Завтра ко мне в гости придет знакомый психиатр-евразиец. Поеду сейчас, побольше водки куплю. А сам пить не буду, нет, не буду.

Мой вчерашний гость рассказал, что звонил из чистого любопытства в "Славянский союз" [ссылки]. Имел место замечательный диалог:

Гость: - Алло? Это "Славянский союз"?
Голос: - Ну.
Гость: - Что "ну"?
Голос: - Допустим.
Гость: - "Допустим" или все-таки "Славянский союз"?
Голос: - Допустим, говорю.
Гость: - Вот, хотел бы узнать поподробнее о вашей организации. Цели, задачи...
Голос: - А зачем вам? Мы кому попало свои задачи не раскрываем.
Гость: - У вас тайная организация?
Голос (торопливо): - Нет! Но вы должны понять - мы под огнем. На передовой.
Гость: - Как же быть? Может, я вступить хочу.
Голос: - А вы кто?
Гость: - Человек. Врач.
Голос (многозначительно): - Понятно. Звать-то вас как?
Гость: - Иосиф.
Голос (еще более многозначительно): - Поня-ятно. Вы, это... извиняюсь... еврей?
Гость: - Извиняю. Еврей.
Голос: - А мы-то вам зачем нужны? И жена, поди, еврейка?
Гость: - Нет, жена как раз русская. И у сына в паспорте написано "Ло рашум".
Голос: - Чего это такое - "ло рашум"?
Гость: - Это на иврите значит "Не записано".
Голос: - Чего не записано-то?
Гость: - Национальность не записана. Не еврей он по Галахе.
Голос: - А-а... Но по отцу-то еврей?
Гость: - По отцу еврей.
Голос: - А чего ж они пишут? Ло... как там?
Гость: - Рашум.
Голос: - Во-во.
Гость: - Не знаю.
Голос: - Ладно... это... телефон оставьте. Перезвоним на днях.

Разговор был три недели назад. Никто, естественно, не перезвонил.

Серьезная, чувствую, организация...

Реакция многих на свежеиспеченный скандал вокруг телефонного разговора Немцова с Лебедько удивляет своим однообразием: позор!.. вмешательство во внутренние дела!.. Не вдаюсь здесь в подоплеку скандала, но что это за довод? Что за очередная ритуальная скороговорка вроде "права наций на самоопределение" или "примата общечеловеческих ценностей"? Вмешивались и будут вмешиваться: все - в делах всех. Сам не будь дураком и не давай в свои дела вмешаться. А дал, так не жалуйся.

Сколько дурацких формул принято as default - страшное дело...

Разбирал бумажные завалы, наткнулся на "Вести" 1996 года. Убогое, надо заметить, зрелище. Очень хорошо лечит от иллюзий на тот счет, что уровень нынешних "Вестей" несравним с уровнем "Вестей" кузнецовских (я и сам грешен, говорил нечто подобное совсем недавно). Сказанное не означает, что нынешние хороши. Сама природа иллюзий любопытна. Когда приехали, то курили Nobless и хвалили. Потом перешли на M&M. Потом на Winston. Потом добрались до Marlboro. Потом - до Davidoff'a. Но характерно: о Nobless'е все равно вспоминаем ностальгически. А ты поди, попробуй, покури теперь этот Nobless. Сразу всю ностальгию вышибет.

На русскоязычном газетном рынке читателю, само собой, тоже хочется курить Davidoff. Мы до него доросли, мы его заслужили. Но вот проблема - нет его в продаже. Вымя есть, а хересу нет. Ладно. Курим M&M и хвалим Nobless...

В середине тридцатых брата моего деда арестовали за дворянское происхождение. Брали его прямо во дворе их питерского дома: подогнали эмку, усадили на глазах у соседей среди бела дня, и увезли. За его сыном Валей на переменах бегал школьный дебил и кричал: "А твой папа - шпион! А твой папа - шпион!". Дядя Валя потом вспоминал, что главная его мечта тех дней была проста: поймать этого дебила где-нибудь в тихом месте, где нет ни милиционеров, ни школьных завучей, и навешать таких звездюлей, чтобы он уж не поднялся. "Успокойся, Валечка, - говорила ему мама, - пусть себе кричит. А тебе неприятности выйдут - как сыну врага народа". Валя не понимал такого вегетарианского подхода. Как это так - пусть кричит? Ведь папа не шпион!.. Не враг народа!..

То ли тихое место так и не попалось, то ли взял себя Валя в руки, но цел остался тот дебил. Потом началась блокада, подросший дебил эвакуировался. Валя с мамой голодали, варили клей, жгли книги, и выжили как-то. А отца его, дядю Толю, в 42-м внезапно освободили - армии нужны были толковые офицеры - пусть и дворяне. В конце 44-го комиссовали по ранению, он вернулся домой с двумя орденами и пятью медалями. Они жили на Фонтанке. Дяде Толе врачи прописали ежедневные прогулки, и они всей семьей ходили гулять - до Летнего сада и обратно. Валя очень ждал, когда тот дебил вернется из эвакуации, увидит папу в орденах и нашивках, откроет рот от изумления... Тогда, быть может, и рожу не придется бить: он и сам извинится, возьмет "шпиона" назад. Так думал Валя. А дебил, оказалось, уже умер от тифа где-то на Волге.

"Я очень переживал", - рассказывал Валя спустя годы. "Что морду ему не удалось набить?" - спрашивал я. "Нет..." - отвечал Валя. "Дебила было жалко?". "Не очень", - признавался Валя. "А чего?". Валя задумывался и говорил: "Жалко, что он папу в орденах не увидел. Лучше бы пусть приехал, увидел, а вот уж тогда и помер бы - от огорчения".

В этих словах, натурально, сказывалась валина наивность. Дебил, конечно, не умер бы от огорчения. Однако же факт остается фактом: дядю Толю в орденах он так и не увидел. Это печально, конечно. Вот если бы Валя ему рожу набил - все-таки не так печально вышло бы. Но ведь и рожу нельзя было бить, как мы установили выше. Безвыходная какая-то ситуация, короче. Беспросветная какая-то.

Сложная, в общем, штука - жизнь.

Мой друг (ныне, увы, уже покойный) Сережа Богдановский, как-то вбежал ко мне в неописуемом азарте. "Вообрази же! - кричал он. - Я сейчас узнал, что означало в старину слово "непраздная". Беременная! Представь себе только: беременная! Как это многое меняет!.."

В "НГ" - вопиюще неполиткорректная статья Марка Зальцберга "Good Bye, America". Неужели никто не настучит на профессора руководству Хьюстонского университета, штат Техас? Неужели никто так и не положит на стол ректору перевод с заботливо отчеркнутыми желтым маркером фрагментами?

Нет, не верю.