Каракозов
Анархизм: Учение о том, что все формы государственной власти вредоносны и должны быть упразднены.
В современном значении это слово впервые встречается у Прудона (Что есть собственность?, 1840), а самое распространенное истолкование анархии принадлежит Кропоткину: анархизм - это общественный социализм, то есть социализм без государства и без централизованного правительства.
Видение Прудона восходит непосредственно к Руссо, который полагал общественные институты вредоносными, и находил свой идеал в "благородном дикаре", не испорченном цивилизцией. Позитивный идеал Бакунина и Кропоткина (социализм без правительства) можно углядеть в русской общине, воплотившей этот идеал непосредственно и в жизни (и задолго до Бакунина).
| Каракозов |
Покушение Каракозова вдохновило несколько поколений французских интеллектуалов. Салонные декаденты и импрессионисты 1880-х обсуждали терроризм с таким жаром, как будто это было последнее слово в искусстве; в каком-то смысле, так оно и было.
На протяжении второй половины XIX века, слово анархист было синонимично словам террорист и бомбист; и не без оснований. Идеологическое обоснование терроризму предложил итальянский анархист Эрико Малатеста, сформулировавший теорию пропаганды делом; ограбление одного сборщика налогов, говорил Малатеста, эффективнее десятка написанных брошюрок. Вскорости Малатеста подтвердил свою теорию, ограбив несколько сборщиков. Деньги он раздал бедным. Теракт Малатесты открыл собой пятидесятилетнюю эпоху идеологического террора, оправданного и обоснованного анархической теорией. Отголоски этого слышны до сих пор, в таких названиях, как "Поваренная книга анархиста".
Впрочем, первый
учебник подобного сорта был написан в
американским австрийцем Иоганном Мостом, под названием
"Наука революционных военных действий: руководство
по использованию и приготовлению нитроглицерина,
динамита, пироксилина, гремучей ртути, бомб, запалов, ядов
и прочего". Он писал "Создав для угнетенных
масс динамит, наука совершила свое величайшее дело.
Фунт этой штуки действует лучше, чем два пуда
бюллетеней для голосования".
Конец XIX века был ознаменован своего рода оргией анархического террора.
Анархисты 1880-х выбирали своими жертвами видных
политиков или бизнесменов. На протяжении 1890-х
все большую популярность принимала точка зрения
"убей их всех, а Бог своих приберет" - террор распространялся
на всех представителей буржуазии без исключения. В 1891-м,
в Барселоне, Сантьяго Сальвадор взорвал бомбой 21 человека,
в помещении театра. Два года спустя, 22-летний студент
Эколь Политехник, по имени Эмиль Анри, взорвал бомбу
в кафе с символичесмин названием Терминус; убив одного
человека и ранив 20. Эмиль Анри умер на гильотине.
"Защита Эмиля Анри", написанная им в тюремной
камере, остается и по сей день одним из самых
страстных документов в защиту анархии и анархизма.
Именно поэтому я ударил случайно и не выбирал мои жертвы!
Буржуазия должна понять, что те, кто столько страдал, устали
наконец от страданий; они показали свои зубы, и ударят
тем сильнее, чем брутальнее будут их угнетатели.
Они не испытывают уважения к человеческой жизни,
поскольку сама буржуазия обильно продемонстрировала
свое презрение к жизни.
Александр Герцен, русский революционер, сказал однажды:
"Мы должны выбрать одно из двух: осудить и шагать вперед,
либо простить и повернуть назад, на полпути". Мы не собираемся
ни прощать, ни поворачивать назад, мы всегда будем шагать вперед -
покуда революция наконец не увенчает наши усилия созданием
свободного мира.
В безжалостной войне, объявленной буржуазии,
нет места жалости. Мы дарим вам смерть, и мы знаем, как вынести
ее. С презрительным безразличием я ожидаю вашего приговора.
Я знаю, что моя голова - не последняя, которую вы отрубите;
другие упадут, ибо голодающие массы узнают дорогу в ваши
кафе и рестораны, в Терминусы и Фойо. Вы добавите другие
имена к кровавому листу наших мертвецов.
Вы вешали в Чикаго, обезглавливали в Германии, душили удавкой в
Хересе, расстреливали в Барселоне, гильотинировали в Монбризо и
Парижа, но есть одна вещь, которую вы не сможете уничтожить -
анархия. Она рождена в серде общества, которое разлагается
и гниет. Анархия - насильственная реакция против установленных
порядков. Анархия олицетворяет в себе все идеалы свободы и
братства, и осуждает все, связанное с властью. Анархия
повсеместна, и поэтому не может быть ограничена.
И в конце концов анархия убьет вас.
Травестийная версия анархической доктрины излагается в
рассказе Герберта Уэллса
"Похищенная
бацилла" (1894): анархист
крадет у ученого бактериолога пробирку со смертельной холерой,
с целью отравить ею целый город; но ученый бактериолог догадывается
об ужасных намерениях анархиста, и тогда тот выпивает
пробирку, желая стать мучеником, с криками
"Vive l'Anarchie!" В конце концов оказывается,
что ученый подменил пробирку на безвредную, и
худшее, что грозит анархисту - несколько
синих пятен на теле.
Другой литературный персонаж-анархист - Арсен Люпан,
герой детективных романов Мориса Леблана,
аккуратно следовал биографии совершенно реального лица, бандита
Мариуса Джейкоба (1897-1953).
Последний, участник банды анархистов "Работники ночи",
успел до своего ареста совершить 150 с лишним
идеологических ограблений.
Дистанция от персонажа страшилок, подобных уэллсовской,
до Эмиля Анри, Равашоля, Каракозова и других
героев народного сопротивления, колоссальна.
Но массы населения, как буржуазия, так и народ
в целом, воспринимали анархистов именно так.
Но даже и эта, травестийная, версия анархической
доктрины вызывала у населения колоссальные симпатии;
особенно в России, где благородный
бандит-бунтарь, Пугачев или Разин - один из
излюбленных романтических персонажей
фольклорного пантеона. Переломным
моментом в истории анархизма были события Гражданской
войны в России. Программа классовой
коллективной ответственности и классового террора,
страстно озвученная Эмилем Анри (между прочим,
студентом самой привилегированной из парижских
Grande Ecole) стала на какое-то время
политикой власти, как революционной,
так и контр-революционной. Во время Красного
террора, представители враждебных
классов брались в заложники и уничтожались
в ответ на нелояльность населения. Описанное
Платоновым торжество революционной утопии
("Чевенгур", "Котлован") воплощает,
досконально, самые смелые идеи
Кропоткина и Бакунина; в этих повестях
Платонова крестьянская революция 1917-1921
нашла самое адекватное воплощение.
Революционная активность
крестьянских масс была анархической целиком и вся;
это не удивительно, ведь Бакунин был основателем
народничества и большую часть анархической программы
подчерпнул из быта крестьянской общины. Взаимодействие
практикующих анархистов - революционных крестьян -
и теоретических анархистов, последователей Бакунина и
Кропоткина, имело место куда реже. Исключением
была Революционная Повстанческая Армия
Нестора Ивановича Махно.
Махно был чрезвычайно атипичным анархистом.
Знаменитые деятели анархисты происходят, за
редчайшими исключениями, из среднего
класса либо из аристократии, а Махно был
сыном кучера и крестьянки; его отец рано умер,
оставив пятерых детей сиротами и в нищете.
Легенда гласит, что когда Махно крестили,
на священнике загорелось облачение. По народному
поверью, это значит, что родился ужасный разбойник.
Сразу после первой русской революции 1905-1907 годов,
Махно попал в тюрьму за условно-идеологические
поджоги и бандитизм и сдружился там с анархистом
Петром Аршиновым (Мариным). В тюрьме Махно
воспринял, в передаче Аршинова, анархическую
доктрину Бакунина и Кропоткина. Освободившись
из Бутырской тюрьмы в марте 1917 года по постановлению
Временного Правительства, Махно возвращается
в Гуляй-Поле и немедленно становится
главой местного Совета.
Осенью 1917 года
Махно упразднил администрацию Временного Правительства
на территории волости. Весной 1918 Украина
была захвачена германскими войсками; Махно
пришлось покинуть Гуляй-Поле. Он много путешествовал
по России, посещал Кремль, встречался со Свердловым и
Лениным, о чем оставил воспоминания. С помощью Свердлова Махно
вернулся в Гуляй-Поле, поднял восстание и объявил анархию.
Интересно, что подобную логику приписывали Чернышевскому
и его последователям обвинители начала 1860-х. В результате
Чернышевский просидел 2 года в Петропавловской крепости
и был приговором Сената осужден на 14 лет каторги;
впоследствии каторгу сократили до семи лет,
но ссылка оказалась пожизненной.
Эти обвинения, судя по всему - целиком
сфальсифицированные, преследовали революционное
и анархическое движение на протяжении 15 лет, и в
конце концов были приняты анархистами
в качестве основной тактики.
Быть может, нам следует атаковать лишь
депутатов, изобретающих законы против нас, судей, что
применяют эти законы, полицию, которая нас артестовывает?
Я не согласен! Эти люди всего лишь инструменты. Они действуют
именем буржуазии и для ее защиты. Они не более виновны, чем
вы, остальные. Добрые буржуа, не занимающие постов, но
тучно живущие на доходы от чужого труда, должны
понести свою часть расплаты. И не только они,
но все, кто доволен существующим порядком,
кто аплодирует действиям правительства и становится
его пособником. Все эти клерки, зарабатывающие
три или пять сотен франков в месяц, и ненавидящие
народ с куда большей ненавистью, чем богатые;
эта тупая, претенциозная бессмысленная масса,
всегда принимающая сторону самого сильного -
другими словами, посетители Терминуса и прочих
богатых ресторанов!
