Какое же кофе без коньяка? Какое же утро без кофе? Это утро начинается с улыбки: я читаю на сайте Амазон ревю моего друга Тима на книжку престарелой поэтессы, чей поэтический квадратик мы когда-то посещали. Это было славное время и мы взахлеб сочиняли пародии на книжки, которые когда-нибудь будут о нас написаны.
А ныне - пусть знатоки английского языка оценят всю желчь, уместившуюся в этом коротком параграфе:

As we read this work, we are compelled to follow this poet (for what else can you call her?) into the farther reaches of obfuscation, mystification, and despair. It had never occured to me before reading this book, which so sedulously, so inexorably rings with sentiment and shows such a vision as to be beyond all possible blame for its solipsism (and certainly beyond all past sentimental and solipsistic achievements in verse), that poet was, in fact, a four letter word. Now I hate to utter such a word in polite company for fear of slander. If you love poetry, read at the risk of offending your own nature.

Вот так мы схлопываем миры, которые ранее были нами с такой радостью растопырены. Вот так мы безжалостно отпихиваем все то, к чему так сладко нас манило. Вот так мимо нас медленно проезжают измазанные мазутом цистерны. Во имя любви мы будем убивать.

Да господи, если писать обо всем, что здесь происходит, можно весь ЖЖ заизобиловать собой. Чего, например, стоят одни лишь наши безобразные ночные шабаши на местной радиостанции WEFT 90.1FM? Все началось с того, что спускаясь все ниже и ниже по кружкам ада, я познакомился с очаровательным инвалидом Крисом по кличке Wheelz (Колеса). Устроитель вечеринок, знаток индустриальной музыки, ди-джей и культовый персонаж Крис полон сил, как вскипающий самовар и беспечен, как маятник.

Радиостанция WEFT существует уже двадцать лет, в 1982 году ее открыли хиппи. За работу денег не платят, лицензия оплачивается пожертвованиями слушателей, которые испытывают к станции наркотическую привязанность, ласку и заботу. Одна из немногих FM-радиостанций в мире, в эфире которой нет рекламы. Единственная радиостанция в мире, на которой в четверг, с двух до пяти ночи собираемся кожаные мы и с тревожными лицами насилуем зыбкий эфир своими узловатыми шершавыми ландшафтами. И я уверен, что в радиусе тридцать километров начинают твориться необыкновенные вещи. Вот доярка, заслушавшись Wumpscut, терзает воспаленное, давно опустевшее вымя связанной и гудящей, как истребитель, коровы. А вот незадачливый утренний пекарь подавился собственной булочкой, услышав новый ремикс Stromkern. А вот мы видим, как развозчик газет, разогнав свой маленький белый автомобильчик под музыку Flesh Field, таранит прикорнувший у обочины на ночь добродушный Вольксваген. И горящие газеты медленно падают на землю. Лупоглазая толпа любивших меня (с кусочками моего мяса на вилках) застыла в голове как пемза, как слипшиеся ноздри. Мешает ориентироваться в новых музыкальных поступлениях, кажется, что все мелодии содраны со старых хитов. Это негативно влияет на работу уникальной радиостанции.

Ага, стихотворение американской девушки на русском языке! Привиделось: девяносто процентов современной американской поэзии можно понять, прочтя одни лишь эти вирши:

Но я немного отвлекся от персонажа по имени Wheelz. Конечно, я пригласил его на свою дискотеку. Там, шаловливой шуйцей поставил я композицию дуэта из Древней Греции "Тату". Я думал: не будет ли это являться шоком для танцующих? Поспеют ли они за моей подвыпившей фантазией? Не является ли эта композиция контрастирующей с прозвучавшей ранее музыкой западных ансамблей? Где та грань, отделяющая человека от ди-джея? Моя будочка из оргстекла: хорошая ли защита от раздосадованных нападающих? Вот уже меня спрашивают: "Это что, русские Prodigy?" - зачем? Ну что мы тут будем картинно и экзальтировано гадать, все прошло нормально, - но самое дикое, что я видел в своей жизни - это человек на инвалидной коляске, мастерски, акробатически танцующий под "Nas ne dogonyat".

Прошлым вечером в Чикаго выступали Haujobb, Assemblage 23 и VNV Nation, имена, которые могут заставить некоторых содрогнуться, а иных даже вскрикнуть. Товарищи Wheelz'а играют в Assemblage 23 на клавишах во время тура и мне был обещан демарш за мохнатые кулисы и знакомство с Tom Shear'ом во-первых, со всеми остальными во-вторых, с какими-то друзьями Wheelz'a в-третьих, в-четвертых знакомые остальных друзей в-пятых, стальные установки для комы и четвертования, сальные остановки в форме груздей, универсальные внутренние качели и прочие волнующие и занимательные вещи. Но ничего этого не произошло, поскольку я был не в настроении, ибо попытка сделать из моей подруги Uberfrau не удалась, лишь только остались на полу липкие лужицы, ломкие ножницы, старая луковица да засохшая кожица. Да: и шапочка.

Я люблю людей нежно, как мать. А вот бровастый богемный мальчик говорит девочке: "Ну что ты из-за него переживаешь? Ты же такая талантливая! Забудь о нем!" Ее давно уже обильно рвет ошметками легких на стылый апрельский грунт, но она соглашается: "Да, а я делаю вид, что не обращаю на то, что он делает вид, что не обращает на меня внимания. Главное - это искусство. Талант современной художницы позволяет за месяц создать столько картин, что в них поместится жизнь тысячи творческих юношей." А необращающий внимание в это время, конечно, с лицом, перекошеным в кривом зеркале своих чувств, витийствует и склабится в липкой от смертельного хохота постельке: "А мне она тоже не нужна! Не нужна мне она!". Вот они, вот, скрытые глубоко внутри дихлофосные баллончики! Рвутся некачественные капельницы, люди умирают как птицы, на рассвете, от разрыва сердца.

Косматые эгоисты онанируют в ночи. Влюбляться умеют, а дальше опаньки. Внутренний статус художницы определяется списком переработанных ее вагиной мужчин, да. А уметь любить - это дар, который дан не всем. Такой же драгоценный, как ум, талант и здоровье. Конечно, нам легче любить то, что мы такие все из себя пахучие, творческие. А вот объезжать стариков и детей юный машинист бульдозера так и не научился. Мы будем продолжать строить из себя Гагарина, каждый раз добавляя бритвой новые неопрятные глубокие надрезы на коже. Когда их станет слишком много, осклизлый бежевый кокон неудержимо сползет к ногам, внезапно рожденное в воздух мясо завалится на бок и свежие пятиконечные, как звезды, очищенные багровые овощи жадно пережует зареваная земля. Потом приезжают люди из газеты и надрывно вопрошают, почему по вечерам я покидаю бараки, хмурюсь и нервно курю, прохаживаясь во мраке уходящих за горизонт санитарных сооружений.

Ну вот и Родина настала. Франческа Петрарка гаечным ключом дубасит своего Лаура. Началось здесь , продолжается вот здесь. Начинающие девочки: учитесь, это просто, как трусы. Причем на стиль моих знакомых Лены Су., Лены Ас. и Лены Ра. это явно не похоже. Кто это и что мне делать? Уберите, пожалуйста, гестапо, мне щекотно.