Еще были Клубы Любителей Фантастики. И писатель Ефремов
Это была удивительная, патологически недружелюбная к читателю литература. В фантастике реализовали себя недоучившиеся философы, непризнанные мистики, неудавшиеся изобретатели. У всех этих людей были идеи; а в большинстве случаев - ничего кроме.
У Парнова были идеи, у Ефремова были идеи, у Генриха Альтова были идеи, даже у писателя Эдуарда Геворкяна была, как впоследствии выяснилось, идея. (Одна, но довольно пламенная - подать в суд на бесплатные библиотеки, в видах повышения гонорара). Сущность этих идей выяснилась довольно скоро после окончания советской власти. Парнов, Еремей Иудович, не снискавший читательской любви на поприще литературном, оказался вдохновенным автором энциклопедий оккульта и уфологии. Альтов, под именем Альтшуллер, еще в советские годы составил конкуренцию Щедровицкому в области общей теории немедленного решения любых задач; созданная им секта под названием ТРИЗ пыталась запатентовать, в качестве иллюстрации метода, доказательство теоремы Ферма.
Употреблять эти тексты в качестве развлекательного чтения было невозможно, но это не преполагалось. Беллетристика того же Альтова является сухой беспомощной иллюстрацией его философских идей в области общей теории изобретений. Совписовская научная фантастика поздне-советских времен относится скорее к философии (если философом считать Щедровицкого) или к оккульту (и в таком случае придется объявить основоположником НФ Рериха и Даниила Андреева).
Конечно, были переводы, был Илья Варшавский, братья Стругацкие, Булычев и прочие достойные люди, мизерно изданные сочинения которых были доступны вдесятеро дороже номинала и только на черном рынке. Но в качестве массовой литературы почтенной публике предлагались сочинения крипто-оккультиста Парнова, Еремея Иудовича, сотнями тысяч штук.
Нерусская фантастика решает психологические проблемы читателя, создавая миры, в которых читателю (покрытому прыщами хилому очкарику онанисту) комфортно себя ощутить. Советская фантастика решала свои проблемы за счет читателя - люди, глубоко ущербные интеллектуально и физически, пропагандировали среди очкарика онаниста свои ущербные, болезненные и просто идиотские соображения. Наследники совписов, искренне ненавидящие "проклятый совок" вообще и Парнова, Еремея Иудовича, в частности, решают похожими методами ту же самую художественную задачу - впаривая несчастному очкарику свое собственное (в лучшем случае религиозное, а в большинстве ситуаций так просто сектантское) видение реальности. Под видом, типа, развлекательной литературы.
Пост-перестроечный автор фантастики это организм, паразитирующий на разлагающемся корпусе братьев Стругацких; но на этом его родство со Стругацкими оканчивается. В остальных проявлениях это существо больше сродни Парнову, Еремею Иудовичу - с той лишь разницей, что вместо полупереваренного марксизма напополам с уфологией, гражданин извергает из себя номер за номером содержание подшивок журнала Огонек под редакцией Коротича - от изобличений ужасов сталинизма плавно переходя к необходимости православия и обратно к ужасам. С экскурсиями в сторону альтернативной истории (Суворова по преимуществу), полной еще более ужасных ужасов.
Японцы придумали для обозначения "хилого очкарика онаниста" специальное ругательство - отаку. И когда поколение пост-перестроечных отаку выросло и перестало покупать бумажный продукт, пост-перестроечный автор оказался невостребован - новая генерация отаку со свойственным отаку истерическим энтузиазмом поклоняется Сталину, Ивану Грозному и Чингиз-Хану; и проклинает капитализм, Америку, и макдональдс. Популярное среди журналистов "скинхедское движение" создается стараниями журналистов, но в основе его лежит тот же импульс, который заставляет отаку переодеваться в хоббитов. Отаку ненавидит реальность, в которой у него нет ничего, кроме прыщей и онанизма; и вожделееет ир-реальность (кое-кто скажет - ур-реальность), в которой у него есть меч, бластер, полуголая красотка и Великая Идея, ради которой можно эти устройства употребить. Идея, ради которой можно умереть.
Героический архетип западной сайнс-фикшн отвечает в точности тем же психологическим механизмам, которым отвечала гитлеровская пропаганда. Гениальный Норман Спинрад блестяще пародировал Хайнлайна и его эпигонов в романе "Железная мечта", приписанном Гитлеру, и синтезировавшем патологически бездарную и столь же вирулентную стилистику и идеи Хайнлайна времен Puppet Masters с людоедскими теориями немецких нацистов и американских теоретиков "холодной войны". Бездарность, фашизм и банальное, пресное каннибальство всей американской жизни и философии лучше всего отражается именно в американской фантастике - недаром Хайлайн в Америке и по сей день остается авторитетом и учителем жизни миллионов, не меньше, чем у нас Лев Толстой. В сущности, американская фантастика есть единственно честный жанр об американской жизни; единственно честный, единственно патриотический и несомненно наиболее людоедский.
Востребованность и неизбежность анти-американизма в русской фантастике не нуждается в доказательствах. Надо ли упоминать, что первый русский патриотический дискуссионный клуб в Интернете был открыт на сайта фантаста Юрия Никитина? И породил, путем почкования, все остальные национал-патриотические сервера и сайты.
Перелом случился где-то в середине 1990-х. Коллективный пост-перестроечный Еремей Парнов выпускает сборник "Время учеников" с домотканными продолжениями трудов братьев Стругацких. Аналогичные жесты совершались несколькими годами раньше среди любителей самодеятельной песни - постоянные (чуть ли не ежемесячные) фестивали для демонстрации бескорыстной любви к демократическому движению и лично Б. Ш. Окуджаве. Рассказывают, что на один из праздников в честь Окуджавы приехал сам Окуджава и ничтоже сумняшеся исполнил песню "Дураки обожают собираться в стаи, впереди главный - во всей красе". Окуджава не знал, что перед ним выступал известный бард Вадим Егоров, с песней "Летит наш певчий клин, которому названья нету, и впереди вожак, которого зовут Булатом". Теперь таким же провербиальным дураком оказался Борис Стругацкий, руководивший литературным процессом, в результате которого пост-перестроечный эстаблишмент окончательно утвердился, окостенел и застыл в своем окостенении. Крепко державший все коммерческие издательства и всех коммерческих распространителей, коллективный Еремей Парнов не смог предложить читателю ничего, кроме вялых регуржитаций никому неинтересных Коротича и Льва Разгона. Особенный цинизм ситуации добавлял выбор материала - цитаты из Разгона и Коротича, напополам с оголтелым цинизмом в духе "ворюги милей, чем..." и религиозной пропагандой, вкладывались в уста персонажей Стругацких. Персонажей, как ни крути, героических, цельных, незнакомых ни с цинизмом, ни с христианством, высеченных из одного куска и не в пример добротнее, чем картонные поделки "учеников". Прочтение этой книги приводит в ступор - примерно такое же недоумение испытывает читатель Сорокина, когда комсомольцы и ветераны Великой Отечественной Войны начинают рассказывать про отжатие из говн сока у родной мамочки, или с криками "Напихо червие" засовывают в тело уборщицы червей и слизь.
Разоблачение кровавого сталинизма и русского имманентного рабства интересно людям, искалеченным перестройкой; но эта возрастная категория читает только Акунина и Полину Дашкову. А целевая аудитория фантастов - отаку - не интересуются разоблачениями героического мифа, они интересуются героическим мифом. И в тот именно момент, когда коллективный демократический Еремей Парнов 1990-х достиг окончательного обронзовения - он обнаружил, что никому больше не интересен.
Наиболее чуткие авторы из этого выводка почуяли изменение литературного климата довольно рано; почуяли и немедленно дезертировали. Забавное случилось с Вячеславом Рыбаковым - изобретатель русской космической оперы и оголтело (до сектанства и патологии) либеральный фантаст начала 1990-х в 2002 году опубликовал повесть "На будущий год в Москве", замечательную анти-демократическим, анти-рыночным и анти-американским пафосом, подобный которому встречается лишь в газете Завтра (и то не в каждом номере). Расплевывание с демократической общественностью и публичные акты неуважения к Рыбакову не замедлили себя ждать; зато и тиражи подросли.
Что уж говорить об авторах, не вложивших символического капитала в демократические убеждения. Антиамериканизм в русской фантастике процветает, в форме космической оперы по преимуществу. Это жанр героический по определению (и по определению безыдейный). Неудивительно, что при власти совписов, равно как и после, когда литературное поле определялось демократическими наследниками Еремея Парнова, никаких космических опер в России не позволялось. При коммунистах больше переводили пародии на космические оперы (Шекли, Бестера), чем оригинал, а сам жанр считался глубоко реакционным и вредным для подрастающей молодежи.
Первая, видимо, русская космическая опера была написана Вячеславом Рыбаковым; по сюжету, на мир 21 столетия, где процветает монархия Романовых, оказывают растлевающее влияние победившие коммунисты из соседнего (искусственного) пространства, где произошла социалистическая революция; а причиной зла оказался Карл Хаусхофер, основатель геополитики и известный нацист-эзотерик. В роли второстепенного злодея выступает Ельцин Б.Н.
