[ Avrom's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Avrom |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
рав Авром Шмулевич | 17:15, August 2nd 2002 |
avrom |
Размышления после ночной встречи, или о крови Машиаха
Иду ночью по хевронской касбе. В боковом переулочке - подозрительное движение, две тени Такие узенькие проулки (а и сама главная "улица" касбы шириной с груженого осла) - идеальное место для засады - нож в спину или выстрел в упор, сколько такого было уже... Передергиваю затвор, на мой окрик из темноты, прямо на автомат, выходит араб с младенцем на руках, за ним арабка мальчиком за ручку. Оба явно напуганы. Выставив младенца вперед, араб говорит: "Шалом, живем здесь", придерживая сверток, достает удостоверение личности. Здороваюсь в ответ по арабски и говорю, что все в порядке, пусть проходят. Обычно детей, как впрочем и другие тяжести, у арабов носят на руках женщины. Ребенка араб взял на руки специально для того, что бы подойти ко мне, показать, что без дурных намерений. Мне же пришло в голову - будь я на его месте, повстречайся ночью в темной, скажем, дамасской, касбе, да еще без свидетелей, с таким вот арабским вражеским автоматчиком - да хоть и не арабским! будь хоть чеченцем или афганцем и встреться с русским-советским патрулем, а даже и просто с ментом в Москве! - первым делом я бы отдал ребенка жене и отодвинул ее подальше куда, а потом бы уж шагнул под автомат, доказывать, что не террорист. И опять архетип из Берейшит: Яаков, идя на встречу со своим братом (!) Эсавом, жен и детей спрятал за собой, а сам пошел один. Еще в Танахе евреи устами наших врагов арамейцев названы "люди милосердные". За три тысячи лет репутация не испортилась. Араб был уверен, что ребенок в безопасности, плохого я ему не сделаю. Но хороша ли есть такая репутация в данной общественно-политической реальности? Сдается мне, пока нас не станут бояться, бояться панически, бояться безо всякой причины, пока в глазах наших врагов не появится тот самый, еврейский, впитанный с детства и воспитанный двумя тысячелетиями галута, страх, что запечатлен еще в глазах вышедших из местечек стариков - будет ручьями литься еврейская кровь по улицам городов - и израильских, и всяких там французских. Репутация милосердного гуманиста - вещь приятная. Но все имеет свою цену. Не пора ли, действительно, учиться у всего остального человечества? Известно ведь, что Машиах будет иметь в себе кровь Эсава, ибо меч - его , Эсава, наследственное орудие. Думаю, и данный аспект имеется тут ввиду. |
рав Авром Шмулевич | 22:26, August 5th 2002 |
avrom |
БИТЛЗ
"Разведка боем, молодость моя" "пронзительный тенор эпохи" .. И не только моей, как оказывается. |
рав Авром Шмулевич | 22:52, August 5th 2002 |
avrom |
Аль Илляха-а
|
рав Авром Шмулевич | 22:53, August 6th 2002 |
avrom |
Арабы
Помню, в первый мой год в Израиле первый человек, кого я встретил рано утром в первый день Элула, на подъеме из святого города Хеврон в Кирьят-Арбу, был ехавший на снежно-белом осле арабчонок в майке с надписью на иврите "Цваот Ха-Шем" - "Воинство Г-сподне". А в день выборов, когда победил Нетаньягу, я увидел в самой глубине Хевронской касбы, в месте, куда еврейская нога ступала редко, в арабской парикмахерской, огромный плакат с портретом Нетаньягу. Но самое лучшее воспоминание в этом роде: в день, когда победил Рабин, мы возвращались после вечерней молитвы из Меарат-ха-Махпела (Гробницы Праотцев), а впереди шла группа арабских детей, лет десяти, и распевала на иврите "В'шаву боним ле'гвулам" - "И вернуться сыны в пределы свои" - популярная песня религиозных сионистов на слова Танаха, пророк Ирмиягу, 31:17. |
рав Авром Шмулевич | 23:23, August 6th 2002 |
avrom |
От
Тут Михаил Александрович снова почесал в седом затылке, потянул свою беломорину, и выдал самую гениальную фразу из всех фраз по национальному вопросу, которые я когда-либо слышал: "Михал Борисыч, - сказал он. - Как бы тебе правильно пояснить? Попробую. Если они на участок войдут - мы тут все евреями окажемся". Четырнадцать лет прошло, а перед глазами все это стоит: звездная подмосковная ночь и мудрые глаза Михаила Александровича... http://www.livejournal.com/talkread.bml?journal=pavell&itemid=163965&thread=351357 |
рав Авром Шмулевич | 19:21, August 6th 2002 |
avrom |
К дискуссиям реальности и влиятельности скинхедов.
