Читаю воспоминания Л.Чуковской об Ахматовой. Страшная, рабская книга. Топоров называет Ахматову "рабой гордыни". Если бы из гордости своей не позволяла Чуковской благоговейно за собой ухаживать, то была б рабой, а так нет. А вы как думаете?

Вобще, много читал... Людей, которые читают меньше пятисот страниц художественной литературы в неделю, надо отправлять в концентрационный лагерь. Не правда ли?

Поддался искушению, сходил в LJ-crush, кинул пригоршню стрел, в иных попал. Некоторые выразительно встрепенулись. Какие смешные, какие милые!

Мой друг Брайан - винолюб, поклонник виноделия. Устраивает у себя дома дорогие дегустации, организовал специальный список рассылки, внес в него много незнакомых людей. Уже второй день эти люди с терпким матерком обсуждают, не голубой ли он. А он так хотел про калифорнийский шираз, мерло и зинфандель!

Молодая французская художница Alexandrushka устроила в воскресенье обед, потом показывала нам свои офорты. Детально, необычно. Пусть себе дальше рисует!

Знакомый Крис вернулся из Бельгии, где в барах общался с интеллектуалами. Он им пытался дать понять, что он поэт, а они не трезвея говорили ему, что он американский мудак. А я его предупреждал!

Пока моя машина стояла на парковке, проехавший автомобиль снес боковое стекло. Досадно, нелепо. Это что же, кто-то совсем не умеет ездить?

У писателя Масодова много силы в предложениях-трамплинах, толчок происходит после запятой, например: "Особенно романтически на Лизу действовало отсутствие пупка, из-за чего она была уверена в вечности своего существования до и после смерти." Неужели никто этого не заметил?

Оглядывая свои стеллажи с музыкой, заметил диск "Двигай Попой! -5". Пытался вспомнить, откуда он у меня, но заснул от усталости, роскошно раскинувшись на бежевом диване. Как быстро нас порой усыпляет говно!

Сделал поиск на себя в русском Яндексе и выяснил, что со своими юношескими стихами был дипломантом конкурса Тенета в категории "Поэзия". Они так и не удосужились сказать мне об этом за семь с лишним лет!

Литературный альманах "Петрополь" напечатал в девятом номере стихи Д.Бобышева, ахматовского выпестыша, написанные в нашем университетском городке. Про "Университетскую Богиню", посмотрите, там похотливенько и непатриотично. А юные университетские боги и богини называют Бобышева "ДВБ":
ДВБ = Дмитрий Васильевич Бобышев = Динамитом Взорвали Бабушку = Дима, Верни Бидон = Дима Взял Берлин = Дурной Вывих Бедра.

Но моим любимым останется то, что было придумано про его соратника Наймана (До чего же неискренний и манерный человек! А в интонациях речи пытается копировать Бродского)
АГН = Анатолий Генрихович Найман = Ах, Горит Нефтепровод!

(Литературная критика нового типа)

Хорошо в лесу!!! Словно сам август щебечет нам птицами с верхушек опревших от последней жары тополей, уютно скрипит под ногами валежник, а теплый, слегка мятущийся в предвкушении осени ветер словно лелея, переносит с места на место зыбкую сетчатку случайных паутинок. Проволглый мох небрежно ловит в свою плоть след ботинка, а вот! - в окружении налитых чувственной силой берез беспечно дремлет древний пень, смешно и шустро лущит на нем орешек деловитая белка-рыжуха, а душистые лапы смолистых елок, если не следить, больно ударят идущего за вами по ебальнику.

Русская писательница Татьяна Толстая, автор романа "Кысь", а также сборников "День", "Ночь" и "Иное" ходила по лесу и собирала грибы. Два часа назад, на пристанционном базаре, завидев бабку-продавщицу плетеных корзин, она подошла к ней, очарованная видением просторусской старости. Обратилась со словами: "Исполать тебе, бабушка!" "-Сорок рублей", - хмуро ответствовала цыганка, сплюнув мимо Толстой сгустком темной от подсолнечных семечек слюны. Корзинка была куплена, и вот уже на дне ее покоятся полдюжины подосиновиков, два рыжика, пронзительные всполохи лисичек и несчетное число сыроежек. Не хватало лишь белого - царя грибов!