Конфликт между национал-патриотизмом, неизбежным в космической опере, и демократическими убеждениями, экстернализуется в виде конфликта между миром победившей социалистической революции и национал-патриотической православной благостью, которая наступила без ее вмешательства. В конце 1990-х этот конфликт экстернализуется дальше - национал-патриотическая православная благость мирно сосуществует с благостями социализма, а второй стороной конфликта оказываются носители "общечеловеческих ценностей", американцы либо европейцы (либо непосредственно, либо, как у Лукьяненко, замаскированные под лицемерных общечеловеков-инопланетян).
Новое поколение фантастов (публикующихся самотеком в "Армаде" у "Альфа-книги") , похоже, даже не подозревают о сомнительном статусе патриотизма, да и жанра космоческой оперы в целом. Право, жаль, что озабоченные политкорректностью либеральные церберы от научно-фантастического критицизма не читают ничего малотиражного и непафосного, иначе их давно уже, ко всеобщей радости, хватил б кондратий.
Космическая опера, в последние 3-4 года, есть жанр основной и практически обязательный к исполнению. Космическую оперу (самого что ни на есть национал-патриотического содержания, Проханов кусает локти) написал первый русский писатель про хоббитов Ник Перумов, ныне живущий где-то в Америке (что отчасти объясныет пафос). Она немедленно стала лидером продаж.
Другую космическую оперу написал/а Александр Зорич. Зорич (их двое, мальчик и девочка), тоже пионер в жанре с мечами, магией и мифическими разумными расами. В свое время ими было опубликовано восемь томов про мечи и магию, потом еще два тома исторических про герцога Карла Бургундского, а теперь вот космическая опера: "Без пощады" и "Завтра война". Третий (последний) том обещается, а также компьютерная игра.
Центральный мотив русской космической оперы (конфликт между русским патриотическим имперским партикуляризмом и геноцидальным лицемерием "общечеловеков") у Зорича не выражен, за отсутствием общечеловеков. Вместо этого, человечество претерпевает регрессивную эволюцию, и одновременно дробится: люди спонтанно возвращаются к формам мышления, свойственным предкам. Две самые сильные фракции (иранцы, регрессировавшие к зороастризму, и русские, вернувшиеся к 1970-м годам XX века) воюют, непонятно почему. При этом иранцы занимаются невнятными технологическими манипуляциями на какой-то планете, сильно напоминающей Зону из "Пикника на обочине", и населенной манихейцами (злейшими врагами зороастрийцев, из той же примерно эпохи).
Относительный коммерческий неуспех Зорича (сравнительно, например, с Перумовым) понятен - прыщавому очкарику хочеся мочилова американцев, а его грузят культурологическими загадками. Но за культурологическим загрузом у Зорича скрывается интересная (и не факт, что осознанная им самим/ой) рефлексия.
Из общечеловеческих утопий начала и середины 1990-х наше общество регрессировало к представлению об осажденном лагере, популярному в самые мрачные годы сталинизма. Этот процесс (весьма милый, я не сомневаюсь, сторонникам консервативной революции) в фантастике проявился особенно ярко - в последние 3-4 года фантастическая литература сил нет радует всех сторонних мракобесия, ксенофобии и расизма. Место, где Перумов, Володихин и другие писатели делают вкусные бабки из мракобесия, ксенофобии и клерикализма, Зоричами используется в качестве испытательного полигона.
Идея "национализма вообще", "мракобесия вообще" и "ксенофобии вообще" в качестве позитивной ценности не особенно популярна - можно сослаться разве что на "цветущую сложность" К. Леонтьева, нео-евразийство А. Дугина и самые радикальные проекты западных Новых Правых и национал-анархистов. Лозунг "ксенофобы всех стран, объединяйтесь" (против "общечеловеческих ценностей") озвучивался в истории считанное число раз. Каждый сверчок хвалит свой шесток, а самый задроченный, тупой и прыщавый ксенофоб предпочтет общечеловеков другому (не менее прыщавому и задроченному) ксенофобу. Это неправильно, товарищи. Но в конфликте имперского партикуляризма с общечеловеческим, вторая сторона неизбежно представлена фронтом объединенных ксенофобов - "цветущей сложностью" Леонтьева в войне с планетарной Кока-Колой и Макдональдсом. В войне лапифов и кентавров могут победить только нефтяные олигархи.
Создание, культивация эстетик партикуляризма - ксенофобии, мракобесия, тоталитаризма - необходима для конструкции политического и культурного фронта, который один только и сможет противостоять глобальному Макдональдсу.
Вклад Зоричей в это благородное дело несомненен.