Александр ТАРАСОВ: ПОРОЖДЕНИЕ РЕФОРМ: БРИТОГОЛОВЫЕ, ОНИ ЖЕ СКИНХЕДЫ ""... ...Пример Нижнего Новгорода особенно интересен тем, что нижегородским губернатором в то время был известный неолиберал Борис Немцов. Немцов, как известно, собирал миллион подписей против войны в Чечне а в то же самое время у него дома процветал и поощрялся расистский террор! В атмосфере попустительства движение скинов выросло до сегодняшних весьма заметных размеров и продолжает быстро расти. В Москве к лету 1998 г. было, по разным подсчетам, от 700 до 2000 скинхедов, в Петербурге от 700 до 1500, в Нижнем Новгороде до 1000 скинов, в Воронеже, Самаре, Саратове, Краснодаре, Ростове-на-Дону, Ярославле, Красноярске, Иркутске, Омске, Томске, Владивостоке, Рязани, Пскове от одной до нескольких сотен. К концу 1999 г. в Москве было от 3500 до 3800 скинов, в Петербурге до 2700, в Нижнем свыше 2000, в Ростове-на-Дону свыше 1500, в Ярославле, Пскове и Калининграде численность скинов превысила 1000 человек. Напомню, что в 1992 г. в Москве было с десяток скинов, да в Петербурге человек пять. Большинство скинов объединено в маленькие банды по месту жительства или учебы (процентов на 80 скины это старшеклассники, учащиеся ПТУ или безработные), которые, строго говоря, не являются политическими организациями. Но в Москве существуют две политизированные жестко иерархизированные скинхедские организации: Скинлегион и Blood & Honor Русский филиал (человек по 100150 в каждой). Члены обеих группировок систематически распространяют слухи, будто в их организациях состоит по несколько сот человек. Большинство неорганизованных скинов этому верит и завидует легионерам и хонорам и уважает их. В 1998 г. около сотни скинов из групп Белые бульдоги и Лефортовский фронт создали третье крупное скин-объединение в Москве Объединенные бригады 88. Объединенные бригады 88 сразу развили бурную активность на информационном фронте. Именно они издают журнал Белое сопротивление. Они также создали в Интернете сайт Русские бритологовые. В Петербурге около 150 скинов входят в организацию Русский кулак, в Нижнем Новгороде свыше 150 скинов объединены в группировку Север, в Ярославле свыше 80 скинов входят в организацию White Bears. Существуют и мелкие, но хорошо дисциплинированные и структурированные скин-группы например, Русская цель в Москве (численностью не более 25 человек). Есть даже группа наци-скин-феминисток Русские девушки. "" http://left.ru/2001/13/tarasov26.html |
рав Авром Шмулевич | 14:48, August 7th 2002 |
avrom |
Н-да... Нас, Сионских Мудрецов, обидеть может каждый. Current music: Полонез Огинского (3 replies) |
рав Авром Шмулевич | 16:48, August 7th 2002 |
avrom |
О евреях и велосипедистах
К "Был тут у нас один. Думали, еврей. А оказался пьющий человек." от (15 replies) |
рав Авром Шмулевич | 01:56, August 8th 2002 |
avrom |
Для меня здесь ничего удивительного нет. В хевронскую полицию со времен Рабина подбирали тех, кто поселенцам не симпатизирует..."похуже Мамая - свои". В свое время Сарид сказал: "Если не удалось выселить евреев из Хеврона, то мы создадим им такие условия, что поселенцы сами сбегут". Прокуратура и полиция как раз и занимается созданием таких условий. Правда, не убежал пока никто. |
рав Авром Шмулевич | 02:38, August 11th 2002 |
avrom |
Первое русское государство образовалось на переферии военной колонизации - хазарской и варяжской. И правящий слой Руси был первоначально , собственно, типа конкистадоров в новозавоеванной Америке. Еще вот - а ведь в ХХ веке не было написано неидеологизированой всеобъемлющей истории Русского государства! то есть - кроме Соловьева и Ключеввского - и нет ничего у нас. Ну, Вернардский еще, пожалуй. Экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII вв. держалось на рабовладении. К половине XII в. рабовладение достигло там громадных размеров. Уже в Х - XI вв. челядь составляла главную статью русского вывоза на черноморские и волжско-каспийские рынки. Русский купец того времени всюду неизменно являлся с главным своим товаром, с челядью. Восточные писатели Х в. в живой картине рисуют нам русского купца, торгующего челядью на Волге; выгрузившись, он расставлял на волжских базарах, в городах Болгаре или Итиле, свои скамьи, лавки, на которых рассаживал живой товар - рабынь. С тем же товаром являлся он и в Константинополь. Когда греку, обывателю Царьграда, нужно было купить раба, он ехал на рынок, где "русские купцы приходяще челядь продают" - так читаем в одном посмертном чуде Николая-чудотворца, относящемся к половине XI в. Рабовладение было одним из главнейших предметов, на который обращено внимание древнейшего русского законодательства, сколько можно судить о том по Русской Правде: статьи о рабовладении составляют один из самых крупных и обработанных отделов в ее составе. Рабовладение было, по-видимому, и первоначальным юридическим и экономическим источником русского землевладения. До конца Х в. господствующий класс русского общества остается городским по месту и характеру жизни. Управление и торговля давали ему столько житейских выгод, что он еще не думал о землевладении. Но, прочно усевшись в большом днепровском городе, он обратил внимание и на этот экономический источник. Военные походы скопляли в его руках множество челяди. Наполнив ими свои городские подворья, он сбывал излишек за море: с Х в. челядь, как мы знаем, наряду с мехами была главной статьей русского вывоза. Теперь люди из высшего общества стали сажать челядь на землю, применять рабовладение к землевладению. Признаки частной земельной собственности на Руси появляются не раньше XI в. В XII столетии мы встречаем несколько указаний на частных земельных собственников. Такими собственниками являются: 1) князья и члены их семейств, 2) княжие мужи, 3) церковные учреждения, монастыри и епископские кафедры. Но во всех известиях о частном землевладении XII в. земельная собственность является с одним отличительным признаком: она населялась и эксплуатировалась рабами; это - "села с челядью". Челядь составляла, по-видимому, необходимую хозяйственную принадлежность частного землевладения, светского и церковного, крупного и мелкого. Отсюда можно заключить, что самая идея о праве собственности на землю, о возможности владеть землею, как всякою другою вещью, вытекла из рабовладения, была развитием мысли о праве собственности на холопа. Это земля моя, потому что мои люди, ее обрабатывающие - таков был, кажется, диалектический процесс, с которым сложилась у нас юридическая идея о праве земельной собственности. Холоп-земледелец, "страдник", как он назывался на хозяйственном языке древней Руси, служил проводником этой идеи от хозяина на землю, юридической связью между ними. как тот же холоп был для хозяина орудием эксплуатации его земли. Так возникла древнерусская боярская вотчина: привилегированный купец-огнищанин и витязь-княж муж Х в. превратился в боярина, как называется на языке Русской Правды привилегированный землевладелец. Вследствие того что в XI и XII вв. раба стали сажать на землю, он поднялся в цене. Мы знаем, что до смерти Ярослава закон дозволял убить чужого раба за удар, нанесенный им свободному человеку. Дети Ярослава запретили это. ПОРАБОЩЕНИЕ ВОЛЬНЫХ РАБОЧИХ. Рабовладельческие понятия и привычки древнерусских землевладельцев стали потом переноситься и на отношения последних к вольным рабочим, к крестьянам. " В.О.Ключевский. Курс русской истории http://www.lib.ru/HISTORY/KLYUCHESKIJ/history.txt ссылка от |
рав Авром Шмулевич: bead | 08:12, August 13th 2002 |
avrom |
Летучая мышь
На иврите - "аталеф". "Ф" произноситься чётко. Аталефф. Ударение на последнем слоге. Это адекватное звукосочетание. Полёт её не похож на полёт птицы - бесшумная молниеносная геометрия,резкие, под прямым углом, развороты. Скорее это полёт насекомого. Когда в вечерних сумерках аталефф летит тебе прямо в лицо, а потом проносится низко над головой - один, а другой слева от тебя, а третий - справа - остается ощущение соприкосновения с какой-то чуждой жизнью, с биологией, вылетевшей из другой реальности, и туда же вернувшейся за твоей спиной. Обычно представляется, что мир не имеет в себе тайн, что к любому его закутку можно подобрать ключ, что ты - на равных со всем остальным творением Но когда смотришь сверху, как одинокий аталефф мечется в свете прожекторов над лунного вида развалинами, приходит в голову, что этот мир включает в себя сущности, никак тебя не касающиеся, и что не только познать, но даже узнать об их существовании тебе не дано. Впрочем, царь Шломо понимал языки всех живых существ - наверное, и язык летучих мышей. |
рав Авром Шмулевич | 02:22, August 14th 2002 |
avrom |
Неужели уже можно?