 Н.И. Махно и повстанцы (1919) |
Германцы, националисты и Петлюра были повержены в мановение ока. Небольшой штаб профессиональных анархистов во главе с П. Аршиновым снабжал Махно революционной догмой, а Махно реализовал в Гуляй-Поле по сути то же самое, что другие крестьянские вожди-бандиты в других крестьянских волостях - устраивал, явочным порядком, анархизм; крестьянскую утопию, иначе говоря. Единственной разницей, пожалуй, было отношение к еврейскому вопросу - остальные вожди крестьянства вешали евреев где придется за саму принадлежность к буржуазной нации (следуя, между прочим, Карлу Марксу, написавшему в 1843 году брошюру о классово неполноценной сущности еврея; "Мир без евреев", называлась брошюра). Махно, в штабе которого на положении анархистов функционировало немало евреев, от окончательного решения еврейского вопроса воздерживался. После победы советской власти над анархией, Махно посадили в тюрьму, сначала поляки, потом немцы, а в 1925 году он уехал в Париж, где и поселился. Французского языка он принципиально не выучил, но авторитета среди французских анархистов это только прибавляло.
Махно умер в 1934 году, от туберкулеза. Его похоронили в парижском кладбище на Пер-Лашез, по соседству с прахом парижских коммунаров. Впрочем, вскоре Махно выкопали, сожгли и перенесли в колумбарий, за нехватком денег; он лежит в ячейке, если кому-то интересно, за номером 6686. На похоронах Махно называли величайшим анархистом после Бакунина.
И не без оснований. Одним из результатов русской революции был отказ анархизма от практики индивидуального террора. Действительно, сколько убил буржуев Махно (не говоря уже о Троцком), столько в индивидуальном порядке все равно не убить, можно и не стараться.
В Париже Махно поддерживал контакты с ведущими практиками и теоретиками анархии - Эрико Малатеста, Себастьяном Фором, Эммой Голдман, Александром Беркманом. У него в квартире месяц скрывался от ареста Буэнавентура Дуррути.
Именно Дуррути досталось солнечное счастье закончить историю, начатую Прудоном и Бакуниным.
Дуррути родился 14 июля 1896 года, в Леоне, в семье железнодорожного рабочего социалиста.
 Б. Дуррути и Ф. Аскасо |
Рассказывает Илья Эренбург "Дуррути был приговорен к смертной казни не только в Испании, но еще в Аргентине и в Чили. Французы его арестовали и решили выдать. Спорили только, кому: Испании или Аргентине. На допросах изысканный следователь время от времени проводил рукой по своей шее: он хотел напомнить, что именно ждет Дуррути в Испании или в Аргентине. Дуррути просидел семь месяцев, гадая, кому его выдадут. Пока юристы спорили, в стране началась кампания против выдачи. Дуррути спасся. Его выслали в Бельгию. Из Бельгии его выслали в Германию. Из Германии в Голландию. Из Голландии в Швейцарию. Из Швейцарии во Францию... Это повторялось помногу раз. Как-то в течение двух недель Дуррути кидали из Франции в Германию и назад: жандармы играли в футбол. Другой раз французские жандармы решили провести бельгийских: двое вступили с бельгийцами в длинную беседу, тем временем автомобиль с живой контрабандой помчался в Брюссель. Дуррути менял, что ни день, паспорта. Он не менял ни профессии, ни убеждений: он продолжал работать на заводе, и он остался анархистом..." ("Испанские репортажи, 1931-39")
В числе других подвигов Дуррути, убийство одного из главных противников анархии в Испании - "святого человека", кардинала Солдевильи из Сарагосы; миллионера, финансировавшего лояльное буржуазии профсоюзное движение (1923); и подготовка еще одного убийства Альфонса XIII (1924). За радикализм и за требования диктатуры анархического пролетариата, Дуррути и его сподвижники были прозваны анархо-большевиками.
Наконец Альфонс XIII был низложен и заменен республикой (1931). Дуррути возвращается в республику, но его немедленно сажают и высылают в Испанскую Сахару. Затем легендарного анархиста выпускают по требованию возмущенной общественности, и немедленно сажают снова; опять и опять. Это продолжается до 1936 года.
В феврале 1936 к власти в Испании приходит социалистическое правительство. 11 июля 1936 года начинается восстание фалангистов - консервативная революция генерала Франко. 20 июля военизированные части троцкистов и анархистов, во главе с Дуррути, Франциско Аскасо и Гарсиа Оливером, захватывают Барселону и подавляют лояльные Франко части. Аскасо гибнет, Гарсиа Оливер становится министром юстиции в правительстве Испании (первым, кажется, в истории министром от партии анархистов), а Дуррути, во главе колонны вооруженных трудящихся, отправляется на север по направлению к Сарагосе.
Победоносная колонна Дуррути шла по деревням Испании как грандиозный асфальтовый каток, разрушая все буржуазное на своем пути; в том числе - буржуазное имущество и буржуазные постройки. Освобожденные от пережитков буржуазного в быту революционные крестьяне и рабочие смогут построить новый, революционный быт. За недолгий путь от Барселоны до Сарагосы, колонна разрослась с одной тысячи человек до десяти, за счет революционных крестьян и рабочих. Несмотря на отсутствие боевой иерархии, колонна была самым боеспособным и самым большим соединением республиканской армии. В повседневном движении колонна Дуррути руководствовалась самоорганизацией; правительство анархисты не уважали ни в большом, ни в малом.
Захватив Сарагосу, Дуррути вместе с частью своей колонны выдвигается на защиту Мадрида. Франко атаковал Мадрид соединенными частями марокканцев и иностранцев-наемников. Как оказалось, испанцы не поддерживали национал-патриотизм, в результате испанский национал-патриотизм пришлось защищать арабам; в отместку Франко пообещал уничтожить Мадрид целиком. Колонна Дуррути поддерживала оборону города много дней уже после того, как все другие части были разбиты; но силы оказались неравны.
В ноябре 1936 года Дуррути погиб, защищая Мадрид. Его застрелили в спину; до сих пор неизвестно, случайная ли это была пуля. Вместе с Дуррути погибла надежда на победу анархии в Испании. Как Дуррути незадолго до смерти проницательно отмечал, республиканское правительство, использовало анархистов для борьбы с Франко; повернись обстоятельства по-другому, и то же самое правительство могло опереться на фалангистов, для защиты от Федерации Анархистов Иберии.
Последовавшие за этим 60 лет анархизма были заняты внутрипартийными догматическими склоками академического характера. Действительно, современному анархисту, пережившему Дуррути, Махно и Бакунина, сказать нечего; нечего и некому. Анархия, в качестве экзистенциального выбора, потеряла смысл.
В документах Интернационала Ситуационистов колонна Дуррути используется как развернутая метафора революционной борьбы. Подобно колонне Дуррути, писал Рауль Ванейгем, мы должны двигаться от деревни к деревни, от города к городу, уничтожая буржуазные элементы и предоставляя трудящимся самостоятельно организовывать жизнь на новой основе.
Сквозной платоновский сюжет ста лет революционной борьбы, от Бакунина и до Дуррути, звучит в этих словах неожиданно звонко и чисто.
Американская конституция написана в основном Джефферсоном, и на основе идей Руссо и французской революции 1789-93 годов. Джефферсон считал, что революция в государстве должна случаться каждое поколение, и для этого в конституцию было вписано право на покупку и хранение оружия. Гарантом свобод американца был вооруженный гражданин. "Народ, у которого есть пистолет, практически непобедим..." В первой половина XIX века руссоизм американской конституции был развит в целую философскую систему Эмерсоном и Торо. Торо выступал за гражданское неповиновение - если законы в государстве несправедливы, место честного гражданина не на свободе, а в тюрьме. Торо таки честно провел ночь в тюрьме (о чем написал книгу), за неуплату какого-то религиозного сбора. Наутро его анонимно выкупили сторонники.
Американский анархизм не имел прямого отношения к этим достойным джентльменам - основную часть американских анархистов XIX и начала XX века составили радикалы, сбежавшие в Америку от преследований в Европе. Обмен идеяли и практикой с Европой был чрезвычайно интенсивным. Так, самое шумное в Европе политическое убийство (короля Италии Умберто I, 29 июля 1900) совершил итальянец американский эмигрант, вернувшийся для такого дела на родину. Судя по всему, убийца Гаэтано Бреши действовал в одиночку, не поставив в известность даже ближайших соратников по борьбе.
Убийство Умберто I вдохновило другого одиночку на самый грандиозный, пожалуй, теракт за всю историю движения анархистов. Американец польского происхождения Леон Чолгош, потрясенный подвигом Гаэтано Бреши, решил совершить нечто не менее грандиозное. 6 сентября 1901 года его мечта осуществилась: после изнурительной многодневной охоты, на Панамериканской Выставке в городе Буффало, Чолгош застрелил Уильяма Маккинли, президента США. При аресте Чолгош сказал просто: "Я анархист. Я исполнял мой долг". Пуля прошла через желудок. У президента началась гангрена внутренних органов, и 14 сентября Маккинли умер, не приходя в сознание.
Чолгош погиб на электрическом стуле, 29 октября 1901 года. Перед смертью он сказал так: "Я убил Президента потому, что он был врагом всех хороших людей, всех хороших рабочих людей. Я не сожалею о моем преступлении". Мертвое тело Леона Чолгоша растворили в кислоте и немедленно уничтожили.
Подвиг убийцы президента был увековечен в 1991 году патриотическим мюзиклом "Ассассины". В мюзикле Чолгош поет дуэты с гран-мэтром американской анархии Эммой Голдман; это отчасти исторически аккуратно - они несколько раз встречались и даже разговаривали. Еще Эмма Голдман знала Гаэтано Бреши и оставила о нем воспоминания.
Другим результатом убийства Маккинли были беспрецедентные репрессии против американских анархистов. Принятые после 1901 года законы о преступной анархии, запрещавшие все радикальные организации и само обсуждение анархизма, по свирепости можно сравнить разве что с гитлеровским антикоммунистическим законодательством (мирно перекочевавшим в уголовный кодекс ФРГ); или с российским "законом об экстремизме".
К 1901 году, движение анархистов Америки насчитывало не один десяток лет. Начало анархизму положил Иоганн Мост, сторонник голосования динамитом. Перебравшись из Австрии в Америку в начале 1880-х, Мост нашел себе весьма сочувственную аудиторию среди немецких эмигрантов, и на их деньги стал издавать первую в Америке газету анархической направленности - Freiheit (свобода).
Снежный ком анархии, запущенный Мостом, год от году набирал оборотов, и вскоре на полном ходу врезался в большую политику. Произошло это в Чикаго, на площади Хэймаркет, 6 мая 1886 года.
Весна 1886 года ознаменовалась политической кампанией в поддержку 40-часовой рабочей недели. Первого мая 1886 года рабочие Чикаго объявили генеральную забастовку. 4-го мая 1886 года случилась мирная демонстрация. Трудящихся разогнала вооруженная полиция; множество рабочих были ранены и убиты. 6-го мая 1886 года тоже случилась мирная демонстрация. Трудящихся опять разогнала вооруженная полиция. В полицейских кинули бомбу; 6 штук было убито.
По обвинению в разжигании беспорядков, было арестовано 8 чикагских анархистов. Четверо из них было повешено после долгого и весьма неубедительного судебного процесса, двое получили пожизненные каторжные работы, и еще один получил 15 лет. Процесс велся, прямо скажем, с нарушениями капиталистической законности. Например, присяжных подбирал чиновник, назначенный от суда, из числа людей, заведомо не симпатизирующих радикализму; один из присяжных оказался родственником убитого полицейского.
Современные американские анархисты, занятые преимущественно борьбой с национал-милитантами из рабочих, феминизмом и насаждением политкоррректности, пуще ужаса боятся радикализма, а особенно радикализма из рабочей среды. История анархии переписывается со страстью прямо-таки нечеловеческой - если посмотреть современные анархические сайты, окажется, что политический терроризм возник с кем угодно, но не с анархистами; и никакого отношения к анархизму не имеет. В результате усилий нескольких поколений фальсификаторов истории мученики Хэймаркета предстали в виде невинных агнцев, закланных на алтарь мировой буржуазии; оболганных злой полицией непротивленцев злу насилием. Сами же герои Хэймаркета думали иначе. Луис Линг:
За день до повешения Луис Линг сумел в последний раз огорчить ментов - он покончил с собой, раздавив зубами динамитный запал.
 Эмма Голдман |
В результате всех этих событий, 40-часовую рабочую неделю в Америке таки ввели; а героев Хэймаркета впоследствии оправдали.
Невинное убиение анархистов привлекло к анархии внимание сотен тысяч. Среди новообращенных была семнадцатилетняя еврейская девочка эмигрант из Санкт-Петербурга. В день казни героев, она поклялась, что станет, как и они, анархистом. Девочку звали Эмма Голдман. Она развелась с мужем, собрала личные вещи и уехала в Нью-Йорк.
Эмма Голдман родилась в Каунасе, 27 июня 1869 года, в семье чиновника. Воспитанная на Чернышевском, "Отцах и детях" Тургенева и "Обрыве" Гончарова, девочка разошлась с родителями, желавшими выдать ее замуж (в 15 лет); она поступила работать в швейную мастерскую, а вскоре эмигрировала в США, где работала тоже швеей и на корсетной фабрике. И так вышло, что 15 июля 1890 года Эмма Голдман оказалась в Нью-Йорке. У нее была швейная машинка, 5 долларов, и адрес газеты Freiheit.
В этот день Эмма знакомится с Александром Беркманом, своим будущим любовником, партнером и соратником; и Иоганном Мостом.
Иоганн Мост, желчный, деятельный и чрезвычайно популярный анархист, становится ментором молодой Эммы; обучает ее революционной теории и ораторскому искусству.
http://dwardmac.pitzer.edu/anarchist_archives/goldman/living/living1_7.html http://sunsite.berkeley.edu/Goldman/Guide/chronology6900.html дочитать! ...
Среди прочего, Эмма Голдман основала ACLU - Американскую Лигу Гражданских свобод.
[...]
автор "Поваренной книги анархиста" отказался от своего труда, и пытался изъять его из циркуляции.
осталось написать: * * * * 1. Анархия в Америке: хэймаркет, теракты 2. Окостенение; Беркман, Голдман, Мост, мордобой 3. американские анархисты в 30-50-е. Объективизм 4. Психоделия, агенты хаоса 5. Партизанская онтология, Дискордия 6. Калифорнийская идеология, неоконсерватизм * * *
В 1977 году Блэк получает степень доктора юриспруденции и перебирается в Сан Франциско, Калифорния. Примерно тогда же Блэк начинает подписываться: Последний Интернационал.
Истоки Последнего Интернационала в листовках и плакатах, распространявшихся ситуационистскими группами конца 1960-х; и в психоделическом праксисе калифорнийских радикалов дискордианцев. Справедливо считая, что официальные масс-медиа ничего хорошего не покажут, а неофициальные ("альтернативные") ничуть не лучше, Блэк стремился обойти и те и другие; распространяя свои мысли непосредственно на столбах. Листовок этих получилось около десятка тысяч; или еще больше. Это не считая копий.