Толстая неторопливо перваливалась по кочкам, кропотливо шаря палкой в густой траве. Пару раз она уже так случайно сшибла и размазала по земле гриб, к счастью, оба раза это оказался нелюбимый моховик. Или подберезовик? Э, где уж сейчас разберешь. Что-то мягко стукнуло по голове! Обернулась, посмотрела: да это всего лишь сохлый прутик - и на всхолмие, буквально в двадцати шагах - не может быть - да! Он! Белый гриб! Красавец, бурая шляпка, крепкая ножка, скорей туда! Так, как нас учил когда-то профессор Жирмунский? Ножиком, ножиком срезать под корень, ни в коем случае не вырывать, не портить грибницу, но уж где там, ножик в сумке, а руки сами тянутся к сокровищу. В отличие от обычных грибов этот казался слишком твердым, холодным, как будто сделаным из пластика, а к ножке снизу оказался приделанным какой-то провод, и не успела Толстая удивиться, как сверху на нее упала клеть из ивовых прутьев, что-то интимно ухватило за промежность, повело в бок, перевернуло, треснуло и в следующее мгновение известная писательница уже висела головой к земле посреди былинной Мещерской благодати, корзинка осталась беспомощно валяться на земле, а из ближайших кустов раздался счастливый детский смех.

Изображение мира перевернулось и на этом изображении она увидела, как из кустов кверх ногами вышли четверо пионеров. "Ничего страшного", - подумала Толстая, медленно раскачиваясь вниз головой над зарослями пыльного малинника, - "в конце концов, что плохого могут сделать со мной дети?"

-Привет! - сказал первый пионер, улыбаясь, как и положено ребенку, всем лицом. Это вы написали "День"?
-Я. А что?.
- А говно! - звенящим фальцетом вскрикнула рыжая девочка-пионер, доставая из корзинки сыроежку и с мокрым хрустом разбивая ее о бок писательницы.
- Понимаете ли, Татьяна Никитична... - другой пионер поправил очки и почесал вспотевшую переносицу, - все Ваше творчество сводится к вот этому визгу: "А говно!". Это ваша довлеющая интонация. Это очень плохо. В ее рамках трудно выразить многие тонкие вещи адекватно.
- Причем, чтобы выразить, их необходимо сначала почувстовать, - вступил в беседу полноватый пионер с розовыми щеками, - а вам, увы, доступны только прописные истины, типа: лучше читать книги, чем их не читать, глянцевые журналы по большей части тупы, или что герои Диснея при всей их выразительности не всегда являются проводниками доброты и теплоты... Ну и так далее. Вы ополчаетесь на массовую культуру с наивным упрямством Дон Кихота, с бессмысленностью колоса, восставшего против своей почвы.
- Ну, знаете что! - попыталась собрать волю в кулак Толстая. -Дело писателя на Руси - бороться с пошлостью, безвкусием, тлетворным влиянием Запада.
-Ну-ну-ну-ну... - вступил снова в разговор первый, улыбчивый пионер. Пошлость и безвкусие - у вас. Вам следовало бы относиться к вещам типа журнала "Men's Health" иронично, остроумно, свысока. А вы сразу и в упор-присев и ну - бодаться! При этом создается ощущение, словно вы переругиваетесь с пьяным в метро. Разве так поступают великие русские писатели... Вадик, а зачем полено? - обратился он к толстячку в красном галстуке, который шумно выдыхая на каждом шагу, тащил в правой подмышке сухой кусок ствола березы.

-А я ее сейчас... Ы! - и он ударил поленом по заду Татьяны, она грузно закачалась на ивовой подвеске, гудя низко и тревожно.
- Зачем вы меня муууучаете, - жалобно замычала она.
-А потому что говно! - звенящим фальцетом вскрикнула рыжая девочка-пионер, доставая из корзинки сыроежку и с мокрым хрустом разбивая ее о бок писательницы.
-Понимаете ли, Татьяна Никитична, - вновь начал пионер в очках. Вам не следовало публиковать "День"... И "Иное" тоже. "Кысь" - и все, хотя и в этой книге масса шлаков и торфа. - Он достал из корзины крепкий подосиновик с изогнутой ножкой и начал медленно подходить к писательницe. Как вы думаете, в скольких опусах уже была использована тема выживания людей после атомной войны? -Белый складчатый животик Татьяны Толстой попытался поджаться, предчувствуя прикосновение влажной шляпки гриба. Поздно.
-А-хы-хы-хы-хы-хы! О-хо-хо-хой! - дергалась писательница, как куколка тутового шелкопряда под напряжением.
-А-га. А-га. Во многих, многих произведениях. Вспомните всех этих безвкусных фантастов - литературу НТР, созданную инженерами для инженеров. В стране не было гуманитарной культуры, литература стартовала с нуля, поэзия деградировала до эстрады и бардовской сопливой галиматьи с диссидентским душком, прозу писали люди, вдохновленные ракетами, бородатыми геологическими изысканиями, бездонным спокойствием обледенелых сопок. -Он продолжал меланхолично водить грибом по животу. Толстая уже не могла смеяться, ее тело конвульсивно вспархивало, изрыгая стоны.
-Ы-ы-ы-ы-ы...Ы!!!
-Вам нужно было совершить экзодус. Вы этого не сделали. На продленке, разбирая ваш роман, нас поражало, как легко его можно было предсказать на пятьдесят страниц вперед. А ваш язык! Все эти нарочитые, наигранные придыхания: "Ой, ты господи!", "Бедненький!". Тьфу! - И он вконец раздавил подосиновик о пузо.

Тем временем улыбчивый пионер зашел за куст и вынес оттуда двухкассетный пляжник.

-Отдельной темой для нашей беседы станут ваши каникулы в Америке - продолжил разговор толстяк, опираясь на полено. С каким бахвальством вы упоминаете везде: "Я профессор американского университета!" Вам же известно, что в России ваша должность соответствовала бы лишь лектору. Вам открылась Америка, достойная вашего небогатого спектра восприятия: профессора, чью иронию вы принимали за необразованность, студенты в кепках, которые не понимали ваш английский язык, а вы все списывали на жлобство и непонимание спорных по важности категорий. Вы вели себя, как отмороженная пельменина. У вас не хватило остроты зрения, чтобы разглядеть интерьер Тадж-Махала. Вы брели в колодках по остывшим улицам в мерцающем свете газовых фонарей. У вас не хватило ума, чтоб за каверзными глиняными макетами рассмотреть стеклярусные нити, ведущие за пределы арены.
-Говно! - звенящим фальцетом вскрикнула рыжая девочка-пионер, доставая из корзинки сыроежку и с мокрым хрустом разбивая ее о бок писательницы.
-Да, видимо, все же говно, - грустно проговорил толстяк (на вид ему было лет одиннадцать) -Может быть, все дело в вашем возрасте? Может, какой-нибудь женский комплекс... О, суфражистка!.. В вашем мировозрении нет... Нет эгрегиума, понимаете? Блестящий взвизг тревожной кухарки. Вместо красочного полотна - шершавый дагерротип. Включай, Валера!

Улыбчивый пионер нажал на кнопку и из овального магнитофона запрыгала мелодия: "Кап! Кап! Этот дождь! Кап! Кап! Будет твой! Кап! Кап! Если ты! Подставишь! (Кап!) Ладонь!" Вадик поленом слегка ударил Толстую в зад и она вновь стала медленно показчиваться. Пионеры взяли корзину с оставшимися грибами (их было еще довольно много) отошли и залпами стали кидаться в Толстую пахучей грибной мяготью. Толстая снова загудела. Влажные сыроежки разрывались мириадами бежевых брызг. Плотные рыжики ударами ерошили копну разметавшихся вниз волос, их шляпки застревали в них и становились похожи на бутоны неземных цветов. "Кап! Кап!" - надрывался магнитофон. Наконец, все было кончено, очкатый пионер поставил на место пластиковый гриб, чудная система блоков пришла в движение, гибкие ивовые ветви мягко опустились и скинули писательницу на дернистую почву.

-Нам пора! - сказал мальчик в очках и снова поправил их. Стайка детей споро вскинулась и побежала прочь. Скоро они выбежали из леса и стремглав помчались скидывая одежду по прогретому полю, пугая порскающих под ногами тушканчиков. Вон бегут они - впереди легконогая девочка Ирочка, абсолютно нагая, с татуировкой "Strength through Joy" на лобке, за ней смуглый Валерка с проколотыми кольцами сосками, кольца красиво искрятся в лучах заката, за ним очкарик Толик, поэт и исламист, - наверняка он сейчас выдумывает новое стихотворение! - а за ним, припадая на левую ногу, толстенький Вадик с совсем маленьким членом и с поленом на плече. До свидания, ребята!