[ Gospodi's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Gospodi |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
gospodi | 02:51, February 1st 2002 |
gospodi |
Подходит Олеся: "У меня же трое детей. О каждом надо подумать. Квартиру организовать и так далее... У меня есть два близких мне архимандрита. Они помогут продать мою книг, знаешь, через религиозные лавки..." Приходит курьер: "Вам пакет, распишитесь пожалуйста". Спрашиваю: "А если меня бы не было, куда вы пакет бы дели?". "Но вы же были!", - отвечает с вызовом. Звонит Саша: "Встречаемся у антикварного магазина?" Звонит Володя: "Мы в ресторане с Ильей и Валерием Ивановичем. Не хочешь подъехать?" Звонит неизвестная девушка: " Мы из музея. Не дадите ли нам свой адрес, мы хоти вам приглашения высылать..." Звонит Таня: "Я постараюсь отделиться от этой компании, отойти от нее..." Звонит Аня: "Приду в воскресенье помочь тебе с уборкой, да?" Звонит Сережа: "Купил много продуктов. Приготовил замечательный суп, поджарил филе, вымыл машину, но на мойке куда-то дели металлический штырь, которым закрываю машину, чтобы не угнали. Может быть завтра к ним подъехать?" Еще один Саша звонит: "А почему ты на вечер не пришел?" Письмо из Нью-Йорка: "Гениных наследников можешь найти через Влада..." Письмо из Парижа: "Вот и наступили у меня сумерки. Давно ожидал, а вот когда началось - неожиданно. Проблемы с глазами. Не знаю, на сколько прервется вся история со спящей красавицей, теперь будут врачи встречи с ними, капли и вся эта фигня. Часто думаю о тебе накануне своего тридцатичетырехлетия. Звонил А. Она тебя передает привет. И говорит, что ты грустный. Не грусти, а? Правда не грусти. У нас всех есть свои причины грустить и мы бьемся за них так, как никогда бы не сражались за счастье. Мамлеев просил написать статью для какого-то сборника. Он основал банду метафизических реалистов. У все есть членские билеты. Не шучу. Меня еще тошнит от всего этого. Во всем остальном спокойно. Предвесенний сон. Полное безветрие. Сижу в темноте, шторы задвинул. Ночью лучше, небо оранжевое, и мусор летает в каменном дворе колодце. По утрам из туалета слышна птица. Одна поет. То далеко то близко. Как далекий гудок далекого паровоза в далеком детстве. Вот и все. Обнимаю." Больше никто не звонил не подходил и не писал сегодня. Очень спокойный и бессодержательный день. |
gospodi | 03:53, February 3rd 2002 |
gospodi |
Новые проекты
|
gospodi | 03:20, February 6th 2002 |
gospodi |
|
gospodi | 11:35, February 9th 2002 |
gospodi |
Рассказ водителя 2
1. Голосую вечером у Никитских ворот. Купил какой-то необычный букет цветов в подарок А. Ехать на Трубную. Один чайник из засранного жигуленка, пахнущего несъедобной пищей, к счастью, отказался везти (не умею еще отказываться от этих грязных машин). Остановился "нисан" с молодым мужчиной и девушкой лет 16-17. "Мы вас подвезем, вам куда ехать?" - "На Трубную" - "Это где?" - "Это прямо. Рядом с Цветным бульваром." Когда сел в машину, парень говорит - "Только о деньгах не надо. Мы просто так довезем. Когда я покупаю цветы, мне всегда хочется от них поскорее отделаться... Вот увидели вас и решили помочь..." Мой букет сверху прикрыт голубым целлофановым пакетом, чем немного похож на девушку годов 50-х, укрывающую себя от дождя таким же капюшоном из прозрачной "болоньи". В качестве благодарности я рассказал о том, почему площадь называется Трубной. Спрашиваю - "Вы ведь не из Москвы?" Он замялся, но оказалось, что действительно, долго жил в Париже и где-то еще... Сам из Грузии. Разговорились о различиях разных районов Парижа и т.п. Так вот в пустой и милой беседе доехали. 2. Другой водитель был живчиком. На иномарке. Рассказал, что работал в шоу-бизнесе, показал, кто где живет... Вот там, в переулке Алибасов, а около Никитской Толкунова, подальше немного Бабкина... "А кем вы работаете? У вас интеллигентный вид..." Странной определение - "интеллигентный вид". Стал взахлеб рассказывать о своей матери, которой сейчас уже 70. Она работал буфетчицей в Домжуре. "Наливала и самому Гагарину и многим другим известным людям... Хрущеву...". Вот ее уговаривали книгу написать, а она отказывалась. А я теперь хочу, чтобы кто-нибудь написал... Короче, я, как "интеллигентный человек" должен был срочно написать о его маме книгу... Я не стал моего водителя убеждать, что внешность бывает обманчивой. Все равно не поверил бы -))... |
gospodi | 01:13, February 10th 2002 |
gospodi |
Коля Александров и Лиля Брик
|
gospodi | 12:05, February 12th 2002 |
gospodi |
Е.Х.
|
gospodi | 01:22, February 13th 2002 |
gospodi |
Стивенс и др.
|
gospodi | 00:03, February 14th 2002 |
gospodi |
Письмо
Открыл одно место. Теперь в Париже мода, устраивать бары у себя, в своих квартирах. Нашел такое местечко, на Монпарнасе, рю Дидо, там жил Дж...ти. У хозяев прибыль небольшая. Просто одинокие люди. Он неудавшийся художник, хотя что значит неудавшийся?.. А жена чешка. Там иногда стихи читают, прозу. Сходим если соберешься . Камин, собака... В общем такой милый упадок. Из специально приоткрытой двери виден вечерний сад. Их сад. Как сокровище в полу приоткрытую дверь. Я прихожу и сажусь за большой стол. У камина. Кофе нет. Пиво и все прочее. Не французское место. Старые афиши по стенам... Парни и девушки разговаривают и тянут пиво...Деревянные тяжелые столы...Приятно поставить локти. Приятно расслабиться и смотреть на огонь. Хочется думать, что они никогда не разоряться. Читаю здесь уже два воскресенья. Читаю Жака Шардона. Потом напишу подробнее. У нас тоже дождь целый день. И тоже все нормально. Обнимаю. |
gospodi | 05:38, February 17th 2002 |
gospodi |
|
gospodi | 02:37, February 18th 2002 |
gospodi |
Письмо
(...) К тем, кто равнодушен люди тянутся. Странно, многие считают равнодушие грехом. Скрывают его. А те, кто не скрывает - рискуют потонуть в людях. Быть внимательным и равнодушным. Никого не утомлять, деликатность. В своем роде остывшая сковородка с отвращением. В сущности, не важно что приносит в нас мир. Быть в мире с самим собой. Может это и есть стиль? Стиль негромкий, спокойный, без парада и позы. Не знаю. Сегодня я был в мире с самим собой. Смотрел на двух лебедей. На чаек. Злые, драчливые птицы. На берегу неуклюжи. Вырываю друг у друга куски мокрого хлеба. От утиных лап в воде чувство свежести. Желтое солнце. Крупные нарциссы на влажно-зеленой траве. Ни ветерка. Когда мотоцикл трещит, утки ныряют. В середине пруда груда гранита. Два грифа. Похожи на ветеранов полковников. Ни травы в пруду, ни кувшинок, ни лилий. В деревне был пруд с лилиями. Я его открыл случайно. После полей, пошел гулять, чтоб не уснуть сидя, у тещи на глазах. Стыдно было. Мне что-то было нужно. Я что-то искал. И вот мимо груш, уже в прохладе брел по деревне а потом вообще ушел. Через два поворота, за подсолнухами и был этот пруд. Огромный клен, такой старый, с таким стволом, на котором играет отсвет воды. И там были кувшинки. Две лили белых как снег. Как свеженакрахмаленные и немного помятые рубашки. Я сел на берег и сидел там до того как небо из бледно синего, стало красным, потом розовым, потом лазурным и фиолетовым. Сейчас пишется очень мало, но очень густо. Над каждой строкой топчусь отхожу а потом на полпути в туалет с сигаретой бегу обратно. И так два часа. (...) Не пей уж очень. И жирного не надо. Хорошая вода. У тебя не помню, какая вода? Вкусная? Спортом наверное не занимаешься? Ну это как романтизм. Спорт. Питаться правильно не умеем, а туда же... Спортом. Скоро весна. Пей витамины. В марте опять грипп. Обязательно купи нурофеновую мазь, перед выходом на улицу, в метро смазываешь в носу и все. Вот увидишь, как начнут все у вас чихать... Одевайся теплее, в метро расстегивайся, а выходя, еще до эскалатора запахивайся. Сквозняки еще хуже чем в Париже. |
gospodi | 19:10, February 20th 2002 |
gospodi |
Глава из новой книги, написанная в тюрьме (конечно)
Это река, которую я видел в жизни много дольше других рек. Я прожил на берегах Сены четырнадцать лет. Или без малого четырнадцать. Во всяком случае, первые одиннадцать был прочным парижанином. Забавно, но я более парижанин, чем житель какого-либо другого города! (В Москве, в два присеста, до эмиграции и после, я прожил все-таки меньше.) Я настоящий "parido" и любил мою "Paname", так на жаргоне называют истинные парижане ("parido") свою столицу: "Paname", ориентируясь на скандал с Панамским каналом в начале века. Замешан был в этой коррупции века Фердинанд Лессепс, то есть парижане называют столицу "Скандал Денежным знаком доллара петляет через Париж". Сена. На острове Сен-Луи на набережной Анжу стоит отель Пимодон (он же отель Лозен), где в середине XIX века жил Шарль Бодлер (а еще Теофиль Готье), и находился клуб гашишинов. Нет, недаром я настойчиво упоминаю о доме Бодлера в нескольких своих книгах. Дело в том, что Шарль Бодлер для меня не только создатель новой городской эстетики (до него в искусстве господствовала дворянская: помещичье-сельскохозяйственная эстетика), по которой как по Евангелию мы живем и сегодня. Он еще и изобретатель современного мира, а это еще и городской мир. Он придумал нас всех. Он и Бальзак. Потому загорать я ходил поближе к Бодлеру на остров Сен-Луи. Я брал с собой американский рюкзачок, клал в него подстилку, пару французских книжек, тетрадку, служившую мне дневничком и одновременно творческой лабораторией. Иногда бутерброды и вино. Маршрут у меня был один и тот же, так как все свои годы в Париже (за исключением шести месяцев в 1985 году) я прожил в третьем аррондисмане на правом берегу, а именно в Марэ. Там у меня были три адреса: 54, rue des Archives, rue des Ecouffes (забыл номер) и 86, rue des Turenne. От всех трех жилищ до Сены было от пяти до семи минут. Оно и понятно: "аэ" по-старофранцузски значит "болото". В начале второго тысячелетия на месте правого берега против Нотре-Дам находилось обширное болото. Обычно я первый раз переходил Сену по мосту Луи-Филиппа, затем пересекал (всегда глядя на дом Бодлера) неширокий островок Сен-Луи и выходил к другому рукаву Сены, обтекающему островок с другой стороны. Там, чуть влево от небольшого моста, соединяющего остров Сен-Луи с островом Ситэ, я сходил на мощеную булыжниками низкую в этом месте набережную и устраивался там. На тех самых булыжниках, что служили материалом парижских баррикад. У меня было облюбованное местечко на этих вонючих камнях - у одного из ржавых причальных колец. Там я раскидывал свою подстилку, снимал полотняные солдатские штаны оливкового цвета. (Хабэ это я привез в количестве нескольких пар из Калифорнии, из армейского second-hand.) Штаны, ботинки и майку укладывал под голову и лежал, краснея кожей. Постепенно появлялись завсегдатаи этого пляжа на булыжниках. Мы все друг друга знали, здоровались, но особенно старались не сближаться. Прямо по курсу возвышался собор Нотр-Дам-де-Пари - вид сзади. Сзади он был похож на присевший на лапы космический корабль. Частично Собор завешивала маскировочная сетка плюща. На этом месте Сена еще раз раздваивалась, и по рукаву ближнему к нам сиплые баржи с песком, углем и дровами шли в направлении площади Конкорд к мосту Александра III-го, к Трекадеро и Эйфелевой башне. По дальнему рукаву и дальше такие же баржи шли в обратном направлении, куда-то мимо Ботанического сада и Аустерлицкого вокзала. Сена немедленно покрывалась такими диким пляжами с наступлением теплых дней. Особенно центральная часть, на островах, у Лувра, у сада Тюильри. Вся многочисленная шпана города высыпала на берега Вечной реки. В конце первого - начале второго тысячелетия Сена видела на своих водах суда норманских воителей. Немцы эти совершали набеги на Париж. Но, конечно, их приплывало меньше чем нас. Я провел на Сене многие сотни зыбких, похожих на миражи счастливых дней. Кожу, раздраженную солнцем и городскими загрязнениями, щипало. Вино помогало сохранять себя в состоянии легкого отупения - "groggy", как говорят американцы. Парижские девочки лежали рядом topless, белые груди и соски вверх, а сверху с парапета и с моста на них пялились представители слаборазвитых народностей - кудлатые арабы. Но не слаборазвитых на самом деле, да простит меня Аллах, я говорю иронически, имея в виду, что в их культуре не принято, чтоб девушки лежали в центре города, выставив сиськи. Иногда появлялась моя жена Наташа, идущая куда-либо. Она могла присоединиться ко мне на час, но всякий раз раздраженно находила мое времяпровождение некомфортабельным. Часто, впрочем, заглядывал ко мне отшельнику, или, как я себя называл по имени названия известного романа Луи Арагона, "Peysane de Paris", т.е. крестьянину Парижа, художник Вильям Бруи. Он жил в те годы поблизости, ему досталась узкая щель, квартирка-камера на острове Святого Луи. Несколько раз здесь же, с видом на Нотр-Дам, в газовых выхлопах автомобилей, криках туристов, под взглядами арабов и topless girls, мы устраивали пикники. Я, Наташа, Вилли Бруи, Тьери Мариньяк, и еще всякие люди, их в те годы было много. Так что местечко у Сены было моей штаб-квартирой! Погружаться в воды Сены никто не рисковал. За годы помню лишь несколько исключений. Когда становилось особенно жарко, я заходил несколько раз в воду по колено. Брусчатка как дорога умно спускалась по наклонной в воду. Если кто вдруг, изможденный борьбой с волнами, захочет выбраться - то будет иметь комфортабельное шоссе вверх, не надо будет в бессилии мыкаться, плавать у неприступной крутизны берегов. Прожитые мною в Париже годы несомненно останутся самыми счастливыми в моей жизни. А с кожей моей до колен ничего не случилось в те несколько раз, когда я омывал их водами Сены. Должно быть, воды не такие уж и опасные. Есть хорошая фотография, сделанная Лотреком парижской фотографии 80-х годов Жераром Гасто: я стою на крыше Нотр-Дам-де-Пари, и вдали вся до самой Эйфелевой башни лежит под мостами Сена. Есть еще фотография того же Жерара Гасто: я в советской солдатской шинели сижу в темноте, у северной оконечности острова Сен-Луи, вспышка вырвала меня из тьмы. В Париже, куда не пойди - везде Сена. Я хотел в конце 80-х годов написать работу: "Влияние реки Сена на "Цветы зла" Шарля Бодлера", - но не сподобился, а жаль. Она диктует городу Погоду. На ней есть чайки. Все маршруты Парижа включают Сену. Я много работал в этом городе: написал десять романов, шесть книг рассказов, мне нужна была разрядка. Во второй половине дня, пообедав, выходил к реке, обычно к мосту Луи-Филиппа, и шел по правому берегу вдоль мостов все дальше и дальше. Заканчивался мой маршрут или же на площади Конкорд, или даже я доходил до моста Александра III, сворачивал влево, выходил на Елисейские поля и шел к Триумфальной Арке. Возвращался я тоже на своих двоих. Большой маршрут до Триумфальной Арки и обратно был более двенадцати километров. Зимой я обычно надевал красные высокие американские сапоги до колен, китайскую курточку-ватник без воротника цвета хаки, шарф. Ватник подпоясывал ремнем. Вот что у меня было на голове, запамятовал. Идя быстрым шагом, я размышлял. От моста Луи-Филиппа я быстро выходил к Парижской мэрии, к Нotel de Ville. Здание мэрии, правда, было относительно новое - построено в 1871 году, взамен расстрелянного во время Парижской Коммуны старого. Но приличные зализанные плиты мэрии, выходящей к реке, покрывали многострадальную землю Гревской площади - место казней и пыток. Хитрые современные администраторы убрали с карты Парижа Greve, оно называется сейчас Place d`Hotel de Ville. Название Greve служит обозначением для забастовки и сегодня. Давно, в глубокую старину, еще до того, как стать местом казней, этот откос на берегу Сены служил местом, где собирались те, у кого не было работы, кто находился в ситуации en Greve. То есть, по сути дела, когда-то площадь называлась Площадью Безработных. Дальше Сена (от нее всегда несет: летом - сырым домашним теплом, зимой - пронизывающей сыростью и холодом) идет мимо магазинов "Самаритэн" к Понт-Неф и Мосту Искусства. По всей длине Сены насажены каштаны. Если это весна - то цветы их благоухают, а если осень - то на тротуаре лежат бесчисленные расколотые зеленые скорлупки или коричневые большущие камни плодов. Справа тянется однообразный, черно-серый, всего лишь о трех невысоких этажах, казарменный Лувр. Потом Лувр кончается и начинается ограда сада Тюильри. Напротив Тюильри на Сене стоят заякоренные обитаемые баржи. Там живут богатые. Можно увидеть летом обитателей барж в шезлонгах на своих палубах, между кадок с цветами с бокалами в руках. Вдоль Сены можно ходить вечно. 150 лет и больше, и не надоест. Где-то в моих дневниках, оставшихся в Париже (тысячи страниц), возможно, есть записи о прогулках этих длиною в четырнадцать лет. Идешь, мерно стучишь сапогами. Один. Наедине с рекой и с древними камнями. Закончились купеческие здания универмагов "Самаритэн", и в разрыв зданий перед Лувром видна церковь, с которой дали сигнал к Варфоломеевской ночи - к избиению гугенотов. В сотне шагов от Сены. Сена слышала все и всех. По набережной Вольтера прогуливался одинокий больной AIDS Рудольф Нуриев в его последние месяцы и дни. |
gospodi | 01:22, February 23rd 2002 |
gospodi |
Теплая компания
|
gospodi | 15:58, February 27th 2002 |
gospodi |
Больной ЖЖ
|
[ Gospodi's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Gospodi |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |