Вадим Гущин

Духи ГЗ МГУ, деисусный чин и беспокойство от Язова

Ордината

Во время оно, когда совок очередной раз исключил меня из МГУ без смысла и упрека, я поселился в ГЗ нелегалом. Запрет на профессию отрубил возможность реверса домой, где ждали будущего директора музея или хотя бы фигуранта на уровне местного министерства, а не проигравшего столичным бюрократам научного сотрудника, коих спивалось по углам по количеству проводимых в академической среде биссектрис.

Аскеза.

Имущество я складировал до почти полной утраты по случайным знакомым, а сам занялся пониманием мироустройства, ибо место располагало ко времени и недеянию. Утром, просыпаясь от взгляда Каменной Бабы с шестеренкой, изваянной Верой Мухиной на высоте 140 метров, я произносил сочиненные для местных духов мантры и шел на крышу, в душ имени Карбышева, созданный в благодушии и бездельи службистами Вертикального Транспорта. В холодное время года я подбирал ключи к ванным на технических этажах, впрочем, зачастую они были открыты.

Социальная инженерия тех времен подразумевала алкогольные контакты на всех уровнях сознания, главное, надо было правильно вычислить объект сопьянения, проявить силу воли и не нажраться в приятной компании в ущерб компании полезной. Жизненно необходимыми связями являлись пожарные, торгующие по ночам водкой и портвейном, сотрудники, имеющие доступ к копировальной технике и официальным бланкам, менее - ночные приемщики в столовых, работники клуба и лифтеры. Я свел эти отношения к необходимому минимуму, позволяющему иногда копировать талоны на питание и подделывать пропуска. Талоны, даже поддельные, имело смысл экономить, и для этого практиковались рокировки подносами в очереди на раздаче блюд. Столовые цокольного этажа имели сквозной проход в противоположные зоны здания и по ним обычно не возбранялось передвигаться. Наиболее удобной для социнженерии одеждой являлся черный лаборантский халат, в котором можно было без вахтерских вопросов проходить почти в любые закоулки здания. Вахтеры, менты и администрация общежития - враги обитателей и сотрудников ГЗ.

По вечерам, когда контроль на проходной усиливался, если у меня не было пропуска или надо было провести кого-нибудь, я использовал дырки в заборе у столовой, осенью приходилось заранее запасаться газетами, чтобы не испачкаться, а если столовая была заперта я поднимался грузовым лифтом на первый этаж, правда пару раз таким образом попадал прямо к патрулирующим здание ментам. Жить я долгое время предпочитал в одиночестве, найдя себе заброшенное техническое помещение и подобрав к нему ключ. Спать приходилось в вентиляционной трубе, в потоках теплого воздуха. Система вентиляции ГЗ довольно сложна, впоследствии я познакомился с женщиной, которая проектировала реконструкцию этих труб и долго рассматривал этот замысловатый лабиринт на чертеже. Несколько раз зимой случалось, что где-то поворачивали заслонку и меня обдавало потоком морозного воздуха. Стирать белье удавалось во время затяжных пьянок со студентами, инициировать которые было несложно: поделись бутылкою своей, и она к тебе не раз еще вернется.

Благодать.

Еще в Казани, учась на тамошнем филфаке, я основал гуманитарный культ Лобачевского, выражающийся в ритуальном пьянстве у его большой, похожей на корабль могилы с масонской символикой и вычислении условий при которых параллельные лифты в университетской высотке должны были пересечься. Оказавшись в символьной среде ГЗ МГУ, я чувствовал себя вполне изолированным от христианского эгрегора малых вертикалей московских колоколен, крестово-купольной композиции и догматических триединств (самодержавие-православие-народность, ленин-партия-народ, объект-субъект-предикат, отец-сын-святой дух). Пентаграммы, конусы, цепи, лезвия и священные растения действовали на большинство населения угнетающе, но я черпал силы в их сложной иерархии. Деисусный чин, портреты политбюро и архитектурные порталы оставались снаружи, герметические знания - в аудиториях и лабораториях стягивались сеткой священных орнаментов из молотов, звезд, мечей и циркулей. (В Казанском университете было проще - Лобачевские перемигивались друг другу с часто расположенных портретов). В подвалах ГЗ есть небольшая пятиугольная комната, очевидно, предназначенная для отправления культа духам земли, с суфлирующим отверстием - ходом в северный придел церкви на Воробьевых горах. К сожалению, я тогда еще не располагал реконструкцией текста Некрономикона, и медитации на силовой трансформатор ни к чему действенному не привели, кроме закрытия одного лифта на капремонт, который окончился обособлением этого подъемного устройства в символ власти, говорят, им впоследствии пользовался только Чибиров, тогдашний комендант общежития, уличенный пытливыми студентами в занятиях каббалистическими науками. Лифт-чибировоз, так и называли эту мрачную шахту. Среди типичных паранормальных явлений в ГЗ повсеместны некрики, псевдогаллюцинации, производимые духами замурованных строителей, принесенных в жертву при закладке здания 543 зеков и 8 научных сотрудников, раздавленных в лифте в 70е годы. Домовых нет, но местные оккультисты пытались всегда сымитировать их деятельность, самым удачным опытом я считаю свертывание с последующей продажей и оргастическим пропиванием ковра из ректорской приемной. Осознав картину мира, пройдя схиму и хизитацию, я перешел к телесным практикам, ближайшим аналогом которых можно было бы назвать Телему, но я еще не читал Кроули.

Эпифания.

Позднее, переехав в ДСВ (Дом Сексуальной Взаимопомощи или Дом Студента на Вернадского), исходя из опыта ГЗ, я осуществил магическое действие по коррекции мироустройства посредством вывешивания повисов. Очевидно, что фаллический символ, каким его внедрил как в состояние коллективного бессознательного, так и в сознание миллионов Фрейд, просто бесчеловечен. Тайный уд, направленный от снизу, от матери-земли по направлению вверх, к небу, как мужскому началу, перевернул базовый миф среднего европейца, оттуда причина мировых войны и экологических катастроф современности. Повис изготавливается минимально из свежеиспользованного презерватива, посредством наполнения святой водой и подвешивания на стыке коридоров здания, чем производится буквально архитектурно-сакральное ЧЛЕНЕНИЕ дома. Каждый повис должен именоваться в честь и по имени современного (в широком смысле, кали-юги) деятеля науки, политики или культуры. Пользуюсь случаем поблагодарить всех моих соучастниц и плотских муз. Возвращаясь к чувственным аспектам жизни в ГЗ, вспомню, что в отличие от других общежитий, где практиковалось разделение койко-мест по времени или киногамия, в ГЗ было принято совокупляться на подоконниках черных лестниц, перилах, а также на мраморном полу большого холла второго этажа, где на ночь гасили свет, что давало большой, во много сотен квадратных метров, простор для фантазий искушенной публики.

Еще до повального увлечения Кастанедой мы с единомышленниками практиковали гуахо, которым для России является смесь из портвейнов "Агдам" и "777". Это средство при правильном употреблении позволяло неконтролируемо перемещаться в пространстве и иногда становиться невидимыми. Выход в единое мы производили по утрам, по факту включения радиоточек. С вечера каждый сепаратно задумывал семизначный номер, которыми мы обменивались, встретившись во сне, ровно в 6 утра по московскому времени. После специальных психимических тренировок с применением портвейносодержащих ингрeдиентов, подтверждение полученных во сне номеров (их важно было сразу по побудке записать) доходило до 90%.

Телесные практики позволили мне корректно отработать политическую ситуацию августа 1991 года. Во время т.н. путча я уже покинул МГУ и снимал дачу в Переделкино. Через несколько часов после объявления чрезвычайного положения, я купил примерно ящик водки и вслух проименовал бутылки именами членов ГКЧП, изготовив также специальные наклейки взамен стандартных. В последующие дни я выпивал членов, но не по очереди, а отпивая из каждой бутылки по небольшому, строго определенному количеству, ведя с ними переговоры и произнося заклинания специального назначения. Через несколько дней путч был мною в полной мере выпит, наступил новый период в жизни страны. Но это далось ощутимыми жертвами. Не могу ничего дурного сказать, например, о Варенникове, но Пуго зачастую беспокоит выстрелами, а от Язова до сих пор приходится лечиться.

Но тем не менее, я благодарен Московскому Университету за преподанную науку, за понимание мной, где и среди кого я живу, а особенно моему похожему на железную деву ложу раздумий - вентиляционной трубе технического этажа.

:ЛЕНИН: