dm_lihachev

krylov

• богатый тратит деньги на то, чтобы забыть, как он их получил (не понял я, кстати, больницы он, что ли, строит для бедных?)
• богатый доказывает, что быть богатым - это круто. Это понятно. Либо герой просто отморозок, который нюхает кокс и т.д., либо, типа, "красиво живет", что не исключает ни в том, ни в другом случае определенно, хотя и тухлого, экзистенциалистского пафоса, конечно. Книжка для московских мажорных тусовщиков такая, да (сразу встраивается, между прочим, в таргетную группу - Крылову бы промоутером быть. Охлобыстинский вариант.)
• богатый эмигрирует, очевидно, окончательно расставшись с иллюзией легализоваться здесь (другая мотивация мне не очевидна)

• Цивилизация вина
• Цивилизация пива
• Цивилизация водки

Сейчас в это сложно поверить, но в 1995 году столовая Литинститута еще была обычной столовой.
Маленькой, грязной, с аллюминиевой кастрюлей, из которой разливали суп с перловкой.
Стены были покрашены простой масляной краской, столы - я уже и не помню, какие там были столы.
Но явно не деревянные, под дуб, как сейчас.
В бар "а ля айриш", со сценой в углу и чистым туалетом столовая литинститута превратилась, кажется, в 1996-м. Хотя наливают там по-прежнему не раньше шести пополудни.
Наливали в столовой и до 96-го. Один из углов, тот, который теперь напротив сцены, был отгорожен стойкой. Это была первая версия бара. За стойкой стоял Володя, постаревший рокер, после шести включавший, как правило, Rainbow или Deep Purple. Закуски у Володи не было никакой и никогда, выпивка же была самая что ни на есть разнообразная - от пива (причем кегового, что было особенно ценно, к тому же разливал его Володя в советского образца кружки, полукруглые такие, короче, все помнят) до виски (минуя водку, всякие как бы "вина", шампанское и пр.). Впрочем, виски был только один сорт, почему-то Джим Бим пятилетней выдержки.
В противоположном бару углу, там, где сейчас сцена, стояло пианино. На пианино несколько раз играл Паркер (один раз Паркер даже спел песню "Нам, пацанам", как говорится, кто не знает - умрите). Обычно пьяный к тому времени Володя (как-то так получилось, что мы с ним быстро задружились и он иногда отпускал мне в кредит) слушал, вытягивал в сторону Паркера длинный костлявый палец и говорил: "Вот это - музыкант". В молодости Володя играл на бас-гитаре, а его друган Алик, который теперь этого "а ля айриш" бара хозяин - на просто гитаре. Они вместе жарили Rainbow - это мне так Володя говорил.
Почему-то, когда на пианино играл Лернер, Володя никуда палец не вытягивал и вообще молчал, хотя по мне Лернер играл если не лучше, то как-то более дифференцировано, что ли.
Сейчас в баре по субботам играет "Кроссроудз", что, в принципе, понятно, поскольку заведение это находится почти напротив Макдоналдса.
Вообще, Володя был просто подарком судьбы. Мало того, что он наливал мне в долг, он еще варил потрясающий кофе по-турецки, причем даже тогда, когда бар был де юре закрыт, то есть до 18.00. Правда, варил он его всего для нескольких человек, включая и меня. Жил Володя где-то в Кузьминках с дочкой, жена от него, по его словам, ушла.
Поругались мы с Володей из-за девушки. Я, в общем-то, понимал, что ходить с ней в этот бар не стоило - все было ясно с первого раза, когда Володя ее увидел. Но "Пирогов" тогда не было, "Огов" тоже, а в "Кризисе жанра", по тем временам самом тусовочном месте, было тесновато и дорого, так что выбора не оставалось.
Случилось это осенью, в самом конце, в октябре или даже начале ноября. Мы пришли достаточно большой компанией, кроме меня и той девушки было несколько немцев, учившихся у нас на иностранном отделении на преподавателей русского языка и литературы, Лернер, друганы Володи и еще кто-то. Мы что-то отмечали такое русско-немецкое - немцы то ли уезжали и устраивали отвальную, то ли наоборот, только приехали. Все понимающий правильно Володя даже двери запер, чтобы никто из посторонних не шлялся.
Пили мы долго. Закуски в баре не было, но немцы что-то принесли, хотя это, наверное, очень быстро кончилось.
Я в тот вечер Володю поначалу просто-таки полюбил. В проявлении своих дружеских чувств он зашел настолько далеко, что достал из-под стола непочатую бутылку Джим Бима и старательно меня им угощал, не забывая, впрочем, и себя. Это странное свойство провинциальных людей (Беляево - это же провинция): в пристутствии иностранцев ждать подвоха именно от них, а не от соотечественников, даже если последние забесплатно подливают тебе самое дорогое, что в баре есть.
По иронии в реальность меня вернул именно немец, звали его Кристиан (он очень не любил, когда его называли Крисом - антиглобалист, наверное). Я сидел за столиком вместе с ним и его одногрупницей (ее еще, кажется, в натуре Гретхен звали), пил десятый или одинадцатый Джим Бим, когда Кристиан, как-то неловко прервав разговор, тихо сказал мне: "Ты извини, Кирилл, но мне кажется тебе лучше подойти к твоей девушке".
Я обернулся. У девушки моей рост был 1.68 (я измерял), у Володи - что-то под 2.00, и смотрелось это отвратительно. Мерзко это смотрелось. Антигуманно. Играл, естественно, Rainbow.

