13 января было 110 лет со дня рождения Нины Викторовны Пигулевской Нина Викторовна Пигулевская (1894-1970)РОЛЬ Н.В.ПИГУЛЕВСКОЙ В СОХРАНЕНИИ И РАЗВИТИИ НАУЧНОЙ ТРАДИЦИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ХРИСТИАНСТВАВ. В. КОЖИНОВ о Н. В. ПИГУЛЕВСКОЙ...Между тем хорошо известно, что в те времена иудаизм был непримиримо враждебен к христианству. Это основательно доказано наиболее выдающимся из русских историков средневекового Ближнего Востока Н. В. Пигулевской (1894-1970), чьи работы получили высшее всемирное признание.
Нельзя не сказать хотя бы кратко о ее судьбе, ибо эта судьба --также неотъемлемая часть отечественной истории. Прямую причастность исторического знания, историографии к самой истории необходимо понять и оценить. Нет сомнения, например, что русские летописи XI - XVII веков играли в свое время очень существенную <практическую> роль, определяя направление деятельности князей и, затем, царей, а также воевод, бояр, церковных иерархов и наиболее видных купцов и промышленников. Если учесть, что даже до нашего времени дошло более 1500 летописных текстов (их было, без сомнения, намного больше, но они гибли во время войн, восстаний, пожаров), станет ясно громадное значение историографии в жизни Руси. Но, конечно же, историческая наука являлась и является чрезвычайно важной составной частью самой истории и в позднейшие времена. Можно бы убедительно показать, что правительство России и в XVIII, и в XIX, и в начале XX века уделяло очень большое внимание развитию историографии. И, пожалуй. еще более активно отнеслись к исторической науке те, кто пришел к власти в России в 1917 году. Это ясно видно по судьбе русских историков и, в частности, Н. В. Пигулевской.
Н. В. Пигулевская была лучшей ученицей крупнейшего русского гебраиста П. К. Коковцова (1861-1942; умер в блокадном Ленинграде). В 1920-х годах вышли в свет ее первые работы. Но в конце 1920-х годов она была арестована (между прочим, в одной <подследственной> группе с М.М. Бахтиным) и отправлена в Соловецкий лагерь. Это было одним из проявлений тогдашней тотальной программы уничтожения основ русской культуры; выше уже упоминалось о широкомасштабных репрессиях 1929-1930 годов, обрушившихся на многих виднейших
представителей исторической науки во главе с академиком С. Ф. Платоновым. Сейчас начинают появляться первые <расследования> этой злодейской акции.
В июне 1929 года атаку на русских историков в Академии наук предприняла специальная <Правительственная комиссия> под руководством члена Президиума ЦКК (Центральной контрольной комиссии) ВКП(б) Я. И. Фигатнера; в октябре по настоянию Фигатнера- сообщается в нынешнем <расследовании> этой атаки,-<срочно прибыли председатель Центральной комиссии по чистке Я. X. Петерс и член президиума той же комиссии Я. С. Агранов (то есть уже из верховных кадров ОПГУ-В.К.)... В настоящее время нам известны имена почти полутора сотен человек, арестованных в период с октября 1929 по декабрь 1930. Наверняка учтены не все... Две трети арестованных - историки и
близкие к ним музееведы, краеведы, архивисты, этнографы[111]>.
Главным <обвиняемым> комиссия Фигатнера сделала выдающегося историка С. Ф. Платонова (1860-1933) - ученика К. Н. Бестужева-Рюмина (1829-1897) и В. О. Ключевского (1841-1911). И напомню хотя бы несколько имен его арестованных тогда <подельников>: С. В. Бахрушин, С. Б. Веселовский, Ю. В. Готье, Б. Д. Греков, М. Д. Приселков, Б. А. Романов, Е. В. Тарле, Л. В. Черепнин. Эти люди, как и целый ряд других подвергшихся в то время аресту - цвет русской исторической науки. Если бы они исчезли, развитие этой науки попросту прекратилось бы (оно и в самом деле почти полностью остановилось тогда на несколько лет); новым поколениям историков не у кого было бы учиться.