Последний Интернационал действовал на двух уровнях - Блэк одновременно жестко высмеивал левацкую догму, и утверждал ее, в тех же самых словах. Лейтмотивом листовок были слова анонимного граффити (Париж, май 1968): "Я марксист, марксист-грушист." Грушо Маркс - так звали американского комика, сторонника сатиры и буффонады; брата братьев Марксов.
Американский анархизм второй половины XX века, как и левое движение в целом, был явлением сугубо академическим, закостенелым и предельно далеким от окружающего. Леваки использовали дикий, суконный язык, перенасыщенный непонятным (и по большей части совершенно бессмысленным) полит-жаргоном. Сталкиваясь с левым движением, человек ощущал неприятное дежа вю - устарелые помятые инвалиды ума, как будто перенесенные из 19 века, вели бесконечное нудное обсуждение вопросов, затрепанных до смерти еще при прадедушке и прабабушке. Последний Интернационал был попыткой перевести левый дискурс с суконного на человеческий.
Попыткой, естественно, неудачной - суконные мысли нельзя сказать иначе чем так.
Организованный труд, будь он на государственной фабрике или на частной, невозможен без организации. Иначе говоря - власти. Все остальные формы зла (школа, полиция, церковь, психиатрия) необходимы для адаптации человека к работе. Не будет работы, не будет и эксплуатации.
Тезис этот принадлежал дадаистам. Тристан Тзара писал
Концепция нульработы до того проста, что непонятно, почему кто-то все еще работает. Из тысячи американцев, 999 делают черт знает что. Около 500 перекладывают с места на место бессмысленные денежные или налоговые бумажки; еще 100 следят за тем, чтобы никто этих бумажек мимо места не пронес, воровство. 100 чинят автомобиль, нужный остальным бесмыссленным товарищам для поездок на их вредную и бессмысленную работу. Еще 100 называются журналисты и рекламщики, они врут всем остальным чтобы никто не догадался, что эти вещи не нужны. Себе тоже врут, разумеется. во избежание когнитивного диссонанса. Еще 100 врут детям и подросткам, по причине административного фашизма; называется школа и институт.
Если отменить деньги, рекламу, масс-медиа, выборы, частный транспорт, школу, сигареты, кока-колу и кучу других очевидно ненужных и вредных вещей, у людей неожиданно окажется масса свободного времени. Это и называется нульработа. Работать не должен никто потому что западло.
Преподобный Иван Стэнг сказал однажды: "Возможно, когда-нибудь в будущем историю будут разделять на две части - "до Боба" и "после Боба". В современной Америке нет мыслителя важнее и влиятельнее, чем Боб Блэк. Лучше всех живут обезьяны бонобо.
Ситуация, увы, типичная; за 100 лет до Блэка, главный американский анархист Иоганн Мост имел аналогичного сорта проблемы с теми, которые не хотели признавать его за главного; вплоть до беспочвенных (и заведомо ложных) обвинений во стукачестве. А Эмма Голдман била его по морде кнутом.
Калифорнийские леваки и анархисты принимают сторону "Processed World", поскольку тоже хотят напечататься, а как же без этого. В 1985 "Processed World" добивается своего, и Блэк уезжает из Калифорнии в Бостон. Мордобой в комбинации с полицейским преследованием делает чудеса.
А самиздатская культура, к созданию которой приложил руку Блэк с "Последним интернационалом", тем временем пахнет, цветет и всячески зеленеет. К середине 1980-х, почтовые рассылки приобретают то же значение, что 10 лет спустя приобретет Интернет - тысячи радикалов по всей Америке сами печатают и распространяют по почте и в обход магазинов и издательств самиздатские журналы, плакаты и памфлеты. Для желающих узнать адреса любителей свободного слова, издаются специальные самиздатские журналы с одними исключительно адресами. Чуть позже Иван Стэнг напишет адресную книгу и своего рода энциклопедию почтовых рассылок, где окрестит эту культуру "High weirdness by mail" - "чудовищное по почте". И действительно, из открывшейся самиздатской дыры на свет Божий полезла наичудовищнейшая бредятина: сюрреальные извращенцы, которые заставили бы покраснеть Исидора Дюкаса, копрофаги-сатанисты, любительские ампутаторы органов, шизоконспирологи, наркоты, уфологи и некрофашисты.
Техасец Иван Стэнг был одним из ранних энтузиастов чудовищного. В начале 1980-х он основал Церковь Субгения, в одном пакете предложив населению наиэклектичнейшую смесь чудовищного. Церковь Субгения являла собой пародийный религиозный фундаментализм психоделического сорта (своего рода помесь Дискордии и Сайентологии), перемешанную с уфологией, телесными практиками, конспирологией самого радикального сорта, пропагандой ненависти, наркотиков и нульработы. В парлансе субгениев, нульработа называется слак.
И визуально, и идеологически Церковь Субгения заимствовала добрую половину материала у Боба Блэка, Папы и одного из ранних энтузиастов нового культа. Стэнг никогда не скрывал колоссального влияния, которое на него оказали листовки Последнего Интернационала.
1985-86 - светлая полоса в жизни Блэка. Он счастливо влюблен, его первую книгу ("Упразднение работы и другие эссе") издает Loompanics, Блэк - популярный и широко востребованный эссеист.
Катастрофа случилась в 1987 году: Донна Косси, подруга и любовница Блэка на протяжении многих лет, оставляет его в пользу субгения по имени Ненсло. Ненсло по мнению Блэка, постоянно звонит ему по телефону, с целью устрашения. Блэк, как всегда, обращается в суд, Ненсло прекращает, а Блэк перебирается в Олбани, штат Нью-Йорк, и там бомжует; а потом живет на пособие.
Как всегда случается в подобных случаях, заинтересованные стороны рассказывают эту историю каждый по-своему; но несколько фактов можно установить с достоверностью. Донна Косси до сих пор живет с Ненсло, сейчас в Портланде, Орегон; она написала несколько книжек и имеет сайты, но Блэка не упоминает (даже в тех случаях, когда это нужно по профессиональной части - Донна Косси специализируется по этнографии всевозможных безумцев и радикалов). Ненсло, напротив, ругательски ругает Блэка через слово; уже через 15 лет после того, как раззнакомились.
На волне скандала, Блэк порывает с Церковью Субгения, а Церковь, в лице Джона Хаген-Бреннера, ближайшего друга и компаньона Стэнга, присылает ему бомбу по почте; в качестве шутки. Блэк подает в суд на всех заинтересованных лиц, и оказывается, как всегда, прав.
Интересная историческая деталь. В момент, непосредственно воспоследовавший разрыву с Донной Косси, Блэк неожиданно ощущает антисемитизм, дает интервью такого содержания, и еще публикует статью в журнале IHR. "Institute for Historical Review" - солидное учреждение, занимающееся научным опровержением холокоста. Впоследствии никаких контактов с антисемитами Боб Блэк не имел; хотя анти-скинхедскую риторику коллег по движению (всяких там мерзавцев, мудаков и позеров типа Джелло Биафра) не приветствовал. Либерал-жандармы, в свою очередь, записали Блэка в антисемиты, и до сих (уже 15 лет тому как) насчет этого возмущаются громогласно.
Парфри - прославленный этнограф радикального люда и редактор нескольких антологий (среди которых знаменитая Apocalypse Culture, давшая название культурному направлению). Другую такую антологию Парфри выпустил совместно с Блэком: Rants and Incendiary Tracts, Voices of desperate illumination 1558 to present (1989). Книжка достаточно интересная тем, что труды анархистов и левых радикалов идут страница в страницу с сочинениями Хомейни, Селина и Эзры Паунда. Расплодившиеся к середине 1990-х в невероятном количестве жандармы от полит-корректности написали на эту книжку (и Боба Блэка в целом) чудесный донос; и назвали его "Анархо-интегрализм". Трактат сей (как и все нападки на Блэка со стороны европейских левых) являет собой достаточно смешной артефакт культурных мискоммуникаций. Дело в том, что европейские левые живут на гранты от правительственных и парламентских организаций; и обвинить кого-то в полит-некорректности (а тем паче, в антисемитизме) значит лишить его партию средств к существованию. Поэтому такие обвинения принимаются серьезно; и с обвиненным перестают общаться (однако обвинения во вторичной ассоциации с фашистом - "такой-то фашист, потому что его видели как он разговаривает известным фашистом" - действуют не менее эффективно). А в Америке всем похуй.
Политическая позиция самого Блэка была лучше всего изложена самим Стэнгом в предисловии к "Упразднению работы" - "...он не справа и не слева от центра; он находится на той отдаленной точке ПОСЕРЕДИНЕ между правым и левым на том том месте, где смыкается образуемая ими окружность. Блэк левее самого правого и правее самого левого; в такой степени, что эти мелкие различия теряют смысл. В Книге Субгения эта позиция объявляется официальной позицией Церкви. И действительно, анархо-интегрализм.
Именно эту позицию взял за образец Адам Парфри, легитимизовавший ее в качестве нишевой субкультуры. В американских книжных магазинах спешно открывают полку с надписью "Apocalypse Culture" - для таких вот продуктов; которые с каждым годом делаются все популярнее и обыденнее.
Еще был Loompanics, "лучший книжный каталог в мире", как гласит его собственный рекламный лозунг. Loompanics - издательство, распространяющее свои продукты через колоссальных размеров каталог; наполненный, в основном, руководствами полубандитского содержания - "как подделывать документы", "как воровать кредитные карты", "как спрятать труп"; и прочей метафизической похабщиной. Издается это не для бандитов, а для той же цели, для которой "Повареная книга анархиста" - для того, чтобы задроченный и малахольный офисный работник мог хотя бы на мгновение ощущить себя благородным террористом, бандитом и фальшивомонетчиком. Использовать "Повареную книгу анархиста" для какой-нибудь еще цели, как известно, весьма глупо; и даже опасно. Добрая половина рецептов в такого сорта литературе (типа рецепта добывания LSD из бананных корок) абсолютно бесполезны, добрая часть из оставшихся просто вредны, а неплохая часть (в частности, многие бомбы и взрывчатые смеси) гарантированно взорвутся не там, где хочется, а непосредственно в процессе изготовления. Такая вот "self-help" и "self-empowerment". На русский это дело переводится, я думаю, само-омощнение.
Одним из популярных авторов само-омощнения для Лумпаникса был Джим Хогшир; автор книжки "Опиум для народа: практическое руководство к выращиванию мака и производству опия". Книжка эта замечательна среди прочего тем, что за ее покупку (и в опровержение неверных утверждений, которые в ней содержались) одного человека посадили на 20 лет.
В конце февраля 1996 года, Боб Блэк приехал в Сиэттл для статьи об издателях издательства Лумпаникс. Блэка, для экономии денег, вписали на квартиру к Джиму Хогширу. Хогшир был настоящим энтузиастом лучшей жизни через химию; он издавал самиздатский журнал "Pills a-go-go" про то, какие колеса можно есть, и зачем; даже питался исключительно химикалиями. Еще он был мусульманин, радикальной ориентации, и требовал немедленного уничтожения государства Израиль. Если бы у Блэка был Интернет, он мог бы узнать все это заранее - Хогшир довольно много писал в Юзнет, и его сообщения были, прямо скажем, однообразны - весьма и весьма.
Что произошло в гостях у Джима Хогшира, сказать трудно. С одной стороны, мы имеем весьма внятный, убедительный и хорошо написанный очерк Блэка - "Свидание с Джимом Хогширом". С другой стороны, мы имеем рассказ самого Хогшира, в пересказе третьих лиц (отношения Хогшира с английским языком прохладные, как легко видеть из его статей в Юзнете; соответственно, и про историю с Блэком он нигде внятно не рассказал).
Обе версии реальности сходятся в одном - Хогшир обиделся насчет религии и угрожал Блэку ружьем, а затем выкинул его из своего дома. Блэк, оказавшись посреди незнакомого города в 2 часа ночи и в крайнем расстройстве чувств, не нашел ничего лучшего как пойти в полицию и рассказать ей гадости про Хогшира. У Хогшира сделали обыск, он отделался 3 днями за решеткой и штрафом; а Блэка подвергли жестокому остракизму.
Блэк оправдывал стук на Хогшира тем, что тот мог (и собирался) убить его из ружья; и сам наябедничал в полицию первый; а Хогшир объяснял, что Блэк приставал к его жене. Поверили, почему-то, Хогширу. Сотрудничество и дружеские отношения с Лумпаникс и с Feral House Адама Парфри прекратились, как не бывало.
Все отношения Блэка с маргинальным сообществом на этой истории закончились навсегда. Впрочем, и само сообщество, сформированное почтовыми рассылками и адресными директориями наподобие "High Weirdness by Mail" и "Factsheet 5" вскоре стало анахронизмом - однако Интернет.
Интересно, впрочем, что ничего подобного маргиналам Блэка, Косси и Стэнга, в Интернете не откристаллизовалось. Причина этого, видимо, лежит в интернет-буме 1997-2000 годов, когда каждый, кто знал куда совать кабель от модема, мог сделать миллион, продавая рекламу на хоумпэйдже.
Букчин, впрочем, почувствовал опасность своей системе со стороны аутсайдеров первым, и нанес упреждающий удар, книжкой Социальный Анархизм или Поверхностный Анархизм - Непреодолимая Пропасть (1995). В которой книжке рассказывалось, что раньше все было как надо, а сейчас хуй знает откуда полезли какие-то непонятные и непонятно чего хотят, наверное притворяются; а во всем виноват Макс Штирнер.
Ответом Букчину стали последние, на настоящий момент, книги Блэка - Anarchy After Leftism и Withered Anarchism (игра слов: "Withered Anarchism" значит увядший анархизм, "Whither Anarchism" (куда, анархизм) название статьи Букчина. Блэк выступает в роли теоретика анархии (ссылки в Withered Anarchism занимают чуть ли не половину текста), воюя с Букчиным на его же территории. Расклеить листовку было бы куда эффективнее, ага, но время прошло.
Удивительно, но анархизм, возникший как отказ от авторитетов и самой институции авторитета, немедленно оброс авторитетами. Авторитетами тем более идиотскими, чем безжизненнее и окаменелее становится идеал анархии; а идеал анархии в окружении таких авторитетов ничем другим стать не может. Получается, что окаменение авторитарной интеллектуальной структуры, окружающей анархизм, стимулирует вырождение самого анархизма, и одновременно им стимулируется. Это не только к анархии относится, конечно.
Боб Блэк, полицейский осведомитель, гениальный философ, комедиант, сутяжник и скандалист, никогда не станет авторитетом. И это, наверное, самое главное что может быть.