Драться мы, по счастью, не стали. Несмотря даже на опустошенную к тому времени литровую бутылищу Джим Бима. Вместо этого мы ушли. Непостижимая трудность, однако, заключалась в том, что я никак не мог расцепить прощавшихся в дверях Володю и мою девушку. Непостижимая - потому что я так до сих пор и не понимаю, всерьез ли она не хотела уходить, или просто ради того, чтобы позлить меня. Ну ладно, может, ей Rainbow нравились, я не знаю. Но сорокалетний разведеный бармен с дочкой, живущий в Кузьминках? Впрочем, это позднее наслоение - тогда я об этом не думал.
Итак, мы ушли. Было поздно, темно и холодно, дул какой-то совершенно нелитературный ветер, который, впрочем, отрезвлял немного. Пошли не к метро, а в сторону Б.Никитской. Опять позднее наслоение - я ее тогда иначе как "Герцена" не называл. Пришли в скверик, где памятник (А.Толстому, кажется, да?). Сели на скамейку и долго сидели молча. Становилось все холоднее и холоднее, а я так вообще окоченел вконец, потому что отдал своей девушке куртку. Потом я спросил... Нет, ничего я не спросил. Я хотел спросить и, наверное, надо было что-то спросить или хотя бы сказать, но я ничего не сказал. Может быть, я ее обнял, а может быть, это все литература.

Потом она встала со скамейки, взяла меня за руку и повела. Мы подошли к дому, который стоит наискосок от церкви (где Пушкин венчался - мне моя другая девушка очень любила говорить каждый раз, когда мы мимо проходили: "А в этой церкви Пушкин венчался"). Подъезд был открыт, свет в подъезде не горел, но лифт работал. Мы целовались в лифте, пока ехали на последний этаж. На последнем этаже нас из чьей-то квартиры облаяла собака. Выход на чердак был закрыт, но не заварен - решетчатая дверь замотана изнутри проволокой, об которую я порезал запястье, когда разматывал. Мы старались идти как можно тише - и собака уже успокоилась, и вообще поздно было - хотя и целовались на ходу, и вообще все было, как казалось, великолепно, но что-то не сработало. Вдруг. Внезапно.
Наверное, я о чем-то не том подумал или еще как-то, или испугался, или я даже не знаю. На чердаке, куда мы уже почти добрались, зарычали.
Я такого рычания никогда раньше не слышал. И потом тоже никогда не слышал. Оно не звериное было. Человеческое рычание. Это страшнее. Немного, вроде, на храп похоже, но не храп. Я еще думал, что если продолжать идти - рычать перестанут. Шагнул - зарычало. Еще сильнее. Пока мы стояли и не двигались, было тихо. Стоило сделать шаг - рычало. Он нас видел, наверное, этот бомжара чердачный, который рычал, а мы его нет. Не знаю, может быть, он умирал, или вообще был слепой, может, он нас унюхал. Он был зверем, который чует опасность, когда кто-то приближается на расстояние ближе шести метров. Я не помню, откуда эта цифра - шесть метров. Зона безразличия - все, что больше шести метров. То есть, у него другого выхода не было в любом случае.
У нас тоже не было другого выхода.
Никакого.
Кроме как пойти обратно и разъехаться по домам. Что мы и сделали.

На следующее утро у меня было жуткое похмелье и во рту явственно ощущался вкус бурбона. Кукурузный самогонный перегар.

А через год все подъезды в Москве оборудовали кодовыми замками.

В метро видел у женщины пакет с надписью:

"Beauty is a dramatic power"

Что следует, полагаю, переводить как:

"Красота - страшная сила"