Еще несколько лет назад антирелигиозные, требуя призвать учащихся ешив в армию, выбросили лозунг:"Ам эхад - гиюс эхад" - "Один народ - один призыв". На автобусах он был наклеен, помню. Думаю, ни в одной другой стране такое было бы невозможно. Недавно какая-то ведущая англоязычная газета (кажется мне, что "Интернешнл Геральд Трибюн") напечатала про не помню про что лозунг типа <"Один "--" - один "--" >, так разразился страшный скандал. Израиль, действительно, оказался единственной сохранившейся страной "консервативной революции", "третьего пути" (по Штернхелю). Основные рефлексы государства были заложены еще в ту эпоху, и они сохранились, несмотря на изменения в фенотипе. "Италия - фашистам, Германия - национал-социалистам, Палестина - сионистам! " - был такой популярный лозунг в конце двадцатых. |
рав Авром Шмулевич | 02:58, August 15th 2002 |
avrom |
Это не твоя могила
Крутые, поросшие ярко-зелёными барашками леса склоны резко проваливаются в синее, цвета густой синьки, глубокое небо. Серая извилистая лента дороги. На вершине расположена гробница рабби Шимона бар Йохая - Рашби, одного из великих мудрецов Талмуда. Двенадцать лет и еще один год он прятался от римлян в пещере, и каждый день к нему приходил пророк Элиягу (Илья) и учил тайнам Торы. По выходе из пещеры Рашби записал узнанное в книге Зогар - одной из двух главных книг каббалы. Чуть выше от гробницы, в стороне от основной дороги, - развалины синагоги, в которой молился рабби Шимон. Сохранился величественный, классического стиля, портал, колонны, некоторые лежат на земле, следы стен. Все из серо-кремового теплого шершавого камня. Одна из стен - отвесная отполированная скала. За разрушенной задней стеной синагоги, в нескольких десятков метров - крутой спуск, переходящий в пропасть, внизу среди листвы видны какие-то строения, новые и полуразвалившиеся вперемешку. За синагогой, на полпути к обрыву, я обнаружил в отвесной стене-скале небольшую пещерку, чуть глубже моего роста. В пещерке явно кто-то часто бывал или даже обитал: на каменной приступочке у входа лежит молитвенник и книга псалмов (тегилим). Рядом - две ослепительно-белые полусожженные свечки. В полумраке они похожи на клыки какого-то животного, черные утопленные фитили - как трещинки в эмали. В углу брошено одеяло. Весь пол густо устлан бело-желтым, хорошо выгоревшим на солнце сеном. Пряные галилейские травы Я растянулся на них в полный рост, голову окутал слабый приятный травяной запах, душистая смесь ароматов меда и растительных благовоний. Накатило ощущение спокойствия, умиротворения - будто попал в притвор земного рая. У входа в пещеру засветился силуэт маленькой девочки. Лет пять, две косички, она закрывала собой почти все небо. Полминуты она смотрела прямо на меня, а потом спросила: - Это твоя могила? - Нет - ответил я. - Это твой дом? - Нет. - Так почему же ты лежишь здесь? Пока я думал, как мне ответить: должен ли я оправдываться или констатировать - девочка еще раз пристально осмотрела пещерку, затем меня, и сказала: - Я думала - это твоя могила. Но это - не твоя могила. И с этими словами исчезла. - Лиз! Куда ты провалилась! Машина давно ждет!- звучал снизу визгливый женский голос. Кричали по-английски. |
рав Авром Шмулевич | 02:39, August 16th 2002 |
avrom |
Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата
Залкинд А. Б. Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата, 1924 г. ..."Не прелюбы сотвори" - этой заповеди часть нашей молодежи пыталась противопоставить другую формулу - "половая жизнь - частное дело каждого", "любовь свободна",- но и эта формула неправильна. Ханжеские запреты на половую жизнь, неискренне налагаемые буржуазией, конечно, нелепы, так как они предполагали в половой жизни какое-то греховное начало. Наша же точка зрения может быть лишь революционно-классовой, строго деловой. Если то или иное половое проявление содействует обособлению человека от класса, уменьшает остроту его научной (т. е. материалистической) пытливости, лишает его части производственно-творческой работоспособности, необходимой классу, понижает его боевые качества, долой его. Допустима половая жизнь лишь в том ее содержании, которое способствует росту коллективистических чувств, классовой организованности, производственно-творческой, боевой активности, остроте познания (на этих принципах и построены половые нормы, данные автором в статье ниже) и т. д. и т. п. ... Следовательно, пролетариат имеет все основания для того, чтобы вмешаться в хаотическое развертывание половой жизни современного человека. Пролетариат заменяет хаос организацией в области экономики, элементы планомерной целесообразной организации внесет он и в современный половой хаос. Половая жизнь для создания здорового революционно-классового потомства, для правильного, боевого использования всего энергетического богатства человека, для революционно-целесообразной организации его радостей, для боевого формирования внутриклассовых отношений - вот подход пролетариата к половому вопросу. Половая жизнь как неотъемлемая часть прочего боевого арсенала пролетариата - вот единственно возможная сейчас точка зрения рабочего класса на половой вопрос: все социальное и биологическое имущество революционного пролетариата является сейчас его боевым арсеналом. Отсюда: все те элементы половой жизни, которые вредят созданию здоровой революционной смены, которые грабят классовую энергетику, гноят классовые радости, портят внутриклассовые отношения, должны быть беспощадно отметены из классового обихода, отметены с тем большей неумолимостью, что половое является привычным, утонченным дипломатом, хитро пролезающим в мельчайшие щели - попущения, слабости, близорукости. I. Не должно быть слишком раннего развития половой жизни в среде пролетариата-первая половая заповедь революционного рабочего класса. ... II. Необходимо половое воздержание до брака, а брак лишь в состоянии полной социальной и биологической зрелости (т. е. 20-25 лет) - вторая половая заповедь пролетариата. ... III. Половая связь-лишь как конечное завершение глубокой всесторонней симпатии и привязанности к объекту половой любви. Чисто физическое половое влечение недопустимо с революционно-пролетарской точки зрения. ... На самом деле, что произошло бы, если бы половым партнером оказался классово-идейно глубоко чуждый человек? ... IV. Половой акт должен быть лишь конечным звеном в цепи глубоких и сложных переживаний, связывающих в данный момент любящих. ... V. Половой акт не должен часто повторяться. ... Имеются все научные основания утверждать, что действительно глубокая любовь характеризуется нечастыми половыми актами (хотя нечастые половые акты сами по себе далеко не всегда говорят о глубокой любви: под ними может скрываться и половое равнодушие). VI. Не надо часто менять половой объект. Поменьше полового разнообразия. При выполнении указанных выше пунктов эта "заповедь" и не понадобится, но обосновать ее следует все же особо. а) Поиски нового полового, любовного партнера являются очень сложной заботой, отрывающей от творческих стремлений большую часть их эмоциональной силы; б) даже при отыскании этого нового партнера необходима целая серия переживаний, усилий, новых навыков для всестороннего к нему приспособления, что точно так же является грабежом прочих творчески-классовых сил; в) при завоевании нового любовного объекта требуется подчас напряженнейшая борьба не только с ним, но и с другим "завоевателем" - борьба, носящая вполне выраженный половой характер и окрашивающая в специфические тона полового интереса все взаимоотношения между этими людьми, больно ударяющая по хребту их внутриклассовой спаянности, по общей идеологической их стойкости (сколько знаем мы глубоких ссор между кровно-идеологически близкими людьми на почве полового соревнования). VII. Любовь должна быть моногамной, моноандрической (одна жена, один муж). ... VIII. При всяком половом акте всегда надо помнить о возможности зарождения ребенка и вообще помнить о потомстве. IX. Половой подбор должен строиться по линии классовой, революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально полового завоевания .... Надо добиться такой гармонической комбинации физического здоровья и классовых творческих ценностей, которые являются наиболее целесообразными с точки зрения интересов революционной борьбы пролетариата. Олицетворение этой комбинации и будет идеалом пролетарского полового подбора. Основной половой приманкой должны быть основные классовые достоинства, и только на них будет в дальнейшем создаваться половой союз. X. Не должно быть ревности. XI. Не должно быть половых извращений. Не больше 1-2 % современных половых извращений действительно внутрибиологического происхождения, врождены, конституциональны, остальные же представляют собою благоприобретенные условные рефлексы, порожденные скверной комбинацией внешних условий, и требуют самой настойчивой с ними борьбы со стороны класса. ... Всеми силами класс должен стараться вправить извращенного в русло нормальных половых переживаний. XII. Класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов. Половое должно во всем подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая. Слишком велик хаос современной половой жизни, слишком много нелепых условных рефлексов в области половой жизни, созданных эксплуататорской социальностью, чтобы революционный класс-организатор принял без борьбы это буржуазное наследство. ... Конечно, далеко еще сейчас до действительно исчерпывающей классовой нормализации половой жизни в среде пролетариата, ... В самом деле, какое огромное десексуалирующее значение (отрыв от полового) имеет полное политическое раскрепощение женщины, увеличение ее человеческой и классовой сознательности. Приниженность и некультурность женщины играет очень крупную роль в сгущении половых переживаний, так как для женщин в таких условиях половое оказывается чуть не единственной сферой духовных интересов. Для грубо чувственного же мужчины такая бессильная женщина особо лакомая добыча. Освобожденная, сознательная женщина изымает из этого слишком "богатого" полового фонда обоих полов крупную глыбу, тем освобождая большую долю творческих сил, связанных до того половой целью. Огромное десексуалирующее же, сублимирующее значение имеет и общее творческое раскрепощение трудовых масс СССР, все сдавленные силы которых, уходившие и на излишнее питание полового, сейчас получают свободу для делового, производственного общественного выявления. Сюда же надо отнести и раскрепощение национальностей, и прочие завоевания революции в деле освобождения масс от эксплуататорского ярма. Большое значение имеет и отрыв населения от религии. ... Много полового дурмана плодила и отвлеченщина нашей старой интеллигенции. ... Наши дети - пионеры - первыми сумеют довести дело полового оздоровления до действительно серьезных результатов. С них и надо начать. Еще несколько слов об обязанностях красной молодежи в половой области. Ей многое дано, а потому с нее много и спросится. |
рав Авром Шмулевич | 03:56, August 20th 2002 |
avrom |
Листовки "Беад Арцейну"
твоя Родина изнывает под игом либералов, гомосеков и дистрибьютеров? Что эти креатуры мировой Закулисы втыкают нож в спину нашей доблестной Армии. Что стране втихаря идут политические процессы,Левые объединяются с правыми против народа. Диктатура партий является худшей из диктатур. А демократия - это голова Горгоны, показанная нации. Что наши правые патриоты "тупы" и "фанатичны". А наши пиздаватозадумчивые господа либералы зациклились на тайном посасывании собственного Хуъя, дружбе с дрессированным Араппом и проведении ежегодного дня Пидараса. Что т.н. "Новый Ближний Восток" есть не что иное, как экстраполяция пассивной гомосексуальной парадигмы на геополитический уровень. Т.е. заодно, они заставляют прогибаться и твою, дружок, Родину и тебя самого, Mon Cher Э, патцаны?! Что маленький Омри из-под Димоны живёт всей семьёй (67557 человека) в однокомнатной квартире и вынужден питаться дерьмом собственного Попугая, подаренного ему Папой на бар-мицву. Что юра&володя с двумя степенями по "философии" вынуждены подрабатывать Чебурашками на Бен-Еhуде Что длина ног у ногмальной живой женщины на 0.4 м. короче, чем у Фотомоделей, которыми тебя пичкают мишурные ролики. Что самые тучные пастбища в мире лежат таки в пределах северного Тель-Авива Что, ради обещанной встречи в раю с 72-Девственницами, Тупые Суицидальныеные Ослойобы убивают наших живых девчонок на земле. А, Дружок! Что отныне слово "арапп" разряжает винтовку. Что каждое поколение должно иметь свою войну. А любая война, дружок, это твой уникальный шанс на Победу. Что Невиновных нет! Что только великий Израиль от Нила до Евфрата спасёт нас от Козлячего Ига! И вот, Дерево, специально для тебя, кружок "За Родину" организовал рок-концерт под лозунгом: "Война - закон природы, мир - закон зоопарка" Концерт состоится 22.08.02 в 19.00 в Тель-Авиве на "кикар музеон" .Ты сможешь послушать (понюхать и потрогать) группы "ГоспланЪ", "Сионизм", "17 МИГов весны", "Dead Rabins" und anderen. В ходе концерта желающие примут участие в спортивно-кулинарном шоу "Eat the rich" , "Погромъ" и " Бегущий Араппъ". Слава нашим героическим Предкам! Смерть Врагам! ("За Родину" ) "Кикар Музеон", орентиры: ул. Шуль ha-Мелех, Музеон Тель Авив, БейтЪ ha-Мишпатъ. -------------------------- |
рав Авром Шмулевич | 15:06, August 20th 2002 |
avrom |
А знаешь ли ты, Дружок?