( Read more... )
Однако в какой-то последний момент в ход дела вмешалась пока до конца еще не ясная сила: <Как ни старались, однако, опорочить Платонова и его коллег, что-то застопорилось, надломилось в, казалось бы, хорошо отлаженной машине следствия[115]...>. И исчезнувшие историки постепенно начали возвращаться; к 1937-1938 гг., когда, в свою очередь, были репрессированы Фигатнеры и Аграновы, Зайдели и Фридлянды, почти все арестованные в 1929-1930 годах уже работали; почти все, ибо несколько историков старшего возраста - в том числе и С. Ф. Платонов - скончались до <реабилитации>... Кстати сказать, иные продолжали работать и в ссылках, и даже в тюрьмах; С. Ф. Платонов 9 июля 1931 года сообщил дочерям (которые также были вслед за ним арестованы) из камеры: <...разобрал кое-что из моих бумаг... Выяснены некоторые родословные[116]...>.
Вернувшиеся создавали и публиковали новые труды, работали с многочисленными учениками, готовили к изданию сочинения своих учителей и скончавшихся соратников; так, в 1937-1939 годах вышли в свет важнейшие работы В. О. Ключевского, С. Ф. Платонова, А. Е. Преснякова, П. Г. Любомирова (которые еще недавно оценивались как <контрреволюционные>). Многие возвратившиеся из небытия стали членами-корреспондентами и академиками, лауреатами и орденоносцами... И без этого <поворота> не было бы, без сомнения, тех достижений русской исторической науки 1960-1980-х годов, которые осуществили ученики <реабилитированных> к 1937 году ученых. В этом повороте выразилось то историческое движение, о котором в присущем ему заостренном стиле говорит в своем удивительном сочинении <Бесконечный тупик> (1989) наиболее яркий и глубокий мыслитель нынешнего молодого поколения России Дмитрий Галковский (родился в 1960 году). Он как бы подводит итог с точки зрения своего поколения:
<Какой год был самым счастливым за последние сто лет русской истории? Страшно вымолвить, но 1937... 37-й это год перелома кривой русской истории. Началось <выкарабкивание>... 1937 - это год смерти революционного поколения. Свиньи упали в пропасть. Конечно, прогресс после 1937 можно назвать прогрессом лишь в соотнесении с предыдущей глубиной падения. Но все же...> (с. 668-669).
Среди историков, вернувшихся после ареста и осуждения (в 1929 году) в науку, была и Нина Викторовна Пигулевская. Сначала она смогла (в 1934 году) поступить на работу только в далекий от ее интересов Институт истории науки и техники, но в 1937 году стала научным сотрудником Института востоковедения. В 1938 вчерашней заключенной была присуждена (даже без защиты) степень кандидата наук, а уже в 1939 - доктора и после войны, в 1943 году - звание профессора; в 1946-м она была избрана членом-корреспондентом Академии наук. Во время ленинградской блокады Н. В. Пигулевская была заместителем директора Института востоковедения и исполняла свои обязанности с истинной самоотверженностью. С 1952 года она стала заместителем председателя (фактически руководителем) существовавшего с 1882 года Российского Палестинского общества и ответственным редактором одного из самых высококультурных ежегодников - <Палестинского сборника>.
Сей экскурс в драматическую и даже трагедийную историю русской исторической науки в 1920-1930-х годах имеет, быть может, не вполне очевидную, но глубокую связь с той столь давней эпохой, о которой идет речь в моем сочинении...Нина Пигулевская. ИЗ ИСТОРИИ СОЦИАЛЬНЫХ И РЕЛИГИОЗНЫХ ДВИЖЕНИЙ В ПАЛЕСТИНЕ В РИМСКУЮ ЭПОХУ (1923)Древняя религия Израиля прошла много стадий развития и претерпела много изменений, но на всем протяжении эволюции сохраняла верность одному принципу - закону. Христианская община, зародившаяся в недрах иудаизма, осознала себя как новое явление лишь после того, как вопрос об ее отношении к закону был поставлен на принципиальную основу. Проповедь Павла из Тарса победила обрезание, а с ним и другие установления "Моисеева закона" были признаны необязательными для христиан. Разрыв этот подготовлялся еще до Павла деятельностью апостола Петра и диакона Стефана. Это было прямым следствием того положения, которое занял Иисус, связавший свою деятельность с народными массами Палестины и вызвавший этим протест господствующих кругов. Новый завет как источник не разрешает тех противоречий, которые он констатирует. Действительно, как объяснить, что за Иисусом ходили толпы, между тем как постоянные споры между ним и книжниками и фарисеями не прекращались; как объяснить вечные упреки Иисусу в несоблюдении им закона, враждебное настроение в правоверной иудейской среде, нарастание которого привело к Голгофе. Кто составляет ту толпу, которая теснится вокруг Иисуса, следует за ним в пустыню и которую евангелисты называют "чернью" (ochlos), "грешниками" (hamartoloi), за общение с которыми так упрекают Иисуса фарисеи. Чем объяснить резкое расхождение народа и фарисеев в отношении к Иисусу; в чем были разногласия Иисуса и народа, с одной стороны, книжников и фарисеев - с другой? Обе стороны стояли на глубоко религиозной точке зрения, и из религиозного сознания возникали упреки фарисеев Иисусу и отповедь Иисуса книжникам. Но религиозное сознание образованных кругов и народных масс не совпадало. Их отношение к закону было различным.
