Я, говорит, слеп. Я, говорит, зол.
Вам, говорит, хлеб - нам, говорит, соль.
Степь, говорит, степь. Сон, говорит, сон.
Я, говорит, слеп, зряч, говорит, - он.
Зря огонек жжешь. Ляг, помолчи, спи.
Зря, говорит, ждешь: волки в степи.
Конь, говорит, хром, тул, говорит, пуст.
И не грусти о нем, если ушел - пусть.
Степь заметет след, сокол уйдет ввысь.
Я говорит, слеп - сжалься же, отвернись.
Волчьи глаза - стон, волчьи глаза - мрак.
Я, говорит, - он. Он, говорит, - враг.
Сторожевой пост, да неживой вор...
Пес, говорит, пес. Волк, говорит, волк.
Берегом - след в след. Городом - такт в такт.
Я, говорит, слеп, - о, не смотри так!..

Не в этот час - рассветный, дождевой,
Не в этой точке сжатого пространства
Ты выйдешь вон, как бабочка из транса,
Раскрыв прозрачный зонт над головой.

Не твой поспешный шаг расколет двор
На тысячи неуловимых капель,
Сложившихся, как бус драконий камень,
В бессмысленный невидимый узор.

Не ты, не ты, не ты из темноты
Бежишь стремглав, зонта не закрывая,
На свет метро, на гул, на звон трамвая,
На остановок мокрые цветы.

И не твоя забытая душа
На том краю, за кромкой дождевою
Наколота, дыша и трепеща,
На острый шпиль, парящий над Невою.

Говорят, сегодня снова будет гроза.

Ну, я вот люблю бульварные романсы! Что же меня теперь за это - убить?..
Послушайте, это же прелесть что такое:

В узком проливе Морского канала
Тянется лентой изгиб.
Место зловещее помнится гражданам,
Где "Буревестник" погиб...

Или, например:

В нашем городе жила парочка,
Он был скромный рабочий простой.
А она была пролетарочка,
Всех пленяла своей красотой...

Или даже:

Вот за эти-то за кирпичики
Полюбила я этот завод...

А особенно:

Там в семье прокурора
Неприметно и тихо
Жила дочка-красотка
С белокурой косой,
С голубыми глазами
И по имени Нинка,
Как отец, горделива
И прекрасна собой!

!!! :)))

Главное, мне нравится, что не Нина, а именно - Нинка :)

А "динь-динь-динь - колокольчик звенит"?.. Как Смольянинова его поет - с ума можно сойти...

Покури. Отшагай по берегу мили три.
Набери ракушек и брось - по одной - в прибой.
Погуляй еще, и еще потом покури.
Зарифмуй слова воспаленные меж собой.

Заболей ангиной, потом, наконец, умри.
Чтобы птицу в себе поймать, ее тень запри.
Разбери будильники - что там звенит внутри? -
А потом себя до винтика разбери.

Если там окажется птица - скорей сотри,
Ведь не синица, не жаворонок - скорей, сова.
Покури. Погуляй еще. Опять покури.
Зарифмуй слова. Зарифмуй слова. Зарифмуй слова.

Все френды влюбляются, как ненормальные... Просто даже стадное чувство просыпается в некотором роде. У всех эти... ну... сильные переживания, восторги, упоенья, страданья и т.п. Как с цепи сорвались. Между прочим, не весна, не март. А как раз наоборт.

Уже отхлынула заря от крыш златой Тьмутаракани,
И долька лунная в стакане горчит в преддверьи сентября.
И по колено в тишине за окнами проходят тени
Над грядкой крохотных растений, над кошкой, плачущей во сне.
Скорее вспомни обо мне!..

Златой чертог далек, далек. Дитя, не видевшее снега,
Следит, как по дороге с неба пыльцу роняет мотылек.
Его неразличимый путь над пестротой земных соцветий
Следить умеют только дети. Скорее обо мне забудь!

Мы будем очень долго жить в ладу с листвой и мотыльками,
Ловить прозрачными руками неудержимой жизни нить,
Полузабытое родство, рожденье снега, вечность мига.
И наша смерть в картине мира не переменит ничего.

Сап меня похвалил?... Поругал?..

Ушла в себя и больше не вернусь!!!

Ни с кем больше не разговариваю, никого не трогаю, никого не задеваю, и вообще.
Буду тихонько сидеть, изредка читая ленту френдов, пока не состраюсь.
А то я, кажется, слишком много говорю.

Юзер Ишмаэль говорит, что так приветствуют выходящих на поверхность шахтеров. Я ничего не знаю про шахтеров, кроме песни "Марк Шнейдер был маркшейдер..." Нет, вру: один из моих кузенов, Ванечка Мельчаков, работает как раз маркшейдером в городе шахтеров Прокопьевске. Правда, мы с ним виделись в последний раз, когда ему было 16, а мне 17, так что поговорить про будни шахт нам не довелось.

Не вяжи узлов, не плети кружева, не путай
Паутин, пронзенных стрелою солнца в сентябрьской чаще.
Узелковых писем не шли, все давно ушли, в этом доме пусто,
Зарастает терном и алычой проржавевший ящик.

На крыльцо шиповник роняет свои соцветья,
В сентябре зеленые яблоки ветер катит,
И лиловый вьюн заплетает ставни душистой плетью,
И сухой листвы на весь год на растопку хватит...

Ну, начать с того, что "верочка" - не имя. Просто уменьшительная форма существительного "вера". Да я об этом уже рассказывала как-то... давно. Тогда еще спрашивали. Потом имя прижилось, все зовут меня именно так, и Ольгой я себя сама теперь называю с некоторым... хм... удивлением. Получилось очень просто: впервые попав в сетевой чат (сто лет назад это было), я в окне "ваше имя" наивно написала "Ольга". Мне ответили: это имя уже используется другим юзером, выберите другое. Я пожала плечами и, совершенно не задумываясь, написала: "Верочка". Конечно, подсознание сработало - в то время вера в лучшее, так сказать, была мне страшно необходима, но, боясь патетики, я большое слово "ВЕРА" тронуть не посмела, ограничилась маленькой такой, скромной верочкой для личного пользования. Примерно так.
А если копать глубже, то придется рассказывать про моего деда, который читал мне вслух "Героя нашего времени", когда мне было года три-четыре, не больше. И мне, с моим детским умишком, было, тем не менее, понятно, что не Бэла, и не княжна Мэри - а Вера...

Какая-то я неудобоваримая...

Мой испытанный друг, нескончаемый лестничный холод,
Неизменность привычки к куренью на лестнице черной.
Издевательский серп, небеса отрицающий молот.
Каждый молод и голоден - кажется, так, мой ученый,
Мой испытанный кот? Эти сказки не нами напеты,
Намурлыканы, грозно и гордо, подобно рычанью.
Но сегодня, мой друг, на вязанье распущены петли,
И вязальная эта работа ведет к окончанью.
Сигарета привычно становится столбиком пепла.
Мой отчаянный холод привычно конечности студит.
Спицы падают на пол, вязальщица, к счастью, ослепла,
И за это сегодня ее не простят и осудят.
Я не слышу шагов, я пишу бесконечные списки
Равнодушных к куренью, считающих петли и плахи...
Но вязальщице той, как мечи, воздевающей спицы,
Не откажешь в размахе, мой кот. Не откажешь в размахе.

Натюрлих, Ганс, ее глаза нежны
И зелены, как яблоки лесные.
Из этой отвратительной страны
Не нам с тобою выпадет - домой.
Нас похоронят в первый день весны
В огромной развороченной России,
Где ночи неприятно холодны
В любой сезон - особенно зимой.

Я стану, Ганс, являться ей во сне.
Мне двадцать пять, она меня боится.
Конечно, на войне - как на войне,
Но кончится война когда-нибудь.
Когда меня целует в тишине
Моя русачка, пленная синица,
Я опускаю веки, и ко мне
Слетает ангел нежности на грудь.

Ей сорок, Ганс, ее троих детей
Я по ночам во тьме дыханье слышу.
Она от мужа с фронта ждет вестей -
Он целит в нас из тысячи стволов.
И тысячи уродливых смертей
Царапают, крича, над нами крышу,
Когда в свои объятья без затей
Ее ловлю, как Дидель-птицелов.

Ей сорок, Ганс. И плачет надо мной
Она, как мать. Куда там нашим гретам!
Натюрлих, друг мой, с вражеской женой
Мне лучше, чем с возлюбленной женой.
Нас похоронят будущей весной -
Так надо, Ганс, не забывай об этом.
Но мне, натюрлих, это все равно,
Когда русалка плачет подо мной.

Так надо, Ганс, мы умереть должны -
Такая кровь не скоро растворится,
Впитается, и с будущей весны
Какой-нибудь березкой... видеть сны...
И невпопад - глаза ее нежны! -
Моя русачка бледная склонится
Над холмиком - продрогшая синица...
Мне хватит, Ганс. Она мне будет сниться.
Нас похоронят в первый день весны.

Листья считаю - ворох цветных бумажек.
Каждый всхлип оберну разноцветной шуткой.
Как ты далек, и представить жутко мне, даже
Дальше, чем до луны пешком, с посошком и дудкой.

Там, на луне, не я ль стою с коромыслом?
Полные ведра за годы натерли плечи.
Речи свои мы вряд ли наполним смыслом -
Кажутся людям странными эти речи.

Вон луны половинка висит над крышей.
Видишь меня? Я сверху машу рукою.
Может, и видишь, да только вряд ли услышишь
В голосе дальнем смех пополам с тоскою.

Так и живем, решетами водицу носим,
Лунную пыль метем подолом расшитым...
Если не так сказала - прощенья просим.
Только прощенья - ни нежности, ни защиты.

С самого утра небо клубилось над крышами, над кроной растрепанной яблони, и встревоженная птица, свившая там гнездо, то и дело металась туда-сюда под порывами ветра, сдувавшими ее с пути. Молодая женщина с прогулочной коляской поспешно прилаживала на ходу прозрачный пластиковый полог над своим младенцем, поглядывая на небо. Мальчишки с велосипедами, догуливающие последние предшкольные дни, галдя, пронеслись мимо.
Дверь гаража была поднята, и я, стоя под крышей, ловила вытянутой вперед ладонью первые редкие и тяжелые капли.
В такую погоду в парке было, наверное, темно, безлюдно и холодно. Маленькие серые жабы на суше и большие черные жабы в воде попрятались под коряги, и только ветер шуршал в траве, да белки возбужденно носились вверх и вниз по стволам, беспокоясь о своих запасах.
Как всегда в этот час, в доме пахло кофе. Его варила жена Иванова-Солдатова крепкий, свежий, бодрящий. Иванов-Солдатов не любил просыпаться по утрам.
Дом поскрипывал и поеживался серые облака касались его крыши влажными клочьями, маленькие черные муравьи бежали прятаться под его порог, осы затаились в гнезде, устроенном внутри кабельной коробки. Кажется, наступала осень.
Когда-то давно, дома, приближение осени знаменовалось для жены Иванова-Солдатова наступлением Яблочного Спаса. Она сама не раз говорила об этом, но где и когда это было?.. Вполне возможно, что никакого Яблочного Спаса никогда не было, а история о нем - всего лишь одна из сонма историй, рассказываемых иммигрантами при всяком удобном случае.

Я знала, что Иона встретит меня в парке.


Печеные яблоки и кофе вот чего мне хотелось. Я возьму с собой в парк термос и два яблока. Два потому что Иона догонит меня на мостике, и, хотя он, может быть, не любит печеных яблок, мы все равно разделим их и съедим на скамейке. В конце концов, Иона отдаст свое яблоко белкам. Белкам все равно.
Дом с иронией наблюдает за моими приготовлениями, задумчиво жужжит микроволновой печью (к запаху кофе скоро примешивается аромат печеных яблок), следит, как запотевает изнутри стеклянная дверца, как сочный плод превращается в нежный десерт, как яблоко сдувается подобно воздушному шарику Мне жалко яблоко и больше не хочется сладкого. Я думаю, Иона прав.

Вот так читаешь некоторые жж - и пригибаешься к земле, пригибаешься, пригибаешься... Ощущаешь, знаете, такую собственную жалкость и неполноценность!.. Люди об умном говорят. Слова знают! Изящно выражаться умеют. "Нет, Вы не правы, уважаемый Иван Иванович! Видите ли, в рамках нынешнего культорологического спора я мог бы адекватно возразить Вам по нескольким аспектам..."
Господи, как я люблю Мишу Вербицкого!