1. Глаза иного мира 2:27 2. Протоколы арийских мудрецов 2:52 3. Ожидание 0:42 4. Марсианские хроники 2:59 5. Идальго 1:32 6. Геометрия 2:17 7. Воплощение 2:55 8. Декабристы 3:19 9. Хрусталь 3:23 10. Белый блюз 2:10 11. Движения 1:58 12. Армагеддон 3:00 13. Арнольд Сергеевич Пушкин 1:40 14. Психология бессознательного 3:06 15. Дальше... 2:21 16. Вермеер 2:11 17. Бруно 1:20 18. Несколько зимних дней 2:08 19. Пустота 2:13 20. Необитаемое время 1:41 21. Могила 3:24 22. Ночь 1:36 total time: 51:17
Студия нереальной оппозиции реальности КНрекордз г.Тюмень 2000 г.
Людям с лошадиными рожами посвящаем творение сие...
Особая благодарность:
Гертруде, Хельге, Агриппине, Лолите, Юле и Лене Михайловым,
Кате Жуковой, Аленушке Назаровой, Танюше Житниковой,
Аннушке Ярковой, Софочке.
Мы с вами всегда!
Облезли стены, требуя ремонта,
С похмелья голова трещит, как дрель.
Кого-то за окном дубасит кто-то,
Сосед сипит в пастушечью свирель.
Я никому на свете не обязан,
Не должен никому. Закрыта дверь.
С небес за мной подслеповатым глазом
Архангел Гавриил следит, как зверь.
Я выйду в одиночку на дорогу,
Где сквозь туман не видно ни черта
Где ночь тиха, где вечно внемлет богу
Загадочная русская страна.
Где в небесах торжественно и чудно
Несутся, словно воблы, облака,
Где нам, как грекам, нестерпимо трудно
Воздвигнуть пирамиду из песка.
И наша кровь все жиже год от года.
Последний камень - как могильный крест.
А впереди - туманная свобода,
ужасный космос и холодный блеск
глаз, наблюдающих за нами из могилы...
Открыты все двери мира - входи, в какую захочешь.
На небе топор алмазный на нас с рождества заточен
Мы их называем святыми, а они нас считают врагами.
А то, что сегодня было, пусть останется между нами.
Бесконечна магия слова, нам мерещатся молоты Тора
Позади неземные просторы, впереди - изумрудный город.
Они шли по куполу неба, а мы пробирались горами.
А то, что сегодня было, пусть останется между нами.
Ползли, засыпая от пуль, марсианские негры
Несладко быть негром, особенно если он беглый
Тревожно быть негром, даже если родился он белым
Рухнул на нас с облаков Гавриил обгорелый
Рассыпалось тело, труба укатилась в канаву,
Нисколько не жаль мне угрюмую нашу державу.
Вот так марсиане и вымерли к общему горю
Никто не вернулся живым с негритянского поля.
Остались атланты, что держат хрустальное небо
Им чуждо святое - не жаждут ни крови, ни хлеба.
В их крепких руках погибают ромашки и розы
Из гипсовых глаз тихо катятся горькие слезы.
Остались папирусы нерасшифрованных знаний,
Остались слова, только мы их не слышим годами.
Вот так марсиане и вымерли к общему горю,
Взорвавшись кровавой луной над блокадной Невою.
Струится пот по Россинанту
Идальго, как сошел с ума ты?
Сойди с седла и выпей кварту,
Чтоб кожа превратилась в латы.
Чтоб череп превратился в панцирь,
Чтоб голос превратился в гром,
Чтоб непонятной жизни карцер
Разбить гигантским топором,
Чтоб темной ночью с воплем диким
Нестись навстречу приключениям
И стать достойным всех Великих
Крестьянам алчным в огорчение.
И стало небо прочное, как камень
И мысли стали, как у древних Майя...
В душе уже не разгорится пламя
И не спалит коробище сарая
В котором, исказив пороком лица,
Убогие потомки Моисея
Сидят и треплются о судьбоносных птицах,
Вплетая в волосы соцветия шалфея.
Итак, я стал подобием квадрата.
Вселенная - подобием спирали,
В которой я, не чувствуя утраты
Куда-то падаю, царапаясь углами...
И вот уже он дышит мутным илом.
Все в первый раз бывает необычным.
Встают отцы из глубины могилы
На ухо шепчут басни неприличные
И вянут рожи убиенных гурий...
И в вожделении отрубленные руки
Сжимают бархатное горло камнетеса.
Он получил ответ на все вопросы,
Когда нырнул, словно тюлень, с откоса
В густые воды масляного Ганга.
Вот так находят путь из лабиринта...
Аллах заглядывает в окна по-соседски,
И Кришна Голубой поет романсы.
Как жаль, что я не знаю по-турецки,
Печально, что не выучил испанский.
Не радует арабское искусство.
И африканская душа, увы, мне чужда.
Забуду я в конце концов и русский,
Когда проснусь весной холодной лужей.
Нет больше Нефертити, нет ацтеков,
Не пишут больше римляне романы.
Ушли в могилы мысли древних греков.
Ты - Белый Будда, я - Зеленый Брама.
Ушли в тайгу подружки декабристов
И бьется гринго в истеричной коме
Рогами упирается в деревья
И прозябает в пьянстве и содоме.
И вот уже бессмертие приходит
И ломится в оранжевые двери
Оно всех нас когда-нибудь угробит,
Ввергая в бесконечность, как в потери,
Сверкают, словно выстрелы - недели
И кажется, что мы уже у цели...
Как далеки гробницы фараонов,
Как благородны глиняные лица,
Как иллюзорны греческие боги
И как чисты иллюзии нацистов.
Сегодня будут снова есть корицу
Простые эфиопские крестьяне.
Вот так почили в бозе декабристы
А я лежу, как Пушкин, на диване,
Мне Жак Руссо играет на баяне
Исходит пеной цианид в стакане...
Так хочется зарезать палестинца
И треснуть охамевшего монгола
В душе бушует серебро арийцев
А мы еще так далеки от дома...
Там жарят мясо бычье на кострах
И колдуны в огне, как демоны пылают.
Сервантес пьет вино. В его глазах
Хранится тайна, словно в сейфе несгораемом...
Лишь выцарапав скальпелем глаза
Проникнуть можно в то, что там хранится.
И затрепещет ужас в волосах,
И превращусь я в малахитовую птицу.
И понесусь в густой вечерней мгле
Буравя воздух и блестя, как сталь.
Претерпевая изменения во сне
Вот так мы проникаем сквозь хрусталь...
Плывет бутылка перед взором,
Хранящая тягучий джин.
Поют ему гетеры хором,
Табачный джин завис над ним.
Уже не счастия он ищет,
Не от реальности бежит
Сквозь ребра старость тихо свищет.
Зачем он эту жизнь прожил.
А жизнь - белый блюз
Мир за окном - как мираж, как дым.
Жизнь - белый блюз
Старый циркач срежет сталью грим.
Жизнь - белый блюз
Слушает вымерший Иерусалим.
Жизнь - белый блюз,
Я уйду вместе с ним.
Движения ночи, движения дня.
Плывет в никуда в океане земля
И смотрят с Олимпа похмельные боги,
Как крабы морские терзают меня.
В эфирных пространствах ишак проскакал
История мира - стена из костей
Затронешь ее - и случится обвал
Вот так и погиб старина Одиссей.
Движения ночи, движения дня
Плывет на китах в океане земля
И смотрят с Олимпа похмельные боги,
Как крабы морские терзают меня.
А нас все корежит под тяжестью книг,
Трещат черепа от объема мозгов,
Пристроился сзади Геракл-озорник,
Бушует Нептун, значит, будет улов,
Движения ночи, движения дня
Мы окаменеем, пространство сверля.
Сквозь дырки глядят ироничные боги
Наверное, что-то хотят от меня...
Летят в небесах кометы,
в океане гудят корабли.
Конфуций жует галеты.
Проходят беспечные дни.
У Бога работы много -
Помыть запылившийся мир,
собрать для меня в дорогу
талисманы от вражеских сил.
Индусы рисуют сердце,
германцы строгают гробы.
Со свистом свернутся крыши
и покинут пространство весны.
Есть три категории трупов
Есть триглав, трилист и тригон
Есть архангельский ржавый рупор
Здравствуй праздник Армагеддон!
Вылупились подданные Хаоса,
Разметали в щепки наши хижины
Нас о том предупреждали даосы,
Измененью хересом подвержены.
Мимолетна жизнь была у Пушкина
Проломили ему череп злые дервиши
Упокойно заалели рожи грузчиков
И по всей земле раздались трещины.
Вот и мы с тобой, два пьяных инока
Проползли пол-мира в бездорожии
Пушкин грыз омаров, пил шампанское
Ну, а мы с тобой - не вышли рожами...
На рынке бесноватые арабы
Торгуют омертвевшие арбузы.
С востока движется на дикий запад
Семья скитальца Робинзона Крузо.
Они устали ждать и тронулись умами
В песке теряя слезы и динары
Фрейд не пойдет за ними, он не верит
В возможность счастья в заграничных странах.
Он будет пить на родине в борделе.
Ему плевать на Робинзона Крузо,
На все его безумное семейство,
Которое в Атлантике съедят медузы.
Он ни художник, ни поэт, ни прорицатель,
В порочащих знакомствах не замечен,
Баллад не сочиняет под гитару.
И мир все так же плодовит и бесконечен.
А что же дальше... А дальше - зима
Для тех, кто пишет стихи и тех, кто сходит с ума
И тех, кто жаждет, подобно мумии - в склеп.
Из этой жизни, к сожалению, выхода нет.
Нас любят лишь наши дети. И они нас простят,
Как мы простили принца датского, всучив ему яд
Но он восстал из мертвых и до сих пор среди нас
Похотлив его разум и остер его глаз
А что же дальше... А дальше - туман,
Мы поплывем, словно рыбы, к волшебству дальних стран,
Рассвет меняя на ночь. И снова ночь на рассвет.
Из этой жизни, к сожалению, выхода нет.
И пьяницу Рабле терзает страх
Он тратит деньги на женщин, он по горло в долгах.
Летят над морем термиты и суккубы не спят.
Могила смотрит сквозь нас, невыносим ее взгляд.
Попробуй материю тлена продать
И космос на вечную жизнь променять.
От звуков еще никто не сумел убежать.
Под кожей натурщиц присутствует яд,
Не стоит им в этом мешать.
Безумный Вермеер провалится в ад
За небытием наблюдать
Закрутится воздух вокруг головы,
Оркестру уже не уйти от чумы
Узорами свастик Вермеер распишет холсты.
Когда ты под утро вернешься домой
Уставшим больным и седым
Безумный Вермеер, ты - вымысел мой
Сейчас ты растаешь как дым.
Запутались мысли в созвездии дыр
Я жив - значит должен раскрашивать мир,
Узорами знаков врываясь в пространство белил...
Курил гашиш, блестя моноклем
И потолок в глазах вращался
Так от порока к преступленьям
Он шел и миру изумлялся.
Над Римом пепельное небо.
Как проповедник субкультуры
Наевшись мраморного хлеба
Сгорел в костре Джордано Бруно...
Засох гранат, что на окне стоит
И шум дождя, как чей-то тихий крик.
Коль краток день, он продолжал идти
Раскалывая воздух на куски.
Дойти, дойти, как будто умереть
Где за любовь никто не отомстит.
Где мертвый Шуберт продолжает петь
Лишь тем, кто мог успеть его спасти...
А в темноте мы пели гимны, друг друга трогали руками,
Искали кольца Соломона, чтоб небо треснуло над нами.
Но оказалось все излишним, без формы и без содержанья,
Глотая с косточками вишни, что ты мне скажешь на прощанье...
Что никакого бога нету, что все стирается с годами,
Душа - враждебная пустыня, и лишь могила перед нами.
И только бесконечность чисел, и только вечный мертвый космос
и только ненадежность мысли, и только твой спокойный голос...
Остался каркас угрюмости,
Молекулы недоступного,
Зеленая гладь пророчества
И признаки одиночества.
Съест хлеба кусок демиург Алексей
Паря в нереальных мирах.
Он пишет роман о поступках зверей.
Мы были так близко к религии змей
И косноязычны в речах.
Остались следы усталости,
Шаги к неизбежной старости,
Зеленая гладь пророчества
И признаки одиночества.
Мы видим серебряный дым в зеркалах,
Мы слышим пространство, которого нет
Мы были так близко в лучистых мечтах
Но в город по лестнице спустится страх
И выпьет за нас этот бред.
Остались моменты слабости,
Как вспышки естественной радости
Зеленая гладь пророчества
И призраки одиночества.
Перееду в тихонький квартальчик,
В маленький уютный новый гроб.
Вскроет Брама свой заветный ларчик,
Станет в мире все наоборот.
Значит - больше двух не собираться.
Я, да гробовая тень моя.
До тебя мне больше не добраться
Потому что ночью умер я.
Приходить не стоит на могилу,
Мне на это просто наплевать.
Я с апостолом Петром текилу
Буду в Нефельхейме распивать.
Буду с Дионисом и с Аидом
Космос облетать и песни петь.
Хорошо, что ночью, в сонном виде
Вовремя успел я умереть.
Так вот и закончилась могилой
Треснувшая молодость моя.
Собираю желтые кусочки
Медного начала сентября.
Видишь, как с крыш льется луна
Бледный январь. Фиолетовый лес.
Цербер уснул. Ему снятся слова
Может быть, "нет", может быть, "да"
Чувствуешь как я за куполом неба исчез.
Ты меня обходишь кругами,
Заклинанья трещат, как винил.
Мартин Лютер грозит перстами,
Магеллан в пустоту уплыл,
Герман Гессе и тот сварился,
Марсиане съедят его мозг,
Чикатилло сверкнул очками
И свалил на моторе в Изборск
Значит все на свете в порядке,
Нипочем нам ни жизнь, ни смерть.
Копошатся жуки на грядке,
Рыболовы готовят сеть.
А наутро веселый и бодрый
Я шагну на встречу весне,
Только если умру я во сне,
Вряд ли вспомнишь ты обо мне...
"Дальше" в MP3 -- 2.2 мегабайта
"Движения" в MP3 -- 1.8 мегабайт
(MPEG 1.0 layer III, 128 kbit/s, 44100 Hz joint-stereo)