Израиль нуждается сегодня в кардинальном перевороте, без которого он обречен на гибель, причем гораздо скорее, чем это можно себе представить. Общность, героизм, самопожертвование, величие надличностных идеалов, то, чем жили и благодаря чему преступали пределы человеческих возможностей наши далекие и не столь уж далекие предки, все это вычищено из памяти нынешнего поколения вязкой, слюнявой риторикой защитников прав человека и поборников универсальных ценностей. Им невдомек, что ценности не могут быть универсальными, как не может быть универсальна любовь. Универсальным может быть только равнодушие, и это именно то состояние, в котором пребывает наиболее прогрессивная часть израильского общества."> Они, рассуждающие о приоритете отдельно взятой личности над любой идеологией, о святости человеческой жизни, о свободе выбора и порочности авторитарных режимов, являются носителями опаснейшего вируса, имя которому отчуждение. Под маской набивших оскомину, пустых понятий, скрывается бесчувственный, окаменелый лик свободы, свободы от какого бы то ни было смысла. Ибо смысл обретается не за счет усиленного копания в самом себе. Все, что человек может в себе откопать это заплесневевшие останки вчерашних эмоций. Смысл не является функцией общения и взаимопомощи, поскольку ноль помноженный на ноль дает, в результате, тот же ноль. Смысл достигается целенаправленным усилием коллективной воли, которая переживается как высшая и наиболее достоверная реальность. Гуманистическая риторика, постулируя приоритет частного над целым, разрушает эту волю. Вдумайтесь, те, кто еще способны на это, вам говорят о святости человеческой жизни, но что такое жизнь? Более или менее исправное функционирование организма сердца, печени, селезенки и проч.? Но к чему же весь этот пафос? Будем называть вещи своими именами, и говорить, к примеру, о святости селезенки. Жизнь это не данность, а завоевание, и тот, кто не ведает о том, что жизнь это уникальный дар, право на который необходимо постоянно отстаивать, в сущности, уже мертв. Вам говорят о свободе выбора. Но само совершение выбора предполагает несвободу. Критерии для выбора, так или иначе, диктуются извне, однако диктат этот может осуществляться исподволь - нечто вроде зомбирования - рекламными роликами, телевизионными шоуменами, психоаналитиками, социальными работниками и так далее, а может осуществляться на сознательном уровне, как самореализация через приобщение к коллективной воле данной конкретной общности. Так какая несвобода выбора вам больше по душе? Возможно, вы предпочтете тешить себя иллюзией свободы, тогда как вашу голову заполонили искусственные образы, искусственные мысли и искусственные предпочтения, которые беспрепятственно вторглись в ваш мир и самым наглым образом выдали себя за его исконных обитателей. Вы хотите им верить? В таком случае Мы обращаемся не к вам. Кстати, а знаете ли вы что такое священнодействие? Были ли вы когда-нибудь в Храме? Все верно, Храм был разрушен две тысячи лет тому назад. Но не заблуждайтесь на этот счет. Сейчас происходит такое же разрушение, причем целенаправленное. А разрушается тот Храм, который присутствует в каждом из вас. Этот Храм, образ которого запечатлен в сердце любого еврея, есть отображение некогда разрушенного римлянами Храма, точно так же как тот Храм являлся отображением божественного плана в мире земном. Улавливаете параллель? Вы говорите, вслед за доморощенными гуманистами, что Храмовая гора это всего лишь клочок земли, за который никак нельзя отдавать человеческие жизни? Что ж, в таком случае, вы, говорящие это, всего лишь клочки протоплазмы. Мы обращаемся не к вам. А знаете ли вы, почему в Исламе священная война есть синоним божественного пути, почему в арийской Индии воин всегда уподобляется аскету, и почему в классической древности он символизировал собой победу через смерть? Все это не ведомо трусливым активистам от либерального лагеря. Но есть и другие, которые интуитивно чувствуют это, которых влечет к войне как к любимой женщине, поскольку война содержит в себе первозданную, жизненную энергию, столь чуждую удушливой атмосфере западного либерального зоопарка. Посаженные в клетку и приученные воспринимать ее прутья как последний предел, за которым хаос, живущие мыслями об очередной кормежке, при этих словах возмущенно засуетятся. Что ж, они позабыли, что такое воля. Мы обращаемся не к ним. Вас устраивает царство количества, материи, денег, и машин, в котором копирайт еры изощряются в изготовлении ниточек, за которые вас столь интенсивно дергают власть имущие, что вы напрочь позабыли о возможности двигаться самостоятельно? Вы считаете этот мир царством свободы, и панически боитесь (вас ведь так учили) любой общности, которая способна выдернуть вас из вашего потребительского рая? Что ж, очередной терракт еще раз продемонстрирует вам, свободным индивидуумам, кем вы являетесь на самом деле. Мы обращаемся не к вам. Мы обращаемся к тем живым, которые способны соединить мысль, чувство и действие в едином порыве. Мы обращаемся к тем, кто готов покинуть собственные пределы ради великой цели и для кого война есть священный путь духовной самореализации. И, наконец, Мы обращаемся к тем, кто сознает, что шарлатанское месиво, сжимающееся и трясущееся от страха, которым является сегодняшняя израильская элита, способно погубить страну в самые кратчайшие сроки, и кто пытается найти выход из создавшегося положения. А если короче - приходите на демонстрацию-концерт, которая состоится в четверг 22.08.02, в 19:00 в Тель-Авиве на кикар музеон , орентиры: ул. Шуль ha-Мелех, Музеон Тель Авив, БейтЪ ha-Мишпатъ. " " (За Родину ) |
рав Авром Шмулевич | 21:43, August 20th 2002 |
avrom |
евреи и "своя правда" Я лично никогда не утверждал, что " что ни сном ни духом отношения к нему не имели". Наоборот. И в марксизме, и в либерализме и в прочих измах, отмеченных в последние века еврейским присутствием - есть то, что по-русски можно выразить как "своя правда", только "правда" эта частичная, точнее - наряду с "правдой" есть еще больше "неправды". Еврейская душа так устроена, что она на эту "правду" летит как мотылек на огонь, для того евреи В-севышним и избраны были, что бы высшую Его правду свидетельствовать миру. После того, как в последние века иудаизм утратил идейную динамику, ушел, под внешним давлением, в глухую оборону, "нам лишь бы что есть сохранить", перестал мыслить глобальным категориями - произошел и уход евоейских душ вовне, к "чужим богам", в поисках этой "правды". Задача же наша в том, что бы выстроить, наконец, "чистую правду". Интересно, кстати, что евреи в ХХ веке участвовали в очень многих идеологических течениях, фашистского стиля в том числе. Единственное, не отмеченное "еврейским присутствием" - расизм нацистского типа. (О том, что фашизм и нацизм суть разные идеологии, надеюсь, объяснять не приется). |
рав Авром Шмулевич: bead | 16:12, August 23rd 2002 |
avrom |
Все, что Вы хотели узнать о Samuel Johnson, но стеснялись спросить.
