Вознесенский, Андрей
Советский поэт, один из самых видных шестидесятников.
В 1960-е -- да и в 1970-е тоже -- народный кумир и поп-звезда, считаясь в народе авангардистом, лихачом и удальцом, отчаянно противостоящем всей остальной сплошной замшелости, посконности и кондовости, царившей в СССР как ни в сказке сказать, ни топором не вырубить.
А в таких медвежьих как углах как, например, Тюмень -- так и в 1980-е. Ярым любителем сочинений А.Вознесенского например, был В.Рогачев, заведующий кафедрой советской литературы филологического факультета Тюменского университета. Который, будучи также еще и вождем самодеятельного университетского театра, много лет без перерыва ставил со своими студентами театрально-поэтическую композицию ``Антимиры'', в которой бичевал мещанство в лице персонажа по фамилии Букашкин, за то, что у него кальсоны -- цвета промокашки.
Был некоторое время увлечен сочинениями А.Вознесенского и М.Немиров:
Под
брадсбойтом шоссе мои уши
кружились как мельницы
по безбожной, бейсбольной по
бензоопасной Америке;
или:
Автопортрет
мой, неона реторта, апостол
небесных ворот, --
аэропорт.
или:
Худы прогнозы. И ты, в ожидании
бури,
как в партизаны, уходишь в свои
вестибюли;
или
Не тронь
человека, деревце,
Костра в нем не разводи,
И так в нем такое делается --
Господи, не приведи!
и так далее.
Это нравилось ему -- и в 1980-м, и в 1981-м, и, немного, и в 1982-м. Но потом он к такому стихосложению все-таки охладел, постепенно научившись видеть, сколь нестерпимо пошл его романтический пафос.
И назойливая сверхметафоричность -- тоже.
Что остается верно и сегодня, 14 февраля 1997, 1: 56 ночи.
Вот смешное четверостишие А.Вознесенского, и к тому же подтверждающее высказанное выше:
Рву кожуру с
планеты,
срываю прах и тлен,
спускаюсь вглубь предмета,
как в
метрополитен.
Автор предполагает, что он в этих строчках выразил свою удаль и дерзость.
А если спокойно прочитать то, что в них именно написано, получается следующая картина: некий добрый молодец рвет и мечет, все снося на своем пути, и чего ради? А всего лишь ради того, чтобы прорваться в метрополитен, чтобы стать на эскалатор и чинно спуститься на нем в его глубь.
Глубочайше
найуважаемый А. Тер-Оганян!
Есть у меня подозрение, что я,
являяся пьян,
Будучи у тебя двое прошлых
суток в гостях,
Вовсе не с лучших сторон я себя
проявлял алкогольных на
радостях.
Ехал обратно во всяком я случае
ох, с приключениями: заплутал;
Сел не в ту сторону: аж на
Каширской; потом на Динаме;
потом еще где-то еще побывал;
Помню, что спал на полу; и сапог
потерял; и в ментах побывал,
Но был отпущен, и с ужасом
подозреваю, что и стихи им
читал,
Общем, позор, и позор, и
позорный я просто шакал.
Поэтому я,
Хоть особо и нечего мне тебе
сообщать,
На всякий случай это письмо
отправляю, уведомить дабы тебя
В моем глубочайшем на самом-то
деле почтеньи и протчая
(мать-мать-мать-мать),
А если я с пьяну чего
навысказывал слишком обидное
--
Могу лишь одним оправдаться:
очень теперь стыдно мене.
Это, конечно, уже не А.Вознесенский.
Это письмо автора этих строк моему другу А.С.Тер-Оганьяну, а вставлено оно сюда потому, что далее в нем среди прочего следуют и рассуждения о Вознесенском А., которые привожу.
Вот они:
-- Среди прочего, что было сотворено мной у тебя в гостях. Помню еще я, сколько помню (очень смутно), заводил обличительные речи против тех мастеров искусств, которые являются козлами продажными, ничего не придумывая нового, а все бессовестно торгуя тем, что придумали 20 лет назад. Ты же мне в ответ говорил, что видел новые произведения Джаспера Джонса, который делает, в принципе, то же самое, что делал и 40 лет назад, и что это, безусловно, не является контемпорари артом, но, тем не менее, это настолько здорово им делается, что это все равно не ширпотреб и массовое производство на продажу, а -- очень заебись.
И, подумав, я согласен, что ты прав. И могу подтвердить твой пример и другими: от Кушнера и Бродского, до самоего Тютчева -- авторов, нашедших однажды свою манеру, и всю дальнейшую жизнь продолжающую ее уточнять, развивать, совершенствовать и т.д. без резких поворотов -- и при этом вовсе являющихся продажным говном, а только становящимися все лучше и лучше.
Подумав еще, понял я, и откуда моя злоба и раздражение.
А оттого, я понял, что слишком много я читаю находимых мною на помойках периодических печатных изданий типа ``МК'', ``Семи дней'', ``Мира Новостей'' и всего этого типа, а в них -- все сплошь интервью то с Гребенщиковым, то с Макаревичем, то с Сукачевым, то со Скляром, главарем группы ``Ва Банк'', то с Ю.Шевчуком, совестью советского рока, то с Вознесенским, автором видеом, то с Роллинг Стоунсом, Питером Габриэлом или Стингом.
Они-то меня и приводят в бешенство и ярость.
Но, послушав тебя, я подумал и осознал: не в том дело, что Б. Гребенщиков раньше был хороший, а теперь стал говно из-за того. что продолжает то, что --- ---; а дело в том, что сочинения его -- и всех вышеперечисленных и им подобных -- и с самого-то начала были третий сорт, что, в общем, кстати, все понимали, но делали скидку на особые условия жизни: зато новенькие, молодые и наши, а что третий сорт, так это пока, а со временем, дескать, разовьются и станут сортом первым.
Но они развиться оказались неспособны.
И так и остались третьим сортом -- и притом даже и не понимают этого! А гордо торчат на всех экранах и газетных полосах, в полной уверенности, что то, что они сочиняли и сочиняют, это-то и есть самый первый сорт.
Это-то меня и приводило в бешенство и ярость, и подвигало на неправомерные обобщения.
Мораль: меньше нужно читать бульварной прессы.
Мораль 2: вообще, нужно сказать, обнаружил я в тебе куда большую доброжелательность и терпимость к людям и проявлениям бытия, нежели это свойственно мне. С грустью я должен констатировать факт, что являюсь куда более злобной и нетерпимой личностью, к тому же склонной к завистливости, типа того что какого, в конце концов, хуя все деньги, которые есть в стране, (а их, вообще сказать, до фига) достаются всяким Куликам, Китупам и Макаревичам, и даже не самой крохотной их толики -- мне?
Так: 16 декабря 1997.
вперед | назадCopyright ╘ М. Немиров,
1998
M.Nemirov -- Tyumen i Tyumenshchiki
Все права сохранены.
Provisional Internet edition
version 7.1 Moscow Apr. 1998