( Read more... ) Тщательность, с которой и книжники, и фарисеи старались соблюдать десятину, по данным Евангелия, ставит их без всякого сомнения в ряды haberim, которые из тех же соображений тщательного сохранения десятины избегали покупок у 'am-ha'ares'. Что последний был связан с земледелием, непосредственно имел дело с хлебом, говорят и такие тексты Мишны [15], в которых женщина-соседка 'am-ha'ares' заходит к женщине соседке haber за ситом для зерна, за ситом для муки или остается у нее перемалывать на ручной мельнице муку. Этим мы, конечно, не хотим сказать, что haberim не встречаются в среде сельского населения, нет, многие равви, фарисеи, книжники были или ремесленниками, или земледельцами, но только сам 'am-ha'ares' по преимуществу являлся сельской массой. С этой точки зрения представляется многозначительным следующий текст. Равви Елиезер говорит: "Если бы мы не были им нужны для торговых дел, они убили бы нас" [16]. Равви Елиезер, деятельность которого относится к последней четверти I в., является, следовательно, свидетелем того, что 'am-ha'ares' сам непосредственно торговли не вел, а нуждался для этого в других. Некоторые исследователи хотят в этих словах видеть только помощь грамотных людей 'am-ha'ares' в деле составления торговых договоров, контрактов, а не ведения самой торговли, но прямым смыслом текста это не подтверждается.
Городское население, как более грамотное и культурное, в большей степени связано с торговлей, чем крестьянская масса, а это создает естественную зависимость последней от первого, а с зависимостью и ненависть. Именно это обычное противоречие между городом и деревней и вскрыто в словах равви Елиезера.
'Am-ha'ares' как земледельцы неохотно выполняли постановления о десятине, а это ставило их в положение неблагочестивых. В еще большей мере брезгливость к ним законников вызывалась их пренебрежением к законам, касающимся чистоты пищи, сосудов, чистоты самих людей. В трактате Edijoth, I, 14 [17] мы находим длинный спор между школой Гиллеля и школой Шаммаи о том, какой сосуд может сохранять чистоту, и о том, что каждый сосуд в руках 'am-ha'ares' представляется нечистым. Словно защищая народ, возражает Иисус против мелочного хранения чистоты сосудов: "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! Очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их" [18]. В трактатах Schebuoth, 5 и Thoroth, 74, 85 указывается, что все, до чего касалась женщина 'am-ha'ares', вошедшая в дом haber, считается нечистым, даже если она зашла для того, чтобы вынести своего ребенка или выгнать скотину. Дом остается чистым только в том случае, если ей не разрешили в нем медлить. Как должна была в этом отношении колоть глаза книжникам простота и терпимость Иисуса, когда, например, женщины приносили ему детей или когда он касался заведомо нечистых людей, прокаженных и т. д. Дело доходило и до открытых упреков с их стороны за несоблюдение Иисусом и его учениками установления старцев о чистоте [19]. "Собрались к нему фарисеи и некоторые из книжников, пришедшие из Иерусалима; и увидевши некоторых из учеников его, евших хлеб нечистыми, то есть неумытыми, руками, укоряли. Ибо фарисеи и все иудеи, держась предания старцев, не едят, не умывши тщательно рук; и пришедши с торга, не едят не омывшись. Есть и многое другое, чего они приняли держаться: наблюдать омовение чаш, кружек, котлов и скамей. Потом спрашивают его фарисеи и книжники: зачем ученики твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб? Он сказал им в ответ: хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исайя, как написано: люди сии чтут меня устами, сердце же их далеко отстоит от меня, но тщетно чтут меня, уча учениям, заповедям человеческим; ибо вы, составившие заповедь божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш и делаете многое другое, сему подобное". И, призвав весь народ, говорил им: "Слушайте меня все и разумейте: ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека; если кто
имеет уши слышать, да слышит!.."
Совершенно очевидно, что, отвечая на поставленный вопрос - "почему его ученики не поступают по преданию старцев", - Иисус решает его
принципиально. Сперва он указывает на значение заповеди, в противоположность человеческому преданию, а затем, обращаясь к народу,
как бы облегчает ему иго закона чистоты: "Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его". Еще подробнее развивает он эту
мысль наедине с учениками [20]. Он решает вопрос коренным образом: отрицает за установлениями внешней чистоты внутреннюю правду.
В тесной связи с нарушениями закона о десятине и с несоблюдением чистоты стоит общее презрение и пренебрежение к 'am-ha'ares',
которое мы находим в раввинистических памятниках. Запрещается быть его попутчиком, не следует доверять ему тайны (Pesahim, 3 : 8,
fol. 49b). "Равви учили: не следует жениться на дочери 'am-ha'ares', потому что они сами отвратительны, их жены отвратительны, а
относительно их дочерей сказано так: проклят сожительствующий с животным" [21]. В трактате Berakhoth, 7, fol. 47b сказано: "Не
молись перед едой с 'am-ha'ares' ", что равносильно запрещению совместного вкушения пищи [22]. Именно в этом отношении резко
расходилось поведение Иисуса со взглядами законников, так как он не гнушался возлежать за одним столом с грешниками. "И когда Иисус
возлежал в доме [мытаря Левия], возлежали с ним и ученики его, и многие мытари, и грешники; ибо их было много и они следовали за
ним. Книжники и фарисеи, увидев, что он ест и пьет с мытарями и грешниками, говорили ученикам его: как это он ест и пьет с мытарями
и грешниками. Услышав, Иисус говорит: не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Я пришел призвать не праведников, но грешников
на покаяние" [23].
Взгляды Иисуса в этом случае резко расходились со взглядами законников и учителей. Обычное мнение законников выразил равви Гиллель,
Это ему, известному мягким характером, гуманными взглядами и широкой терпимостью, которые позволили Францу Деличу сравнивать его с
Иисусом [24], приписываются слова: "Невежда не боится греха, 'am-ha'ares' не может быть праведным" [25].
Итак, по Гиллелю, расцвет деятельности которого относится к последним десятилетиям I в. до н. э. и к первому десятилетию I в. н. э.,
боязнь греха, которая представляется добродетелью для автора Псалмов Соломона, как и вообще для всего религиозного иудейства, не
свойственна невежде (bor- , т. е. человеку, неосведомленному в законе. За 'am-ha'ares' же не признается возможность быть праведным.
По этому можно судить, что еще в I в. до н. э. к 'am-ha'ares' сложилось определенно отрицательное отношение, причем bor и ·'am-ha'
ares' не случайно стоят рядом: "невежда" и "народ земли" и в других случаях являются понятиями, легко заменяющими друг друга
(например, Sota, fol. 22a). Этот взгляд Мишны на народ как на массу, совершенно неосведомленную в законе, усвоен большинством
исследователей. Между тем некоторые тексты вынуждают нас с осторожностью отнестись к такого рода мнению. На то, что термин "невежда"
приложим к 'am-ha'ares' лишь условно, т. е. только с точки зрения книжников, законников (talmide hakham), указывает, например,
следующий текст: "Если кто-либо читает [Тору] или повторяет [учит Мишну], но не пользуется услугами ученого, то равви Елиезер
говорит про него, что он 'am-ha'ares', а равви Самуил сын Неемана, что он невежда [bor]" [26].
( Read more... )Более чем естественно, что за презрение раввинистической, фарисейской группы 'am-ha'ares' платил ненавистью. Равви Акиба, родившийся
в 50 г. н. э. и погибший мученической смертью в 132 г., откровенно говорит о своем прошлом: "Когда я был 'am-ha'ares', я говорил:
если кто мне даст ученого, я укушу его, как осел. Сказали ему ученики: равви, скажи "как собака". Он сказал им: этот (осел) кусает и
ломает кости, а та (собака) кусает, но кости не ломает" [30].
Равви Елиезер Великий после разрушения храма отмечает особенное падение нравов: и про 'am-ha'ares' говорят, что они совершенно
"проходят и пропадают" [ 31]. Он оставил изречение, которое мы уже приводили: "Если бы мы не были им нужны для дел торговли, они
убили бы нас" [32], что вполне совпадает с признанием равви Акибы.
Один аноним говорит об этой ненависти так: "Ненависть человека 'am-ha'ares' к ученому больше, чем ненависть язычника к Израилю, а
ненависть их жен еще больше" [33].
Но и отношение книжнической среды не отличалось особой кроткостью. По крайней мере в начале III в. равви Самуил Нееман передает
следующие слова, вкладывая их в уста равви Иоханана (если это Иоханан бен Заккай, учитель Елиезера, то мы получаем I в. н. э.):
"Равви Самуил сын Неемана сказал, что равви Иоханан сказал, что (человека из) 'am-ha'ares' позволено порвать, как рыбу. Равви Самуил
сын Исаака сказал: И со спины его" [34].
В этом же роде и другой рассказ, переданный нам в Baba bathra, l : 5, fol. 8a, относящийся уже к середине II в. н. э. [35] "Равви
открыл свою кладовую в голодный год и сказал: пусть войдут знающие Писание, Мишну, Талмуд, Галаху и Аггаду, но 'am-ha'ares' пусть не
входят. Протиснулся равви Ионатан сын Амрама и, войдя, сказал ему: равви, накорми меня. Он ответил ему: ты изучал (читал) Библию -
нет; ты изучал Мишну - нет; как же мне накормить тебя. "Накорми меня, как собаку, как ворона". И он накормил его. Когда он ушел,
сидел равви и сокрушался, говоря: ой, горе мне, что я дал хлеб мой 'am-ha'ares'. Когда дело объяснилось, равви просил войти всех".
Не следует, однако, придавать приведенным текстам решающего значения; многие равви высказывают истинную любовь, терпение, кротость к
людям и проявляют истинное милосердие.
Прежде чем подвести итоги, скажем несколько слов о том, как ставился интересующий нас вопрос в предшествующих исследованиях.
Еще Суренгусием, издателем Мишны в Амстердаме [36]. были сделаны ценные заметки об 'am-ha'ares', но и он, и после него [37] все
видят в 'am-ha'ares' грубую невежественную массу, которая не может вызвать никакого интереса. Монтефиоре считает ошибочным видеть в
евангельских грешниках 'am-ha'ares', а для таких исследователей, как Буссе и Бертолет [38], этого понятия вовсе не существует.
Фридлендер в одной из своих книг [39] дал новое направление исследованию [40]. Для него 'am-ha'ares' - народ, стремящийся сбросить
иго закона, но чрезмерное увлечение эллинизмом не позволяет Фридлендеру сделать определенных выводов, для пего Иисус и Павел -
явления духа диаспоры. Дальнейшего развития его взгляды не получили [41]. Даже чуткий Шюрер только свел материалы по этому вопросу
во II томе своей капитальной книги [42]. В позднейшей литературе можно назвать лишь интересные, но без достаточных оснований
сделанные построения Константина Бруннера [43], где он ставит Иисуса рядом с 'am-ha'ares' в связи с его конфликтом с фарисеями.
Суммируем намеченные нами выводы. 'Am-ha'ares' - это иудейское простонародье, сельская масса, заклейменная презрением книжнической
среды как в Мишне, так и в Евангелиях. Выполнение закона, отягченного преданиями старцев, требовало внимания и сил, уделять которые
народ, живущий трудовой жизнью, не мог. Точная, мелочная регламентация давила его, как бремя, а на пренебрежение законников он готов
был отвечать ненавистью. Для части народа праведный фарисей мог быть идеалом. Но люди, встревоженные апокалиптическими и
эсхатологическими чаяниями, жили в смутном ожидании событий, небесных явлений и прихода Мессии. Не случайно ищут они пророка, ходят
к Иоанну, слушают Иисуса. Если фарисеи и не были единомышленниками в новых религиозных верованиях, то суровость закона, праведность
их, в которой не хватало истинной любви, отталкивали. Пропасть между праведным законником и грешным человеком была так велика, идеал
казался таким недостижимым, что перед ним рождался ужас и начиналось искание новых путей. В раввинистических слоях сохраняется
старая закваска, а Царство божие должно было подняться на новых дрожжах. В Иоанне Крестителе, Иисусе, апостолах мы видим учителей
этой народной массы - учителей, которые из нее вышли, были ей близки и ее же стремились научить истине, которая им открывалась. Если
мытари присоединились к Иисусу, то потому, что они также представлялись отрицательным явлением в глазах раввинистических групп и не
могли надеяться на спасение. Народ, проклятый за неисполнение закона, и мытари, проклятые за свою грешную жизнь, соединились в жажде
найти истину.