Тяжелая осенняя депрессия.
Креативные способности на нуле.
Воля парализована.
Сны не снятся.
Книжек читать не хочется.
Третьи сутки не могу дойти до видеопроката, чтобы что-нибудь взять посмотреть.
Четыре дня назад, правда, дошел - взял кассету, принес домой, положил на телевизор. На следующий день отнес обратно в прокат, так и не открыв коробку.
Вторую неделю не могу дойти до АдМаргинума, который в шести минутах пешком от двери квартиры.
Нет сил снять телефонную трубку - что я им скажу?

Вокруг, несмотря на это - хорошие, добрые и даже иногда отзывчивые люди.

Что-то тут не так. Где-то ошибка.
Может, в АдМаргинуме?

Update: А вот - счастливый человек. Получает удовольствие от пребывания в книжном магазине. Читаю, и чувствую себя гинекологом в публичном доме.

Все мы немного Ольшанские.

Оказалось, что научиться подстригать бороду и усы - гораздо сложнее, чем научиться курить трубку.
Впрочем, легче всего было научиться пить коньяк.
Не знаю, почему, но мне в детстве всегда казалось, что непременно нужно носить бороду (ну, ладно, бородку), пить коньяк и курить трубку.
Странно, впрочем, не это, а то, что делать все это вместе хочется только осенью и зимой.
Летом же и весной все наоборот. Хочется курить самокрутки из табака Samson, бриться каждый день и пить только пиво.
Может быть, это раздвоение личности?

Очень часто думаю в последнее время о том, что жизнь это трэш.
Это очень простая мысль.
Достаточно почитать мой журнал, и все станет ясно.
Generation Second-Hand
nevazhno, ты как считаешь? Жизнь - это трэш?

"Отныне более молодые, более энергичные, более расторопные и, несомненно, более дальновидные, стало быть, как говорится, современные соперники возводили в культ избитые приемы и простоту исполнения. Они провозглашали себя мастерами растительной импровизации. Эти люди непостижимым образом сумели погубить поэзию букетов, сваливая в одну кучу анютины глазки, лютики и анемоны, подобно тому, как их мог бы объединить какой-нибудь импрессионист на одной картине. Унификация - вот в чем заключалась проблема. Она положила конец одному из самых красивых жестов: движению женских рук, ставящих цветы в вазу."

paslen

paslen

paslen

-Писать на этом языке уже никто не умеет. Остались только звуки. Он путешествовал по истории вместе с евреями. Был в ходу сам по себе, смешивался с другими языками. Упрощался. Его питала религия и религия же свела на нет - пришел ислам, арабская речь. Поток языка - это Бог.
И еще.
-Алфавит - это мужское и женское. Если знаешь правильный порядок букв, ты создаешь мир, в твоей власти творение. Вот почему их порядок скрывают. Если знаешь истинную комбинацию, ты хозяин всей жизни и смерти.
Он закурил очередную сигарету, оставив в пачке последнюю.
-Пища на завтра, - объяснил он. Робкая улыбка.
Завтра, если мы захотим, он покажет нам арамейскую надпись на стене сирийской церкви. Проводит в Вифлеем, и Иерихон. Колонны в аль-Аксе - это колонны крестоносцев, сказал он. Мохаммед вознесся на небо с Купола Скалы.

paslen

По поводу недавней длинной записи по поводу Делилло и Ассулина.
Еще пример двойственности, некоторое отношение к Д. и А. в представленном аспекте имеющий:

"Известный итальянский историк Арнальдо Момильяно был одним из первых, кто указал на различие между двумя типами истории. Первый тип истории, господствовавший долгие века, был связан с описаниями актуальных политических событий (лучшим образцом такой истории может быть Фукидид). В рамках такой традиции лучший историк тот, кто сам был свидетелем событий или их участником, как, например, Иосиф Флавий в "Иудейской войне". Но уже в пятом веке до нашей эры Момильяно обнаружил иную тенденцию, которую он назвал "антикварной". По определению Момильяно, "антиквары собирают все, что связано с определенной темой, вне зависимости от того, может это способствовать решению некой проблемы или нет"

Это кажется трюизмом, но коренной ошибкой безответственных деконструкционистов было верить, что с текстом можно делать все что угодно. Это вопиющая нелепость. Текстуальный гипертекст (второй вид) конечен и ограничен, хотя он и открыт многочисленным и оригинальным интерпретациям.
Гипертекст очень хорош для работы с системами, но не может работать с текстами. Системы конечны, но безграничны. Тексты конечны и ограничены, даже если интерпретаций может быть очень много.

Я тоже начал пить водку.
Как и Пирогов.
Не в рабочее, правда, время.
Но дома уже постоянно.
Два вопроса в связи с этим:

1. Лев, ты слышишь?
2. Что со мной, доктор?

Я все-таки думаю, что речь идет не о загадочном учении последователей некоего Вегатера, а о нормальном вегетарианстве.

Тем не менее, в очередной раз умиляют способы аргументации, которые используются Крыловым &Со.
Я был вегетарианцем на протяжении двух лет. Это немного, но мне и лет-то не много, так что в пропорции вполне даже нормально.
Я ни разу не встречал вегетарианца, который привел бы в оправдание своему вегетарианству аргумент, приводимый Крыловым. Ни разу. И это при том, что, как правило, сознательно исповедующие все эти нью-эйджевские приколы люди составляют довольно тесную тусовку и друг-друга знают, как минимум в пределах одного города.

Стратегия Крылова следующая: сперва изобретается некий пример, очевидно бредовый, никакого отношения к реальности не имеющий. Делается это, правда, довольно искусным образом: пример должен быть таким, чтобы вызывать однозначное раздражение у целевой аудитории. Целевая аудитория Крылова, насколько можно судить по его записям, от вегетарианства вообще очень далека, поэтому все, что будет об этом сказано, будет принято негативно. То есть, еще проще говоря, сперва Крылов припрягает мудака.
Когда мудак припряжен, Крылов с легкостью необычайной переходит к проблеме, совершенно с примером не связанной, то есть логически не связанной. Единственная связь, которая наблюдается в его рассуждениях простое соседство двух тем и примеров, то есть соседство чисто пространственное левая часть/правая часть.
Но целевая аудитория, уже раздраженная примером с мудаком, молча кивает, хмуря этнически безупречные бородатые лица. Собственно, вторая часть сообщения Крылова нужна не для доказательства, не для формулирования взгляда на проблему, а для того, чтобы направить вызванное мудаком раздражение целевой аудитории в нужное русло.
В примере с вегатерианством место второй части могло занять, в принципе, все что угодно. Главное соблюсти диспропорцию: в левой части поставить пример из частной жизни (вегетарианцы, гомосексуалисты, наркоманы и прочие представители мудаков), а справа включить некую глобальную проблему. Единственное, чем Крылов оперирует в этих своих рассуждениях - это энергией отвращения, которую сам же в читателях и вызывает.
Это напоминает старый анекдот про двух мужиков и лошадь на мосту. Один мужик говорит другому: Вон, видишь мост? Видишь лошадь на нем? Вот так и человек живет-живет, и умирает.
Или другой анекдот, из армейских: У вас, рядовой Иванов, сегодня сапоги не начищены, а завтра вы Родину продадите!.
Интересно, понимает ли хотя бы часть целевой аудитории Крылова, что ею беззастенчиво и в открытую манипулируют?
А самому Крылову не стыдно?
И почему я, такой нежный, должен это читать? (с)

УБЕРИТЕ
ЭТИХ
ИДИОТОВ
С
МОЕГО
ЖИЗНЕННОГО
ПУТИ
!

Что взять с собой в дорогу?
В отпуск командировку в Сочи.
В смысле, читать.
Выбор из:
Андре Скобельцин, "Нарцисс или Мастерская взгляда" (приятное чтиво)
Антуан Компаньон, "Демон теории" (нужное чтиво)
Жан-Франсуа Лиотар, "Состояние постмодерна" (безумное чтиво)
Это вам не "юбка или брюки", да.
Хотя тот же хрен.

• Выборочная читка френдов за период с четверга по воскресенье.
• Не работает мыло с lenin'ым (не работает с четверга), так что пишите на kutalov@cros.ru днем и на apostolle@mtu-net.ru вечером. Все, кому не ответил с четверга - буду признателен за повтор.
• Холодно.
• Нет времени.
• Прием в честь приезда Жоспена. Идти - не идти.
• Личный опыт, оказывается, непроецируем на других. Это, конечно, открытие тысячелетия.
• Непрекращающийся внутренний монолог на тему того, сколько и чего нужно выпить, чтобы надеть ту или иную одежду.
• Трехдневное юродство принесло свои плоды. Пожалуй, впервые в жизни удалось осознанно и рассчетливо прикинуться конченным идиотом с тем, чтобы отвести от себя подозрения в соглядатайстве. В результате насмотрелся лет на пять.
• Ну, и так далее.

Смысл и назначение пережевывателей говна.

Пережевыватели говна, подобные Стогоffу, нужны для того, чтобы люди, у которых не хватает времени читать, все же могли быть в курсе происходящих событий.
С другой стороны, парадокс: если люди, которым не хватает времени читать, находят минутку-другую на пережевывателей говна, то отчего бы им не читать что-нибудь менее вторичное?
Может быть, дело в говне?
В каких-то флюидах, от него исходящих?
Флюидах, делающих говно притягательным не только для пережевывателей, но и для потребителей пережеванного, которые незадолго до этого еще выглядели совсем по-другому?
В чем же дело?
Мир полон тайн.

Вслед за нагадившими ночью в моем журнале гг. telnikoff и maximb, в мусорную корзину отправляется г. krylov, как идейный вдохновитель вышеупомянутых засранцев. Отправка в трэш сопровождается, естественно, пожизненным баном.

Редактируешь, переписываешь, правишь - таращишься в монитор, грызешь ноготь, сворачиваешь трубочки из желтых листочков, наблюдаешь последнюю в этом году муху, апатично ползущую по стопке листов на столе, слушаешь, как тихо переговариваются в соседней комнате коллеги Иногда дернешь Внешнегляда, гукнешь в пустоту всемирной паутины: Ау! POP3!
Нет ответа.
Захочется курить и есть бутерброд. Кофе захочется. Подумаешь: где же теперь та кружка, которую не эвакуировал из предпоследнего офиса, проданного за долги? И где теперь взять новую? Поежишься от неустроенности. Найдешь свой старый рассказ в сети. Перечтешь. Не подумаешь ни о чем. Повертишь в руках пачку сигарет. Пойдешь курить, зябко подняв воротник пиджака.
Выйдешь на лестницу, спустишься вниз, к большому красному ведру. Спрячешься за закрытой дверью от холодного сквозняка дверь черного хода открыта до шести вечера. Подумаешь, как хорошо было бы уходить домой сразу после того, как охранник в чине майора (о котором что-то уже писал) запирает черный ход на висячий замок и гремит в коридоре ключами, и идет обратно, на свой пост, в развалку, грузно седой дядька с толстым носом, неуловимо напоминающий предпоследнего президента. Подумаешь еще, что в этой стране так не бывает. Захочешь сплюнуть. Вместо этого закуришь.
Откроется железная дверь, за которой прятался от сквозняка, выкрашенная черной нитроэмалью, блестящая в свете ламп дневного света. Станет холодно. В дверь втиснется детина в синем ватнике поверх грязного белого халата, веселый, небритый, с едва заметным следом гематомы на этнически безупречной переносице. В руках у детины будут доски и все те же лампы дневного света, много ламп, много света, много досок. Подержишь дверь, куря, пока детина не начнет подниматься по лестнице хозяин коридора, он даже не кивнет в благодарность. Будешь курить дальше.
Будешь думать о тексте, который еще надо поправить, а лучше переписать, о негодяе-переводчике, подсунувшем тебе дрянной подстрочник вместо обещанной творчески переработанной статьи, о прививке от гриппа, о том, что надо бы, наконец, купить ботинки и новый нотебук. Подумаешь еще, что, на самом деле, придется выбирать. Или ботинки, или нотебук. Вздохнешь, огорченный несовершенством всего.
Услышишь шаги на лестнице, увидишь того же детину, несущего в этнически безупречных руках своих те же доски и лампы дневного света. Много ламп, много света. Решишь, что дверь он откроет и сам. Детина откроет дверь локтем, выйдет, и, перехватив поудобнее свой груз, толкнет дверь ногой.
Вздрогнешь от неожиданно резкого и громкого удара металла о металл.
Подумаешь, что детина этот точно уйдет домой до того, как охранник в чине майора закроет дверь черного хода.
Прошепчешь: Мудак, бля.
Потушишь сигарету о стенку красного ведра, и пойдешь обратно редактировать, переписывать, править, таращиться в монитор, грызть ноготь и провожать взглядом октябрьскую муху, ползущую в свой последний путь по стопке бумажных листов.