокойственно внутри антициклона, с нашим-то Солнышком... горя не знали. А теперь оно --- раз-бац! качественный переход, нам говорят. И как будто не мы ходили, мы-то где были, там и остались... переметнулась волна. Изгнали из рая, старая история откликнулась эхом...
--- Правда, правда, --- собутыльники усердно раскачивали множественными головами. Водка, отрава змиева, породила змея-дракона. Лилась рекой, чудом попадая в стопки, слеза христианская.
--- Спиральная волна плотности, --- сердито сказала невесть откуда взявшаяся официантка, ломая пуговицу на декольте, --- вот что такое Млечный Путь.
Но нет, это, или нечто подобное, говорило радио; официантка же текла нежной волной где-то в стороне, между дальними столиками. Сладострастие колыхалось рядом, обнимая ее нечеткий, расплывчатый стан мелькучей тенью от вентиляторов.
--- Так вот, и людей, и ангелов судьба была до Христа-то, как ничем были, так ничем и остаться. Рай небесный, оно тоже вместилище тварное. А земля была безвидна и пуста, да и земли-то почитай никакой не было...
--- Это все богословие, --- сказал Иван Козлофф успокоительно.
--- Пускай богословие, --- миролюбиво согласился трехглавый, шестиглазый агент с бороденками. --- Это даже хорошо. А вы послушайте.
--- Мы атеисты, --- сказал Иван Гардински. --- Наши боги --- Маркс, Энгельс и Ленин. Наша богородица --- пролетарская революция!
--- Нет, --- подлил ему мужичонка, и сейчас же поправил, --- ваша богородица тогда осознанная необходимость. Но я пока о другом.
--- Исус Христос, как известно из Святого Писания, вел пропаганду среди представителей низшего сословия, как-то: блудниц, грешников, мытарей, разбойников и прокаженных, --- сообщило радио, игриво раскачивая эфир.
Официантка, вся расхристанная, проплывая поблизости, не выдержала и вмешалась:
--- Жертвенное самоумаление, божественный кенозис, вот что это такое! Самое худшее, что можно с собой сделать, товарищи, это полюбить тварь низшую по рождению. У нее же ущербные органы чувств --- объекта, но не субъекта... безграничная любовь, по ее понятиям --- слабость столь же безмерная. И не захочет того, но по законам своей низкой природы воспользуется и станет глумиться... и только дав ей себя распять, возможно... --- Кто-то черный, не пропускающий света, подхватил официантку, мягко закрыл ей ладонью рот, потащил в угол за буфетною стойкой. Вентиляторы больше не отбрасывали тени, а только били крыльями и жужжали, как мухи, прилипшие к патоке.
--- Девке виднее, --- задумчиво подтвердил мужичок, --- она здесь давно работает. Но я все-таки хотел о другом.
--- А ты кто такой? --- спросило многоголовое, хвостатое радио, оскорбленное невниманием.
Колька Разгуляефф вдруг почувствовал, что может его сокрушить. Потянулся всеми руками; радио съежилось, запищало, зачирикало на иностранные голоса. "Не шали, малый," --- сказала одна часть Кольки всем остальным, и он пока затих.
--- Надо бы закругляться, --- ни с того ни с сего мужичок обвел всех ясным, захмелевшим до трезвости взглядом; ровно два его глаза глядели теперь строго и прямо. --- Вот что я вам скажу, а там уж вы как хотите. Тварное было --- ничто, голый эксперимент. Если сравнивать с предвечным, отличие качественное, как вы понимаете, вплоть до конца времен; но и время всего лишь выстраивало разные состояния "ничто" друг за другом, в цепочку, а над ним, до него и после него самая вечность была --- "ничто".
--- Власть в тварном мире --- туман, иллюзия, --- мужичонка продолжал. --- И архангел может пасть, утратив все привилегии, как бывает сослан на каторгу... гм... феодал, или крупный заводчик. Но это значит, что никаких привилегий и не было. Ведь отнять их у одного и передать другому --- не все ли равно, что сотворить заново?
--- Да, --- несмело подтвердил Иван Гардински, --- когда пролетарии отберут власть у эксплуататоров, власти человека над человеком придет конец. В свободном обществе люди станут все решать сообща.
--- Вот и славненько, --- мужичок подбодрил Ивана. --- Так что же такое, шевельнитесь умом, настоящая революция? Это не та, что ломает иерархию и передает власть из одних рук в другие, не та, что рушит храм, чтобы построить новый на его развалинах --- точнее, этого мало. Настоящая революция --- та, что выводит "по другую сторону" всех призрачных иерархий, которые при этом как бы теряют измерение, схлопываются и рушатся на глазах, как карточный дом.
--- Я быстро спрошу, --- вдруг занервничал Иван Козлофф, которому показалось, что гость торопится и вот-вот пропадет, --- я скоренько. А Исус Христос новый храм и построил же? Надо аллегорически понимать, я знаю, меня где-то учили раньше. Храм в душе, мост к Предвечному...
--- Именно, --- обрадовался мужичок, --- Исус Христос открыл твари путь к свету нетварному. Предпочтение же отбросов общества, приниженных законом, символизирует (даже и при условии признания) необязательность бывшей иерархии.
--- Ну да, ну да, --- все еще торопился Иван, --- но ведь церкви стоят. Храмы-то. Монастыри тоже. Монахи толстые... Эксплуататоры. Были храмы и капища, стали хр...
--- Понял, что вас тревожит, --- улыбнулся агент. --- Это пустяки. Ведь что значит --- "были" и "стали"? Все, что есть, оно и было всегда, если с известной позиции посмотреть... Церковные обряды, храмы каменные и деревянные --- это альтернативное прошлое, заключившее в себя пресловутый нетварный свет. С приходом Христа, завершившим эру закона, время двинулось в обратном направлении; второе пришествие замкнет полный круг.
--- И что тогда? --- спросили его Иваны.
--- Революция, --- отвечал мужичок, --- мировой пожар. В дыму очистившись, обожимся, как... китайцы какие-нибудь, --- докончил он почти зло.
И тут радио, не забывшее обиды, произнесло странное, как будто грубое слово без конца и начала. Изо всех щелей полезли китайцы: китайская водка, китайские товары, китайская речь. Один китаец был даже без головы: он держал ее в левой руке, а правой усердно мылил ее изобретенным им китайским мылом.
Агент, мужичонка с ленинской бороденкой, в самом деле исчез, а Иванов одолели (как это всегда бывает там, где собирается много китайцев) шумно чавкающие, коллективные, совершенно китайские мысли. "Хорошо, что китайцев много, --- думали они про себя, --- хорошо, что не все еще китайцы перевелись."
Колька же Разгуляефф, не слушая ласковых стонов официантки, которую китайцы нашли за буфетной стойкой, записывал пером на тыльной стороне ладони то самое слово, которое выговорило мстительное радио, чтобы привлечь китайцев. Знаки получались ему самому неизвестными, но он понимал, что так правильно. "Пойду исцелять страждущих, --- думал Колька, --- и вообще пора позабавиться." Слеза Христианская, веселым огнем играя в крови, казалась ему все слаще и слаще. "Кто был ничем, тот станет ВСЕМ!!!" --- надрывались музыкальные автоматы.
У Луны на горячем небе тем временем появился двойник.
К Ивану Павлевски как к обладателю выигрышного билета явились агенты фирмы, погрузили его с другими победителями в гумановоз и теперь влекли по воздушной трассе. Первое Мая нагрянуло внезапно, в который раз опрокинув астрологические прогнозы; марксисты, коммунисты и сектанты, бросив все дела, спешно разбирали аварийное обмундирование. Из окна гумановоза, прозрачного и пластичного, можно было свеситься и смотреть, как первые участники Демонстрации одолевают полноводную Миссисипи, перешагивая опасные пороги на красных маленьких "фраерках". Уже попадались сектанты, на черных суденышках и с черными флагами. Сверху смотреть было удобно, легко угадывалась будущая диспозиция. Хотелось тронуть клавиатуру, перестроить узоры красных и черных; но и так было ясно, что сегодня они не поладят. В обоих случаях за расположением навигационных снарядов чувствовалось --- не случайность, но тактическое намерение.
Ивана Павлевски вынули из окна и пригласили погрузиться в эвакуационную капсулу. На Ивана надели намордник, пристегнули хвостовые подпорки, укрепили жилет. Гумановоз пролетал над территорией магазина, пока что в области пристроек, и уже готовился выбросить призовой десант.
Радио барахлило женским голосом; оттенок вытравленной чувственности в нем держался высоких частот, так что закладывало уши, когда он пробивался сквозь шумы ионизированной атмосферы. "Уважаемые по...атели... вам ...пала ...видная ...оля... посетить нашу исключительно ...екательную экспозицию. Вы по... вы познаете... вы попадете в необыкновенную ...сферу... как это... для вас... далекая духовная родина."
Капсула, получив горизонтальный импульс от выдвижного устройства "Сапог", вылетела наружу и несколько раз перевернулась в горячем воздухе. Иван Павлевски потерял сознание от страха, невесомости и тошноты.
Тем временем у Полицмейстера на столе затрещал, заплясал красными вспышечками астрологический аппарат. Двойник Луны, пролетая неустановившейся, опасной орбитой, так сильно хлестнул по лицу земли неприрученной гравитацией, что многие воды вышли из берегов. Что станется с Первомайской Демонстрацией на огромных мутных волнах сказочной Миссисипи?.. И опять коварная пресса все свалит на Пентагон.
Иван Павлевски открыл глаза и в зеркале, прямо перед собой, увидел собачью морду. "Ну и дела, --- подумал он. --- А что они жрут?" Но зеркало оказалось обманом чувств: тут же его незащищенного (!) лица коснулся влажный собачий нос.
Иван оттолкнул этот нос и вскочил на ноги. Из защитных приспособлений на нем был только халат и немного оборванные штаны, подпоясанные пестрым бабьим платочком. Земля вокруг была ровная, серая. Крошечные постройки, странно разбросанные, тронутые распадом. Небо --- мутное, затянуто тучами... свечение, однако, исчезло. Опять обман, камуфляж? Как тому и следует быть.
Воздух комнатный, но тянет пылью и прочими странностями; можно дышать. Пес тоже дышит спокойно, ровно, стоит на четырех лапах, покрытый репейником. Репейник --- такое растение. Уши у него в репьях. Иван повернулся и неровным шагом пошел вперед, в направлении случайной постройки.
"Мир водки." --- сказал ему мозг. Вот куда он попал. Впрочем, он помнил и без того. "Иди туда не знай куда, принеси то не знай что," --- подбросил ему мозг название игрового сборничка, из какого-то другого угла. Пора, наверное, его отключить: надоел. Но нигде поблизости не замечалось спиртного продукта. Иван шел и шел, но пути растягивались, кружились, вели не туда --- а куда надо было, он все равно не знал. Оглянулся было назад, посмотреть, что пес будет делать --- но пса не нашел, только увидел невдалеке черный и, похоже, мокрый мужской пиджак.
Наконец, перед Иваном открылось какое-то подобие арки, хотя аркой назвать это нельзя было, не покривив душой. Столб по левую руку, столб по правую, оба гнутые, скошенные. За ними какие-то стены с полустертыми картинами, надписями; разобрать трудно, и Иван не стал напрягать глаз. Окна, кажется, и растрескавшаяся каменная лестница вверх... Ивану захотелось помочиться. Он поднялся по лестнице, вошел в парадное, обмочил немного, случайно вышло, свои драные боты и едва не обронил платок-кушак. Идти было трудно, выполз откуда-то с другой стороны, и пошел дальше неуверенным шагом. Его тошнило.
Что-то в округе неуловимо переменилось. Самый воздух дышал пухлой, недооформленной жизнью; ужас, пробуждаясь, томил --- и маялся зачатками собственного сумеречного сознания. Иван сплюнул горько, желчно. Голову заломило. Оказалось, он вышел к одинокой песочнице. Была она какая-то непомерно обширная; на бледно-желтом песке темнели осколки стекла. Иван думал уже присесть на тонкий деревянный бордюр, как вдруг заметил, что кто-то уже примостился там. Иван подобрался к нему и окликнул.
Дикообразного вида тварь подняла на него глаза-пятачки, сморгнула и щелкнула красным языком, узким и длинным. Зубы в пасти шли в два ряда. Рожа была совершенно округлая и вообще никакая, окаймленная по всему краю то ли локонами-волосами, то ли окладистой бородой. Остальное тело у твари было несколько свернутое, червеобразное. Сзади --- то ли иглы, то ли щетина.
--- Ты кто такой? --- спросил у твари Иван.
--- Я, --- тварь снова разинула пасть и икнула, --- я этот. Я, бля, суккуб.
Иван подумал и присел рядом.
--- А для чего ты здесь?
--- Для соблазну, --- объяснила тварь, изогнулась и почесала жидкой ладонью зад.
--- Меня ждешь? --- удивился Иван.
--- Тебя, --- согласилась тварь.
Иван молчал. Тварь снова икнула и, как будто вспомнив что-то, сделала попытку пошевелить бедрами.
--- Пидор ты, а не суккуб, --- сказал ей Иван. Он поднялся с бордюра и, укоризненно передернув плечами, пошел прочь. За его спиной послышались всхлипывания, и немного погодя --- горькие, отчаянные рыдания.
Иван обернулся, постоял. Суккуб лежал на бордюре, свесив голову в песок, и весь дрожал, как потревоженное желе.
--- Ну ты это... иди сюда, --- пожалел его Иван. И вздохнул, --- Давай, что ли.
Когда все завершилось, Иван встал, подвязал штаны и поплелся было прочь, как человек обреченный.
--- Постой, --- сказала тварь. --- Ты меня пожалел, и я тебе помогу.
Она крутанулась на острых пятках и оборотилась бутылкой пива --- темного, без этикетки. Иван обрадовался, схватил ее, откупорил и на внутренней стороне крышки прочел: "Пивоварни Лесного Царя". Выпил залпом. Вкус был болотный, мокрый, приятный.
Небо повеселело, тучи предзакатно клубились на нем, пряча солнышко. Построечки тоже как-то оживились, и даже вроде бы подмигивали глазом, переминаясь с ноги на ногу: во всяком случае, очертания их как были, так и остались в слабых сумерках неопределенны. Постепенно Иван начал разбираться, какая здесь жизнь: вот домовой с остреньким рыльцем проскочил между домами, толкая перед собой внешний остов старенькой швейной машины, населенный мышатами; вот разломанный памятник, снятый с постамента, дергал ногой, собираясь встать. Важно было смотреть на это вполглаза, бочком, что ли, не приводя в действие фильтрующего механизма, встроенного в мозги.
Спикировав книзу перед самым носом Ивана и вслед за тем плавно поднявшись вверх, пролетела птица зимородок с женским лицом; Иван подумал о море. Синее море, в котором разводят возможных предков человека --- золотых ихтиозавров, русалок с грудями, большими и белыми, мягче лебяжьего пуха... Небо и само посинело от таких мыслей, и сразу же незаметно покрылось звездами, скользкими, крупными, как свежий голубиный помет.
Проходя мимо поля битвы, где немцы дрались с космонавтами, Иван только пожал плечами. Немцы-то вряд ли местные, и зачем только выигрышные лотерейные билеты им продавать. Известно же... все известно. Космонавты в своих скафандрах были похожи на водолазов. Радиоактивное свечение, так хорошо заметное ночью, поднималось далеко на востоке --- там, где засыпанная пластиковой пылью разноцветных оберток, отягощенная магнитным полем от электричества, циркулирующего по всему периметру колючей проволоки вдоль ее необъятных границ, простиралась под холодной дланью стального неба всеобщая Духовная Родина.
Иван вдруг понял, для чего он здесь, и что к чему вообще. Он двинулся навстречу свечению, и через несколько минут, оскользаясь на нечищенной мостовой, добрался до глухой часовенки. Поздоровался с дедом: старичок в крылатом белом халате стоял у двери и почесывал нос.
--- Ты, что ли? --- нехотя спросил он.
--- А не знаю, все может быть, --- сказал Иван. --- Здесь вообще как? Ты что здесь?
--- Да я здесь это, говна кусок... навроде как сторож.
--- А что охраняешь?
--- Да так, разное, что положут. То вот был Цветок Красоты, хуйло заморское; а теперь какие-то двери, уссаться можно. Какие-то коды... Что, пойдешь? --- Сторож приглашающим жестом протянул руку и ткнул Ивана между глаз.
--- Ты что, слепой? --- удивился Иван.
--- Да нет, матерь божья, хуяк значит... это все так, одна видимость. Чего я тут не видал? --- Старик пошевелил огромные (тяжелые, верно) золотые ключи, привешенные к поясу.
Иван задумался.
--- Ну так что? Идешь, сучье вымя? --- Деду явно надоело стоять у двери привратником.
--- Ну, иду, --- решился Иван. --- Снимай ключи.
Дед еще раз позвенел ключом и начал было развязывать пояс. Потом плюнул, отошел на полшага и с силой пнул ногой дверь часовни. Та поддалась еще раньше, от сквозняка.
Дорога открылась спокойная, ровная; небесное распятие, Южный Крест, отражалось над ней. Впереди прорезал облака Московский Кремль --- похоже, он сильно вырос --- и на самой его вершине, опрокинутая временем, искрилась лучистою кровью огромная перевернутая звезда. У пяти ее углов Колька Разгуляефф гудел и завивался кольцеобразно: он уже добрался до места и покусывал собственный хвост, не зная толком, что предпринять.
--- Небось разберемся, --- сказал Иван, отвечая его растерянности, --- оно того... как-нибудь, --- и уверенно шагнул в пустоту.
Бездна окликнула бездну медленным громом неизмеримых высот.
Юля Фридман.