:ЛЕНИН:
"Битва", А.Введенский.
У девочки были радио, магнитофон, телевизор и компьютер. Девочка включила радио. Там говорят: "Девочка, девочка, выключи радио. Черная перчатка ищет твой город!" Она включила магнитофон. Там голос: "Девочка, девочка, Черная Перчатка нашла твой город, ищет твою улицу." Выключила магнитофон. Включила телевизор. Там говорят: "Девочка, девочка, выключи телевизор. Черная перчатка нашла твою улицу, ищет твой дом." Выключила телевизор. Включила компьютер. Там говорят: "Девочка, девочка, выключи компьютер. Черная перчатка нашла твой дом, ищет твой подъезд." Она выключила компьютер, включила радио. Там говорят: "Девочка, девочка, Черная перчатка нашла твой подъезд, ищет твою квартиру." Девочка спряталась в комнате. А Черная перчатка вошла в квартиру. Задушила девочку и зарубила на куски.
"Русский школьный фольклор", сост. А.Ф.Белоусов.
Однажды, когда мне было лет двенадцать, мы ехали в лифте на последний этаж: моя сестра, Даша и я. Даша о чем-то сказала: "Нет. Мне это совсем не нравится." Мы ее спросили, дескать, что же тебе вообще нравится? Она удивилась: "Вообще? Больше всего на свете?" --- "Ну да," --- говорим. Она подумала. "Вы будете меня презирать." (Ей было тринадцать лет.) Мы поклялись, что никогда в жизни. "Вы точно будете." Лифт, неуклюжий, грузовой, почему-то все ехал и ехал, и мы повторили, что нет, твердо и убедительно. Даша тогда серьезно улыбнулась и рассказала: "Мне больше всего нравятся мальчики. То есть, мне больше всего нравится, когда кто-нибудь из них мне нравится, а я ему. Такое время, пока оно длится, мне больше всего и нравится." Мы с сестрой, не зная, что на это ответить, переглянулись с сожалением. Нас, по умолчанию, воспитывали в том ключе, что любовь --- это издержки несовершенства души или телесной природы (у кого как), и что такого рода слабости заслуживают упоминания разве в специальных случаях, как, например, предпочтительный цвет кафеля в вашей уборной, если вам только не все равно. "Я же говорила," --- сердито заметила Даша, но тут лифт открылся, и мы втроем пошли к нам домой.
"У Пушкина в отношениях с женщинами были сплошные неудачи, --- по какому-то поводу сказал мой отец (мы с ним шли по проезжей части, без конца пропуская нужный автобус). --- Наверное, потому, что... ну, ведь он был поэт --- ему это было важно." Даша была влюблена в Пушкина, наверное, потому, что он уже умер, и могло показаться, что теперь это ему не важно. Она каждый вечер при свете ночника читала "Гавриилиаду". Жила она в то время неподалеку от метро Новослободская, в доме, который назывался примерно "Строение номер 5". И было при ней немного татарское очарование --- не человеческое и не девичье, а сверхъестественное.
Мы познакомились с ней в школе, на кружке математическом. Даша ездила туда в очень красивой, собственноручно связанной шляпке. Отец вручал ей пять копеек на метро, говоря при этом: "Только смотри, доченька, ни в чем себе не отказывай." Она и правда не отказывала себе, на моей памяти, никогда и ни в чем.
Разговор этот все равно никуда не ведет, потому что Даша давно исчезла и вряд ли теперь найдется. Мы и закончим его, помянув еще семинариста по имени Максим: в то время, о котором идет речь, в Советском Союзе было не так уж много семинаристов. Из них Даша полюбила Гошу, когда сама еще была школьницей, а Максим, наоборот, привязался к Даше. Он ходил за ней бледный и неотвязчивый, то и дело пытаясь повеситься в знак несчастной любви, хотя духовному лицу это со всех точек зрения возбраняется. Вешался он так: в своей коммунальной квартире ставил под потолок (куда на особый крюк прикреплялась петля) табуретку, взбирался на нее и слушал, что делается на лестнице. Заслышав шаги, он быстро надевал на шею петлю и обеими ногами отбрасывал табуретку. Соседа или знакомого, входившего в дом, встречал глухой деревянный грохот; сразу же вслед за тем он видел отчаянное подергивание ботинок, пугался и спешил вытащить из петли семинариста по имени Максим, который посреди всей этой суеты повеситься так и не смог. Пользуясь случаем, выражаем ему искреннее сочувствие.
А на днях мне приснился сон, проливающий свет на проблемы загробной жизни. Авторский герой, совершивший в жизни много зла, будто бы умер во сне и долго ходил по инстанциям, испрашивая себе примерное наказание. Выглядело это, как бесконечное стояние в очереди, даже с явлениями в форме загробной милиции. Чиновники оказывались некомпетентны, все приходилось решать за них, от чего только копились бумаги (к счастью, документы перемещались как-то самостоятельно, ни разу не пришлось нести их с собой). Один чиновник в сердцах направил на героя зеркало, которое не перебросило его наружу, во внешний мир, только благодаря импульсивной концентрации воли: видимо, тени загробного царства имеют световую природу. Чиновник был за это сразу так сильно понижен в должности, что исчез: от него в буквальном смысле слова на сиденье осталось бархатное мокрое место.
Авторский герой, в силу вполне определенных причин --- никак не удается вспомнить, каких именно --- требовал себе последнего, ультимативно (окончательно) жестокого из всех наказаний. Бюрократическая машина в конце концов завелась, заработала, и что-то у нее получилось. Судьба героя должна была открыться вот-вот; он сидел в последней приемной и очень боялся.
Куда-то его понесло, и он помчался, хватая на лету куски немилосердно распадавшейся памяти. Рабочие бараки (бесконечная череда) --- желтый песок --- белая молочная верблюдица... Толстенький человечек в чалме и пестром халате, жадно посверкивая нарисованными глазами, разворачивает крышку запечатанного кувшина. Авторский герой вылетает из горла, представляя собой огромные, пугающие человечка, слегка антропоморфные клубы дыма.
Это Джафар, обреченный жадными наследниками Уольта Диснея на вечное Возвращение.
Даша вышла замуж по любви, за еврейского мальчика, против обоюдной воли родителей. Мальчика этого религиозные родители выгнали из дому. Бабушка, благосклонная к молодым супругам, подарила им свое массивное обручальное кольцо, которое они поделили у ювелира на два тоненьких ободочка, заплатив ему за работу остатками венчального золота высшей пробы. На жизнь они зарабатывали школьными сторожами: ночевали в классе на партах. Даша при этом одевалась с безупречным изяществом, по последней моде, удивительной портновской работой переиначивая костюмы: ей всегда это было важно.
Самое ужасное, что она могла сделать --- уйти в журналистику.
Юля Фридман.