Жерар Женетт, "Структурализм и литературная критика" (Ж.Женетт, "Фигуры", Т.1, М., изд-во им. Сабашниковых, 1998, стр.178): "К этой истории внутренних подразделений поля литературы, программа которой уже и без того достаточно богата (...), следовало бы прибавить историю другого, гораздо более масштабного членения, отделяющего литературу от того, что ею не является. То будет уже не история литературы, а история отношений между литературой и всем комплексом общественной жизни - история литературной функции."
Вообще замечание особенно любопытное еще и потому, что (Женетт в этой связи цитирует на протяжении целой страницы Томашевского), структуралистский принцип "элемент/функция" здесь применяется сразу ко всему, и литературная функция (если экстраполировать) вовсе необязательно должна быть связана только с определенным элементом, которым в данном случае является собственно литература. Почему-то сразу думаешь о носителе. О внешней форме вообще.

В этом смысле то, что Пирогов называет "внутренним читателем" относится именно к "функции", а не к "элементу", "элемент" - сфера существования читателя "внешнего", для которого важен именно способ коммуникации. Функция же вообще говоря вещь какая-то уж слишком подвижная, в этой подвижности приближающаяся к неуловимости, такая "волна-частица", проявляющаяся буквально везде. Как и "внутренний" читатель.

Важно то, что статья Женетта называется "Структурализм и литературная критика", а не "Структурализм и литература". В каком-то смысле это выглядит попыткой зарегистрировать то, что понимается здесь под "литературной критикой" в качестве ответственного за все вообще. Поскольку, по Женетту, эта самая "литературная критика" тоже занимается, скорее, "функциями", чем "элементами". Что вовсе, конечно, не означает, будто бы есть какие-то самодостаточные "функции" и некие сугубо формальные "элементы".

Весной, в самом конце марта или самом начале апреля я познакомился с Алиной Витухновской. У нее была презентация книжки в ЦДХ, уже после того, как ее выпустили из тюрьмы. Книжка была совместная - она и Константин Кедров. Читали тексты друг-друга. Кедров, как обычно, юродствовал.
Меня туда привела НГ, которая была знакома с Витухновской через каких-то общих друзей в литинституте. Насколько я помню, это была тусовка Данилы Давыдова и Светланы Богдановой. Историю Витухновской я знал, но читать ее стихи как-то не особенно хотелось, и, в принципе, это ощущение подтвердилось на той презентации.
Там же был и Саша Басалаев, фотограф из "Огонька"(экспириенс незабываемый - www.ogonek.ru), который Витухновскую снимал. Он тоже оказался знакомым НГ, и первым делом пожаловался, что ему некого попросить про мероприятие написать. НГ, недолго думая, предложила меня - Басалаев за это обещал сделать несколько профессиональных снимков нас с НГ. Снимки, надо сказать, получились очень даже неплохие - на мне было какое-то дикое черное кожаное пальто, совершенно отвратительное в реале, но оказавшее на удивление фотогеничным.

Словом, после презентации мне пришлось ловить Витухновскую и брать у нее интервью.

У Витухновской были длинные черные волосы, по концам, примерно на пять сантиметров, выкрашенные в ярко-алый цвет. Меня поразило то, как она говорила. Это был монолог - я, конечно, делал скидку на то, что тексты ее услышал впервые в жизни и был, возможно, неадекватен в своих вопросах, но по большому счету ее не интересовало, о чем я ее спрашиваю. У нее была тема, и она ее раскрывала с каким-то дискурсивным ожесточением. Говорила она, естественно, о тюрьме. О том, как решила не играть по их правилам и устроила из своего пребывания в тюрьме шоу. О том, как каждое утро красилась, чтобы не быть похожей на своих сокамерниц и надзирательниц. О том, что она не чувствует себя женщиной, что она - существо без пола, андрогин, потому что если она почувствует себя женщиной, она сразу же перестанет быть автором ситуации и станет персонажем. О том, что гениальность есть стопроцентное попадание в десятку при полном отсутствии эмоций. В зависимости от настроения и от того, насколько реакция собеседника (слушателя) казалась ей адекватной, она переходила с "ты" на "вы" и обратно.

Потом я несколько раз был е нее в гостях. Удивительно, что каждый раз она говорила одно и то же - про тюрьму и про то, как она решила не играть по их правилам. Говорила всякий раз одинаково, монотонно, глядя в глаза и не моргая. Перебить ее не представлялось возможным. Один раз я встретил у нее дома немецкую журналистку, которую звали, кажется, Натали. Натали была одета в камуфляж и армейские ботинки. С собой у нее было около десяти фотокамер, из которых семь или даже восемь - настоящая шпионская техника, размером с пачку сигарет. По-русски Натали знала три слова: здравствуйте, спасибо, отъебись.

Из того интервью, учитывая тотально монологическую манеру Витухновской говорить, ничего не вышло - вместо этого я написал небольшую заметку во вполне молодежном стиле: о том, что писатель становится самодостаточным и не нуждается больше ни в читателе, ни в публике, поскольку публика умерла. "Самодостаточный" было в то время в литинституте ключевым словом (как и "андрогин"), без него не было шанса встроиться ни в одну практически тусовку, исключая сугубо алкогольные. Через три дня мне позвонили из "Огонька" и предложили место младшего редактора - вести разделы молодежной, опять же, жизни и отчасти музыки. Целиком за музыкальный раздел отвечал Сергей Козицкий, нынешний огоньковский ответсек. Несколько месяцев спустя мы с ним проебали некоего Германа Витке, который звонил в редакцию по пять раз в день, представлялся поэтом-песенником и предлагал заплатить за то, что мы возьмем у него интервью. Козицкому было лень, а я не знал, кто такой Витке. Я и сейчас не очень-то представляю, кто он такой, но по телевизору его несколько раз видел. Произвел на меня впечатление очень богатого человека. По-моему, друг Димитрия Быкова. Единственный бренд, с которого мы (точнее, я) хоть что-то поимели, звался Николай Расторгуев, но это уже совсем другая история. Или это был Евгений Кемеровский?

Следующим человеком, к которому НГ повела меня брать интервью, был Лимонов. Он сразу сказал, что "Огонек" материал не напечатает, и можно, в принципе, не стараться. Так в итоге и вышло, хотя более квалифицированной и взвешенной лекции по истории политического экстремизма мне ни до, ни после ни читать, ни слышать не приходилось. Файл расшифровки сохранился.

Еще НГ тогда просила называть ее Одри и постоянно придумывала себе безумные псевдонимы. Она написала пять или шесть рассказов о родах. Главным их героем был негр-интерн, подменявший заболевшую акушерку. Ее отчислили из литинститута с формулировкой "творческая несостоятельность". В тот год я купил себе черные сапоги и написал роман(здесь из него кусок), который последовательно отказались печататать все московские журналы, даже те, где, как я считал, у меня был блат.

Ближе к зиме я стал вегетарианцем.