Есть фразочки, совершенно абсурдные и бездоказательные, если пытаться логически в них разобраться, но входящие, тем не менее, в обязательный лексикон " каждого интеллигетного человека" и цитируемые им с автоматизмом людоедки-Эллочки: "хамишь, парниша" = "Патриотизм есть последнее прибежище негодяев", "Кррасота!"="исключение, подтвержадающее правило". Последняя фраза просто завораживает меня своей эпической и бездонной бессмысленностью. Но и "патриотизм" тоже хорош. Для тех, кому интересно - откуда она взялась и что имеется в виду "на самом деле". Из статьи Николая Ефимова О ПАТРИОТАХ, НЕГОДЯЯХ И РОДИНЕ Полемика с Марком Рацем ("НГ", 04.02.2000) Опубликовано в Независимой газете от 24.06.2000 Оригинал: http://ng.ru/polemics/2000-06-24/8_patrio.html "Высказывание принадлежит английскому критику, лексикографу, эссеисту и поэту Сэмюэлю Джонсону, жившему в XVIII веке. В подлиннике оно звучит так: "Patriotism is the last refuge of a scoundrel". Смысл фразы совершенно иной, чем представляется многим нашим авторам. Больше того, не мог английский писатель, автор знаменитого "Словаря английского языка", утверждать, как ему приписывают у нас, будто патриот и негодяй суть одно и то же. Вот в чем смысл фразы: не все пропало даже у самого пропащего человека, отвергнутого друзьями и обществом, если в его душе сохраняется чувство Родины, в ней его последняя надежда и спасение. Добавлю к этому, что английское слово "refuge" (прибежище, пристанище) имеет ряд значений, пропадающих при переводе на русский язык, а именно: спасение, утешение. То есть не просто прибежище, а спасительное прибежище. Кстати, отсюда идет и другое английское слово "refugee" - беженец, эмигрант. Отвечаю с таким опозданием по весьма простой причине. Хотелось заглянуть в "святцы", достать и прочитать статью Сэмюэля Джонсона "Патриот", нашумевшую в свое время и упоминаемую во многих английских биографических словарях. Написанная в 1774 г., она имела подзаголовок "Обращение к избирателям Великобритании". Это серьезное, основательное выступление писателя, где он представлял развернутое понимание патриотизма. Достать ее оказалось не так просто. Историческая библиотека и Библиотека иностранной литературы ответили довольно быстро: "Не располагаем". "Ленинка" обнадежила, но пришлось ждать пару месяцев с гаком, пока в моих руках не оказался 8-й том Собрания сочинений С. Джонсона, изданный в Лондоне в 1792 г., где и помещена статья. И тут уж без длинной цитаты не обойтись. Джонсон писал: "В конце каждого семилетия наступает пора сатурналий, и свободные мужчины Великобритании могут поздравить себя: у них есть из кого выбирать своих представителей. Отобрать и направить в парламент депутатов, которым принимать законы и жаловать налоги, это высокая честь и серьезная ответственность: каждый избиратель должен задуматься, как поддержать такую честь и как оправдать такую ответственность. Необходимо убедить всех, кто имеет право голоса в этом национальном обсуждении: только Патриот достоин места в парламенте. Никто другой не защитит наших прав, никто другой не заслужит нашего доверия. Патриотом же является тот, чья общественная деятельность определяется лишь одним-единственным мотивом - любовью к своей стране, тот, кто, представляя нас в парламенте, руководствуется в каждом случае не личными побуждениями и опасениями, не личной добротой или обидой, а общими интересами". Как видите, Джонсон не только не ставил знака равенства между патриотом и негодяем, но и само слово "патриот" писал с большой буквы. Больше того, предостерегал избирателей XVIII века: опасайтесь деятелей, озабоченных "не благом собственной страны, а осуществлением своих преступных замыслов". Он подчеркивал: "Не может быть Патриотом человек, который хотел бы видеть, как у его страны отбирают права". В обращении к избирателям Джонсон призывал их объединиться вокруг Патриотов. Этим призывом и заканчивается статья. " --------------------- А вот и сама статья: From "The Works of Samuel Johnson," published by Pafraets & Company, Troy, New York, 1913; volume 14, pages 81-93. ---------------------------------------- THE PATRIOT by Samuel Johnson ADDRESSED TO THE ELECTORS OF GREAT BRITAIN. 1774 They bawl for freedom in their senseless mood, Yet still revolt when truth would set them free License they mean, when they cry liberty, For who loves that must first be wise and good. MILTON ---------------------------------------- To improve the golden moment of opportunity, and catch the good that is within our reach, is the great art of life. Many wants are suffered, which might once have been supplied; and much time is lost in regretting the time which had been lost before. At the end of every seven years comes the saturnalian season, when the freemen of Great Britain may please themselves with the choice of their representatives. This happy day has now arrived, somewhat sooner than it could be claimed. To select and depute those, by whom laws are to be made, and taxes to be granted, is a high dignity, and an important trust; and it is the business of every elector to consider, how this dignity may be faithfully discharged. It ought to be deeply impressed on the minds of all who have voices in this national deliberation, that no man can deserve a seat in parliament, who is not a patriot. No other man will protect our rights: no other man can merit our confidence. A patriot is he whose publick conduct is regulated by one single motive, the love of his country; who, as an agent in parliament, has, for himself, neither hope nor fear, neither kindness nor resentment, but refers every thing to the common interest. That of five hundred men, such as this degenerate age affords, a majority can be found thus virtuously abstracted, who will affirm? Yet there is no good in despondence: vigilance and activity often effect more than was expected. Let us take a patriot, where we can meet him; and, that we may not flatter ourselves by false appearances, distinguish those marks which are certain, from those which may deceive; for a man may have the external appearance of a patriot, without the constituent qualities; as false coins have often lustre, though they want weight. Some claim a place in the list of patriots, by an acrimonious and unremitting opposition to the court. This mark is by no means infallible. Patriotism is not necessarily included in rebellion. A man may hate his king, yet not love hius country. He that has been refused a reasonable, or unreasonable request, who thinks his merit underrated, and sees his influence declining, begins soon to talk of natural equality, the absurdity of "many made for one," the original compact, the foundation of authority, and the majesty of the people. As his political melancholy increases, he tells, and, perhaps, dreams, of the advances of the prerogative, and the dangers of arbitrary power; yet his design, in all his declamation, is not to benefit his country, but to gratify his malice. These, however, are the most honest of the opponents of government; their patriotism is a species of disease; and they feel some part of what they express. But the greater, far the greater number of those who rave and rail, and inquire and accuse, neither suspect nor fear, nor care for the publick; but hope to force their way to riches, by virulence and invective, and are vehement and clamorous, only that they may be sooner hired to be silent. A man sometimes starts up a patriot, only by disseminating discontent, and propagating reports of secret influence, of dangerous counsels, of violated rights, and encroaching usurpation. This practice is no certain note of patriotism. To instigate the populace with rage beyond the provocation, is to suspend publick happiness, if not to destroy it. He is no lover of his country, that unnecessarily disturbs its peace. Few errours and few faults of government, can justify an appeal to the rabble; who ought not to judge of what they cannot understand, and whose opinions are not propagated by reason, but caught by contagion. The fallaciousness of this note of patriotism is particularly apparent, when the clamour continues after the evil is past. They who are still filling our ears with Mr. Wilkes, and the freeholders of Middlesex, lament a grievance that is now at an end. Mr. Wilkes may be chosen, if any will choose him, and the precedent of his exclusion makes not any honest, or any decent man, think himself in danger. It may be doubted, whether the name of a patriot can be fairly given, as the reward of secret satire, or open outrage. To fill the newspapers with sly hints of corruption and intrigue, to circulate the Middlesex Journal, and London Pacquet, may, indeed be zeal; but it may, likewise, be interest and malice. To offer a petition, not expected to be granted; to insult a king with a rude remonstrance, only because there is no punishment for legal insolence, is not courage, for there is no danger; nor patriotism, for it tends to the subversion of order, and lets wickedness loose upon the land, by destroying the reverence due to sovereign authority. It is the quality of patriotism to be jealous and watchful, to observe all secret machinations, and to see publick dangers at a distance. The true lover of his country is ready to communicate his fears, and to sound the alarm, whenever he perceives the approach of mischief. But he sounds no alarm, when there is no enemy; he never terrifies his countrymen till he is terrified himself. The patriotism, therefore, may be justly doubted of him, who professes to be disturbed by incredibilities; who tells, that the last peace was obtained by bribing the princess of Wales; that the king is grasping at arbitrary power; and, that because the French, in the new conquests, enjoy their own laws, there is a design at court of abolishing, in England, the trial by juries. Still less does the true patriot circulate opinions which he knows to be false. No man, who loves his country, fills the nation with clamorous complaints, that the protestant religion is in danger, because "popery is established in the extensive province of Quebec," a falsehood so open and shameless, that it can need no confutation among those who know that of which it is almost impossible for the most unenlightened to zealot to be ignorant: That Quebec is on the other side of the Atlantick, at too great a distance to do much good or harm to the European world: That the inhabitants, being French, were always papists, who are certainly more dangerous as enemies than as subjects: That though the province be wide, the people are few, probably not so many as may be found in one of the larger English counties: That persecution is not more virtuous in a protestant than a papist; and that, while we blame Lewis the fourteenth, for his dragoons and his galleys, we ought, when power comes into our hands, to use it with greater equity: That when Canada, with its inhabitants, was yielded, the free enjoyment of their religion was stipulated; a condition, of which king William, who was no propagator of popery, gave an example nearer home, at the surrender of Limerick: That in an age, where every mouth is open for liberty of conscience, it is equitable to show some regard to the conscience of a papist, who may be supposed, like other men, to think himself safest in his own religion; and that those, at least, who enjoy a toleration, ought not to deny it to our new subjects. If liberty of conscience be a natural right, we have no power to withhold it; if it be an indulgence, it may be allowed to papists, while it is not denied to other sects. A patriot is necessarily and invariably a lover of the people. But even this mark may sometimes deceive us. The people is a very heterogeneous and confused mass of the wealthy and the poor, the wise and the foolish, the good and the bad. Before we confer on a man, who caresses the people, the title of patriot, we must examine to what part of the people he directs his notice. It is proverbially said, that he who dissembles his own character, may be known by that of his companions. If the candidate of patriotism endeavours to infuse right opinions into the higher ranks, and, by their influence, to regulate the lower; if he consorts chiefly with the wise, the temperate, the regular, and the virtuous, his love of the people may be rational and honest. But if his first or principal application be to the indigent, who are always inflammable; to the weak, who are naturally suspicious; to the ignorant, who are easily misled; and to the profligate, who have no hope but from mischief and confusion; let his love of the people be no longer boasted. No man can reasonably be thought a lover of his country, for roasting an ox, or burning a boot, or attending the meeting at Mile-end, or registering his name in the lumber troop. He may, among the drunkards, be a hearty fellow, and, among sober handicraftsmen, a freespoken gentleman; but he must have some better distinction, before he is a patriot. A patriot is always ready to countenance the just claims, and animate the reasonable hopes of the people; he reminds them, frequently, of their rights, and stimulates them to resent encroachments, and to multiply securities. But all this may be done in appearance, without real patriotism. He that raises false hopes to serve a present purpose, only makes a way for disappointment and discontent. He who promises to endeavour, what he knows his endeavours unable to effect, means only to delude his followers by an empty clamour of ineffectual zeal. A true patriot is no lavish promiser: he undertakes not to shorten parliaments; to repeal laws; or to change the mode of representation, transmitted by our ancestors; he knows that futurity is not in his power, and that all times are not alike favourable to change. Much less does he make a vague and indefinite promise of obeying the mandates of his constituents. He knows the prejudices of faction, and the inconstancy of the multitude. He would first inquire, how the opinion of his constituents shall be taken. Popular instructions are, commonly, the work, not of the wise and steady, but the violent and rash; meetings held for directing representatives are seldom attended but by the idle and the dissolute; and he is not without suspicion, that of his constituents, as of other numbers of men, the smaller part may often be the wiser. He considers himself as deputed to promote the publick good, and to preserve his constituents, with the rest of his countrymen, not only from being hurt by others, but from hurting themselves. The common marks of patriotism having been examined, and shown to be such as artifice may counterfeit, or wholly misapply, it cannot be improper to consider, whether there are not some characteristical modes of speaking or acting, which may prove a man to be not a patriot. In this inquiry, perhaps, clearer evidence may be discovered, and firmer persuasion attained; for it is, commonly, easier to know what is wrong than what is right; to find what we should avoid, than what we should pursue. As war is one of the heaviest of national evils, a calamity in which every species of misery is involved; as it sets the general safety to hazard, suspends commerce, and desolates the country; as it exposes great numbers to hardships, dangers, captivity, and death; no man, who desires the publick prosperity, will inflame general resentment by aggravating minute injuries, or enforcing disputable rights of little importance. It may, therefore, be safely pronounced, that those men are no patriots, who, when the national honour was vindicated in the sight of Europe, and the Spaniards having invaded what they call their own, had shrunk to a disavowal of their attempt, and a relaxation of their claim, would still have instigated us to a war, for a bleak and barren spot in the Magellanick ocean, of which no use could be made, unless it were a place of exile for the hypocrites of patriotism. Yet let it not be forgotten, that, by the howling violence of patriotick rage, the nation was, for a time, exasperated to such madness, that, for a barren rock under a stormy sky, we might have now been fighting and dying, had not our competitors been wiser than ourselves; and those who are now courting the favour of the people, by noisy professions of publick spirit, would, while they were counting the profits of their artifice, have enjoyed the patriotick pleasure of hearing, sometimes, that thousands have been slaughtered in a battle, and, sometimes, that a navy had been dispeopled by poisoned air and corrupted food. He that wishes to see his country robbed of its rights cannot be a patriot. That man, therefore, is no patriot, who justifies the ridiculous claims of American usurpation; who endeavours to deprive the nation of its natural and lawful authority over its own colonies; those colonies, which were settled under English protection; were constituted by an English charter; and have been defended by English arms. To suppose, that by sending out a colony, the nation established an independent power; that when, by indulgence and favour, emigrants are become rich, they shall not contribute to their own defence, but at their own pleasure; and that they shall not be included, like millions of their fellow subjects, in the general system of representation; involves such an accumulation of absurdity, as nothing but the show of patriotism could palliate. He that accepts protection, stipulates obedience. We have always protected the Americans; we may, therefore, subject them to government. The less is included in the greater. That power which can take away life, may seize upon property. The parliament may enact, for America, a law of capital punishment; it may, therefore, establish a mode and proportion of taxation. But there are some who lament the state of the poor Bostonians, because they cannot all be supposed to have committed acts of rebellion, yet all are involved in the penalty imposed. This, they say, is to violate the first rule of justice, by condemning the innocent to suffer with the guilty. This deserves some notice, as it seems dictated by equity and humanity, however it may raise contempt by the ignorance which it betrays of the state of man, and the system of things. That the innocent should be confounded with the guilty, is, undoubtedly, an evil; but it is an evil which no care or caution can prevent. National crimes require national punishments, of which many must necessarily have their part, who have not incurred them by personal guilt. If rebels should fortify a town, the cannon of lawful authority will endanger, equally, the harmless burghers and the criminal garrison. In some cases, those suffer most who are least intended to be hurt. If the French, in the late war, had taken an English city, and permitted the natives to keep their dwellings, how could it have been recovered, but by the slaughter of our friends? A bomb might as well destroy an Englishman as a Frenchman; and, by famine, we know that the inhabitants would be the first that would perish. This infliction of promiscuous evil may, therefore, be lamented, but cannot be blamed. The power of lawful government must be maintained; and the miseries which rebellion produces, can be discharged only on the rebels. That man, likewise, is not a patriot, who denies his governours their due praise, and who conceals from the people the benefits which they receive. Those, therefore, can lay no claim to this illustrious appellation, who impute want of publick spirit to the late parliament; an assembly of men, whom, notwithstanding some fluctuation of counsel, and some weakness of agency, the nation must always remember with gratitude, since it is indebted to them for a very simple concession, in the resignation of protections, and a wise and honest attempt to improve the constitution, in the new judicature instituted for the trial of elections. The right of protection, which might be necessary, when it was first claimed, and was very consistent with that liberality of immunities, in which the feudal constitution delighted, was, by its nature, liable to abuse, and had, in reality, been sometimes misapplied to the evasion of the law, and the defeat of justice. The evil was, perhaps, not adequate to the clamour; nor is it very certain, that the possible good of this privilege was not more than equal to the possible evil. It is, however, plain, that, whether they gave any thing or not to the publick, they, at least, lost something from themselves. They divested their dignity of a very splendid distinction, and showed that they were more willing than their predecessors to stand on a level with their fellow-subjects. The new mode of trying elections, if it be found effectual, will diffuse its consequences further than seems yet to be foreseen. It is, I believe, generally considered as advantageous only to those who claim seats in parliament; but, if to choose representatives be one of the most valuable rights of Englishmen, every voter must consider that law as adding to his happiness, which makes suffrage efficacious; since it was vain to choose, while the election could be controlled by any other power. With what imperious contempt of ancient rights, and what audaciousness of arbitrary authority former parliaments have judged the disputes about elections, it is not necessary to relate. The claim of a candidate, and the right of electors, are said scarcely to have been, even in appearance, referred to conscience; but to have been decided by party, by passion, by prejudice, or by frolick. To have friends in the borough was of little use to him, who wanted friends in the house; a pretence was easily found to evade a majority, and the seat was, at last, his, that was chosen, not by his electors, but his fellow-senators. Thus the nation was insulted with a mock election, and the parliament was filled with spurious representatives; one of the most important claims, that of right to sit in the supreme council of the kingdom, was debated in jest, and no man could be confident of success from the justice of his cause. A disputed election is now tried with the same scrupulousness and solemnity, as any other title. The candidate that has deserved well of his neighbours, may now be certain of enjoying the effect of their approbation; and the elector, who has voted honestly for known merit, may be certain, that he has not voted in vain. Such was the parliament, which some of those, who are now aspiring to sit in another, have taught the rabble to consider an unlawful convention of men, worthless, venal, and prostitute, slaves of the court, and tyrants of the people. That the text of the house of commons may act upon the principles of the last, with more constancy and higher spirit, must be the wish of all who wish well to the publick; and, it is surely not too much to expect, that the nation will recover from its delusion, and unite in a general abhorrence of those, who, by deceiving the credulous with fictitious mischiefs, overbearing the weak by audacity of falsehood, by appealing to the judgment of ignorance, and flattering the vanity of meanness, by slandering honesty, and insulting dignity, have gathered round them whatever the kingdom can supply of base, and gross, and profligate; and "raised by merit to this bad eminence," arrogate to themselves the name of patriots. http://www.samueljohnson.com/thepatriot.html |
[ Avrom's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Avrom |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |