Там, где нас больше нет (часть первая). Там, где нас больше нет (часть первая).
посвящается Зое Черкасской,
умеющей соединять
страшное и смешное
Мне с детства казалось, да и сейчас кажется, что я ненастоящий. Что я игрушка, с которой все почему-то неправильно обращаются. Но это чувство пришло не сразу. Поначалу все выглядело иначе. Пока мой одноклассник Витя Андреев случайно не оконфузился на уроке математики.
Этот Витя мне очень нравился. Не подумайте только ничего. Он мне нравился не в томас-манновском смысле (дай карандаш, и я тебе за это Венецию покажу), а в общечеловеческом.
На групповой фотографии нашего первого класса в - 25 круглых румяных физиономий. Карикатурные гномы из диснеевского мультика про Белоснежку. И только у Вити лицо вдохновенного романтического героя. Грустные глаза и черные кудри. Таким, наверное, было лицо Байрона, когда он сидел за партой в Хэрроу и, забыв об уроке, сочинял свои первые стихи. Рядом на фотографии Валентина Петровна, наша учительница, женщина неопределенного возраста в голубом кремпленовом платье. Она укоризненно и назидательно смотрит в фотообъектив. На правой щеке большая родинка, из которой сердито торчат черные волоски.
Вите не повезло. Он пошел в школу, предварительно не выучившись читать.
Теперь по прошествии стольких лет неумение читать кажется мне безусловным преимуществом, великим даром, на который способны родители, действительно по-настоящему любящие своих детей. В книгах нечего ловить и ничего искать. Их сочиняют для того, чтобы превратить неорганизованное людское стадо в организованное. Прочитав книги, люди глупеют окончательно и тогда с ними можно делать все, что угодно.
Витя читать не умел и потому был гораздо сообразительнее всех нас. Но в школе так не считали. Витя числился отстающим. Ему стоило огромных усилий заучить буквы. Он уставал, пытался передохнуть. И тут выяснялось, что заучивать буквы недостаточно. Их нужно соединять в слова и правильно записывать. Другие уроки Витю отвлекали. На них нужно было тоже что-то заучивать, цифры, например, и тут же с ними что-то делать: вычитать, складывать, разбирать, какая из них больше другой. От всего этого у Вити голова шла кругом. Он ничего не успевал. Валентина Петровна сердилась и ставила Вите двойки.
Помню, в ноябре к нам пришла завуч младших классов Галина Павловна. Сухая старушка. Лицом она мне напоминала полярную сову. Я таких сов видел по телевизору в передаче В мире животных. На кончике носа у Галины Павловны настороженно поблескивали очки в тоненькой золотой оправе подарок каких-то благодарных родителей.
Мы сталкивались с Галиной Павловной в коридоре на переменах.
Она смотрела на нас с нескрываемой ненавистью. Если кто-то пытался бегать, она истошно кричала:
- Стой на месте! и зловеще шипела: - Дрррянь такая! Зла не хватает!
Так вот эта Галина Павловна пришла проверять, с какой скоростью мы читаем и сколько слов сможем прочесть за минуту. Всех выгнали за дверь, а потом вызывали в класс по одному, совали в руки книжку и заставляли читать вслух. Мы стояли за дверью и тряслись от страха. Некоторые то и дело бегали в туалет.
Меня вызвали одним из первых.
Я сел за парту, взял книжку и стал быстро читать сбивающимся от волнения голосом
- Не частИ! перебила меня в какой-то момент Валентина Петровна. Читай с чувством, с толком, с расстановкой!
- Чего? - не понял я.
- Чего-чего, - передразнила она. Читай, давай! Время-то идет!
Я читал до тех пор, пока Галина Павловна не сказала стоп.
- Теперь надо выяснить, - повернулась она к Валентине Петровне, понял ли он (тут она кивнула в мою сторону), что прочел. Вот (она ткнула пальцем в книгу) Что это значит?
- Что? - испугался я.
- Вслух прочти! Горе луковое! вмешалась Валентина Петровна.
- Царская Россия, - начал читать я, - была тюрьмой народов. Царь и помещики держали народы в невежестве и покорности.
- Стоп! скомандовала Валентина Петровна. Как ты это понял?
Я молчал.
- Как понял, я тебя спрашиваю?! повысила она голос.
Я в страхе покосился на массивное обручальное кольцо у нее на пальце.
- Ну, царские помещики того всех обижали особенно бедных, рабочих и кресть
- Причем тут бедные?
Я замолчал.
- Аствацатуров! Объясни нам, что значит слово невежество!
Я молчал.
- Невежество это ты! выдохнула, наконец, Валентина Петровна. Прическа тюльпан в стиле 50-х, напоминавшая огромный кукиш, яростно закачалась у нее на голове. Позор какой! Выйди и позови кто там по списку Настю Барыгину.
Потом выяснилось, что я успел прочитать 63 слова.
Я забыл рассказать, что до меня такой же процедуре подвергли Витю Андреева. Бедный Витя за минуту сумел одолеть только 4 слова.
- Хулиганство! кричала на него завуч. Нас всех уже закончили экзаменовать и запустили в класс, чтобы объявить результаты. Лодырь! Немедленно родителей ко мне! Чтоб завтра же!
Валентина Петровна, стоя рядом с Галиной Павловной, буравила Петю взглядом, словно хотел его насквозь проткнуть.
После этого случая Витю окончательно записали в отпетые. Что бы Витя ни делал его всегда ругали.
Прошел год. Витя по-прежнему отставал.
Однажды на уроке математики он вдруг расплакался.
- В чем дело? ледяным тоном спросила Валентина Петровна.
Оказалось, что Витя описался.
Об этом доверительным шепотом Валентине Петоровне сообщила Оля Семичастных, отличница. Ее посадили рядом с Витей, чтобы она его подтягивала как отстающего.
Витя описался. Он тянул руку, чтобы попроситься выйти, тянул, тянул изо всех сил, но Валентина Петровна его не заметила.
И Витя описался.
Помню, как он стоял у доски слева от стола Валентины Петровны и плакал, растирая по щекам слезы.
А Валентина Петровна, красная от возмущения, кричала:
- И не жалоби меня! Сам виноват! Если б это произошло с хорошим учеником, я бы еще поняла и простила. Но это сделал ты, лодырь и двоечник! Иди с глаз моих!
Витя, рыдая, поплелся к двери.
Мы все смотрели на него с презрением и жалостью.
Когда я пришел домой, то первым делом рассказал папе, что Витя Андреев описался.
- Да? Вот как? рассеянно ответил папа. Он читал газету, и ему явно не хотелось на меня отвлекаться. А Ваша эта, как ее, Валентина Петровна что она?
- Очень сердилась. Сказала, что если б это произошло с хорошим учеником, то она бы его простила.
Папа вытаращил глаза. И помотал головой в недоумении.
- То есть как? Так и сказала?
- А что - удивился я. Что тут неправильного?
- Правильно, правильно - сказал папа и как-то странно хохотнул. Я никогда прежде не слышал в его голосе таких интонаций. Выходит так: если ты двоечник веди себя тихо и писаться не смей! А если отличник, вроде вашего Леши Петренко то сри в штаны сколько душе угодно. Никто слова поперек не скажет!
Я испугался, услышав это. Мне захотелось, чтоб поскорее наступило лето и меня бы повезли на дачу в Комарово
Current Mood: intimidated