[ Oboguev's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Oboguev |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
Sergey Oboguev | 19:32, July 14th 2001 |
oboguev |
Оговорка.
|
Sergey Oboguev | 19:33, July 14th 2001 |
oboguev |
В СССР СЕКСА НЕТ
Но я только сегодня узнал почему. Теоретическое обоснование. В начале 1930-х годов Эрик Фромм, бывший до тех пор ортодоксальным фрейдистом, неблаговерно усомнился в символе веры, а именно в члене, гласящем о верховной значимости либидо, за что и был оглашен еретиком и извергнут из лона Международной психоаналитической ассоциации (название которой, впрочем, представляло оксиморон, т.к. состояла она почти напрочь из сынов только одного народа). Вскоре Фромм и всё прилегающее общество переехало в Америцу, и уже на том берегу Фромма за неподобающий антиавторитарному мыслителю ревизионизм подвергнул критике Хоркхаймер, с присущей ему классовой мудростью прибавивший, что если Фрейд строил свои наблюдения на материале буржуазной Вены, это еще не обязательно делает его теорию неверной. Последовала бурная дискуссия, в ходе которой стороны путем диалектического синтеза родили истину: считать либидо на текущем историческом участке имеющим выдающееся значение, но по мере продвижения к коммунизму роль либидо будет отмирать. (Чем и был обретен чаемый синтез марксизма и фрейдизма.) Источник: Ronald H. Stone, Paul Tillichs Radical Social Thought, Atlanta, 1980, стр. 67-8. |
Sergey Oboguev | 19:39, July 14th 2001 |
oboguev |
Инсайт о происхождении фаллических культ
Там же, стр. 68: Посмотрев на сталинские чистки и жестокости гражданской войны в Испании, Маркузе принажал на фрейдизм, которым стал поправлять Маркса. Любопытно, если бы история распорядилась иначе, и тоталитарное государство оказалось построено не на основании марксистской идеологии, а на базе фрейдизма или в комбинации с оным (ср. тоталитарное феминистическое государство в Sexmission Махульского)... Что в этом случае развивалось бы на его гербе над Земшаром вместо серпа-и-молота? И как, соответственно, выглядела бы скульптура рабочий и колхозница? Впрочем, некоторое представление может, вероятно, дать передача Про это: своего рода культурная проекция скрещения либерталианства с постфрейдизмом (как политической доктриной). |
Sergey Oboguev | 19:39, July 14th 2001 |
oboguev |
ЖЖ
Когда увидел впервые эту аббревиатуру, подумал грешным делом, что так в сердцах прозвали издательское детище Г. Павловского (РЖ). Оказалось, всё много приличнее. |
Sergey Oboguev | 19:52, July 14th 2001 |
oboguev |
Никсон о Козыреве
Dmitry K. Simes, After the Collapse, NY, 1999, стр. 15-20. ********** Это ясно проявилось в беседе между бывшим президентом и Российским министром иностранных дел Андреем Козыревым весной 1992. Я хорошо помню ту беседу: Никсон спросил Козырева, как его правительство определяет российские национальные интересы. Козырев, известный своей прозападной ориентацией, ответил, что в прошлом Россия чрезвычайно страдала слишком пристальным сосредоточением на собственных интересах за счет остальной части мира. Теперь, добавил он, для России настало время чтобы думать больше в терминах универсальных человеческих ценностей. Это очень похвальное чувство для Министра, не без иронии ответил Никсон, Но, конечно, имеются некоторые специфические интересы, которые Россия, как нарождающаяся держава, считает важными для себя? Это не убедило Козырева. Быть может и есть такие сугубо-российские интересы, сказал он, но Российское правительство еще не имело возможности подумать о них. Возможно, Президент Никсон, как друг Российской демократии, желал бы помочь нам установить, что это за интересы? спросил Козырев с застенчивой улыбкой. Бывший президент хранил непроницамое выражение лица. Я не возьму на себя смелось указывать министру, в чем состоят Российские национальные интересы. Я уверен, что в свое время он обнаружит их самостоятельно. Но я хотел бы сделать одно замечание. Россия не может и не должна пытаться идти вослед за Соединенными Штатами во всех вопросах внешней политики. Как большая страна, Россия имеет собственную судьбу. Мы хотим видеть дружественную Россию, и мы чрезвычайно высоко ценим вашу личную дружбу, г. Министр, но я знаю, что любой человек в России, кто попробует следовать за иностранными советами слишком близко, неизбежно прийдет к неприятностям. И мы не хотим, чтобы это случилось с нашими друзьями. [] Когда мы вышли из здания Министерства Иностранных Дел и уселилсь в наш лимузин, Никсон спросил меня, что я думаю о Козыреве. [] В том-то и дело, ответил Никсон, [] Я не могу представить, чтобы русские люди уважали таких слизняков как этот. ********** Dimitri, it's all over. It's really all over for the Soviet Union. Gorbachev still doesnt get it, he still talks like the clock can be stopped, like he can find a formula to outsmart history. But the poor bastard belongs to the past. The Soviet Union is beyond salvation. Its time for Bush to understand it, said Richard Nixon. It was late March 1991. The former president had just returned to the plush President Hotel from an hour-long meeting with then Soviet president Mikhail Gorbachev in the Kremlin. Because the hotel was built for the Soviet elite and high-level foreign Communists, who were carefully monitored despite (or perhaps because of) their positions, Nixon took me for a walk along the Moscow River to escape electronic eavesdropping in his room. The apparent inevitability of the collapse was a startling revelation for the former president, who had become accustomed to managing the Soviet empire when possible and fighting it when necessary throughout his political career. But, always a pragmatist, a doer, he was already masterminding a strategy to influence American foreign policy in the coming new era. [] both of us knew this struggle was coming to an end. Its never going to be the same, Nixon said to me. But the fact is, Dimitri, he added, it still can go several different ways. We just cannot afford to screw it up. Russia is a great and proud country. If we dont handle it right, the future may be worse than the past. But the State Department is totally blind to whats going on. They will do everything possible to persuade Bush to stick with Gorbachev and to play it safe. These people would not see the future til it hit them like a ton of bricks and then they would blame it on somebody else. Eight years later, Nixon's gloomy prediction sounds prophetic. [] Recognizing that Russia and the United States represent different civilizations is essential in developing a responsible policy toward that important country. Too often, American politicians and opinion-makers talk about Russia as if it were natural for Moscow to try to replicate American society and to defer to Washington in world affairs. This inability to accept Russia-as-Russia comes at a cost. [] The apocalyptic rivalry with the evil empire is over. But efforts to build a new American century are likely to encounter a determined response from Russia, even before it is firmly on its feet once again. The re newed Russia and China, an emerging world power will inevitably become a serious obstacle to the United States if it seeks to remake the world into a democratic and harmonious global village without the expenditure of blood and treasure. The foreign policy genius of Richard Nixon was his talent to be aggressive, indeed ruthless, in the pursuit of U.S. national interests while remaining remarkably broad-minded and understanding about the circum stances of other nations. He described himself as the quintessential living Cold Warrior, yet he was neither hostile nor condescending to the Russian people. Even in a struggle as clear-cut as between Communism and freedom there are grey areas, Nixon wrote at the height of the U.S.-Soviet rivalry. Nixon always believed that extremism in the name of freedom was still extremism, and as soon as the Soviet threat to American interests began to fade, he was the first to call for a new approach to Moscow and eventually for offering U.S. assistance to the new Russia and American acceptance of its status as a major power even before it was genuinely deserved. Similarly, Nixon never thought that the United States should try to help Moscow to remake Russia in the American image or to turn Russia into an American dominion. This came out clearly in a conversation between the former president and then Russian foreign minister Andrei Kozyrev in the spring of 1992. I remember the conversation vividly: Nixon asked Kozyrev how his government was defining Russian national interests. Kozyrev, known for his pro-Western orientation, replied that in the past Russia has suffered greatly from focusing too intently on its own interests at the expense of the rest of the world. Now was the time, he added, for Russia to think more in terms of universal human values. Well, Nixon, responded wryly, that is a very commendable sentiment on the Ministers part. But surely there are some particular interests which Russia considers important as an emerging power? Kozyrev was not persuaded. Probably there are such uniquely Russian interests, he said, but the Russian government had not yet had a chance to focus on them. Perhaps, President Nixon, as a friend of Russian democracy you would be willing to help to identify them? Kozyrev inquired with a shy smile. The former president somehow kept his poker face. I would not presume to tell the minister what Russian national interests should be. I am sure that in due time he will find them on his own. But I would like to make one point. Russia cannot and should not attempt to walk in lockstep with the United States on all foreign policy issues. As a great country, Russia has its own destiny. We want Russia as a friend, and we tremendously appreciate your personal friendship, Mr. Minister, but I know that anyone in Russia who tries to follow foreign advice too closely is bound to get into trouble. And we do not want this to happen to our friends. Once out of the Foreign Ministry building and back in our limousine, Nixon asked me for my evaluation of Kozyrev. I said that he was well meaning but unimpressive, and that unless he were to grow quickly on the job, there was a risk that he would make himself vulnerable to public indignation over a blindly pro-Western policy and possibly even make the United States guilty by association. That is exactly the point. He is a nice man. But you need a real son of a bitch to do this job right, Dimitri, Nixon replied. You need to be able to see straight, but also to be ruthless to build a new country on the ruins of the empire. I can't see the Russian people respecting wimps like that. This was vintage Nixon. Here he was, in Moscow, appalled by a Russian foreign minister asking for his guidance and being too deferential to the United States. Surely, being treated with such respect and, in effect, being offered a role as a senior advisor to the Russian leadership could not but delight Nixon. He loved confirmations of his influence, and the more public the better. But as much as he wanted to have an impact, Richard Nixon first and foremost wanted to have the right impact, especially on the key foreign policy issues that made him tick. Thus, he was brutally honest in his assessment of Kozyrev's flattering remarks. Subsequent events have demonstrated that he was also absolutely right. |
Sergey Oboguev | 13:34, July 15th 2001 |
oboguev |
КЛАССИКИ ЭТУ ШТУКУ ТОНКО ПОНИМАЛИ
(Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства // ed. Robert Tucker, The Marx-Engels Reader, 2nd ed., NY, 1978, стр. 739, 744-5) Любопытно, как выглядел бы классовый анализ общественных отношений на острове Лесбос? Может, это и есть коммунизм? |
Sergey Oboguev | 13:51, July 15th 2001 |
oboguev |
Доказательство несуществования еврейского заговора
Еврейские мыслители перестарались. Зачем было одновременно с критической теорией сочинять взаимоаннигилирующую доктрину открытого общества? Теперь достаточно кому-либо только вознамериться завести пластинку А вот Поппер сказал, как можно не задумываясь крыть: Зато Адорно с Хоркхаймером писали.... И обратно: едва соберется чудище полезть в карман широких штанин за аргументом от франкфуртской школы, греть его по всем имеющимся головам двухтомником Открытого общества (hardcover). Причем, самое обидное, базовый техплан обеих учений одинаков: ущучить нееврейское общество, патологизировать нееврейскую социальность и вытравить из общества нееврейскую этничность (национальное самосознание). А вот конкретные реализации разошлись взаимоуничтожающим образом. Вышел недосмотр. Люди старались, работали в одном направлении но без надлежащей координации и согласования. Вот вам и хваленные сионские мудрецы. |
Sergey Oboguev | 14:00, July 15th 2001 |
oboguev |
Особенность еврейской политической мысли состоит в том, что её минус на минус все равно дает минус. Не сейчас, так потом, в конечном счете. Поэтому нужны еще и стратегические, положительные противодействия. |
Sergey Oboguev | 10:43, July 18th 2001 |
oboguev |
Государственная Смётка
А что вы будете делать, если распад СССР перекинется на Россию? Он улыбнулся, как всегда, хитро: А я уже договорился с руководителями бывших советских республик мы наши регионы в СНГ не пустим! (А. Афанасьев, Литературная газета, 11.7.2001) |
Sergey Oboguev | 08:11, July 18th 2001 |
oboguev |
КЛАССИКИ ЭТУ ШТУКУ ТОНКО ПОНИМАЛИ (часть 2)
Отмирание семьи означает отмирание не только самого влиятельного средства в руках буржуазии, но также и сопротивления, которое хотя и репрессировало индивидуальность, однако также закаляло ее, и быть может даже порождало. Конец семьи парализует силы оппозиции. Adorno, Minima Moralia, London, 1974, стр. 23. |
Sergey Oboguev | 08:13, July 18th 2001 |
oboguev |
Любопытно, что основание-то посылок, столь драгоценных тт. А.Т.Х., выходит шатким, сомнительным и в лучшем случае недоказуемым. Не являются ли здесь ключевыми словами... |
Sergey Oboguev | 08:51, July 18th 2001 |
oboguev |
Рассуждение с концовкой, замечательной по грациозности:
Ребенком я воспитывался на литературе классиков, читал очень много. Я привык верить Печатному Слову, оно было для меня всегда Правдой. Тогда же я часто ходил в кино. У меня были, разумеется, свои вкусы и т.д. И вот в Курске (где я жил) однажды были по городу расклеены афиши, на которых значилось: Гордость Советской кинематографии Броненосец Потемкин, даже значились фамилии режиссера и оператора. Я стал заранее требовать билеты у матери и отчима. И вот мы все пошли в кинотеатр под моим давлением. Разочарование было полным и у старших, и у меня. Картина провалилась и была снята через два дня (на второй день залы были пустыми). Я, вдобавок, испытывал конфуз перед ними от того, что заставил их потерять вечер, хотя никто меня не упрекал. Было очень скучно, не жалко тех, в кого стреляли, т. к. мы не успели их полюбить заранее с тем, чтобы потом пожалеть. Неприятное физиологическое чувство убийства - вот все, да еще черви, которые очень запомнились. Лет через тридцать я снова захотел посмотреть эту Гордость нашей кинематографии. К этому времени я уже многое знал и думал, что по-другому буду смотреть фильму. Но фильм произвел совсем нехудожественное впечатление. Его грубый натурализм отталкивал и был мне противен. Что касается публики (которую всегда, конечно, презирают), то она никогда не ходила на эту картину. Глас народа глас божий. Увы, эта пословица ныне не в моде. И вот в конце 1978-го года случилось мне быть во Франции на научной конференции (собеседовании) об искусстве, которая происходила в Сорбонне под председательством ее ректора. В обширном выступлении одного французского профессора, специалиста по киноискусству (читающего лекции в Университете Монпелье), речь опять зашла о фильме Броненосец Потемкин. Картина называлась также крупным достижением, но уже Советского кино, а не величайшей картиной всех времен и народов. Лекция была с диапозитивами. Более пяти минут на экране показывались знаменитые черви в мясе крупным увеличительным планом. Около пяти минут профессор говорил о символическом, новаторском изображении старой России, которую символизировали тухлое мясо и черви. Он говорил с восторгом, с упоением, наши ученые слушали. Бог их знает, что они думали, соглашались с ним или нет. Никто ему не возразил. Тут я понял, почему эта картина считается Гордостью нашей кинематографии. |
Sergey Oboguev | 23:00, July 19th 2001 |
oboguev |
Орленком становятся навсегда
|
Sergey Oboguev | 16:51, July 19th 2001 |
oboguev |
Что такое геноцид
New conceptions require new terms. By genocide we mean the destruction of a nation or of an ethnic group. This new word, coined by the author to denote an old practice in its modern development, is made from the ancient Greek word genos (race, tribe) and the Latin cide (killing), thus corresponding in its formation to such words as tyrannicide, homocide, infanticide, etc. Generally speaking, genocide does not necessarily mean the immediate destruction of a nation, except when accomplished by mass killings of all members of a nation. It is intended rather to signify a coordinated plan of different actions aiming at the destruction of essential foundations of the life of national groups, with the aim of annihilating the groups themselves. The objectives of such a plan would be disintegration of the political and social institutions, of culture, language, national feelings, religion, and the economic existence of national groups, and the destruction of the personal security, liberty, health, dignity, and even the lives of the individuals belonging to such groups. Genocide is directed against the national group as an entity, and the actions involved are directed against individuals, not in their individual capacity, but as members of the national group. Genocide has two phases: one, destruction of the national pattern of the oppressed group; the other, the imposition of the national pattern of the oppressor. [] Denationalization was the word used in the past to describe the destruction of a national pattern. The author believes, however, that this word is inadequate because: 1.) it does not connote the destruction of the biological structure; 2.) in connoting the destruction of one national pattern it does not connote the imposition of the national pattern of the oppressor; and 3.) denationalization is used by some authors to mean only deprivation of citizenship. Many authors, instead of using a generic term, use currently terms connoting only some functional aspect of the main generic notion of genocide. Thus, the terms Germanization, Magyarization, Italianization, for example, are used to connote the imposition by one stronger nation (Germany, Hungary, Italy) of its national pattern upon a national group controlled by it. The author believes that these terms, are also inadequate because they do not convey the common elements of one generic notion and because they do not convey the common elements of one generic notion and they treat mainly the cultural, economic, and social aspects of genocide, leaving out the biological aspect, such as causing the physical decline and even destruction of the population involved. If one uses the term "Germanization" of the Poles, for example, in this connotation, it means that the Poles, as human beings, are preserved and that only the national pattern of the Germans is imposed upon them. Such a term is much too restricted to apply to a process in which the population is attacked, in a physical sense, and is removed and supplanted by populations of the oppressor nations. Genocide is the antithesis of the Rousseau-Portalis Doctrine, which may be regarded as implicit in the Hague Regulations. This doctrine holds that war is directed against sovereigns and armies, not against subjects and civilians. [] In the present war, however, genocide is widely practiced by the German occupant. Germany could not accept the Rousseau-Portalis Doctrine: first, because Germany is waging a total war; and secondly, because, according to the doctrine of National Socialism, the nation, not the state, is the predominant factor. In this German conception the nation provides the biological element for the state. Consequently, in enforcing the New Order, the Germans prepared, waged, and continued a war not merely against states and their armies but against peoples. For the German occupying authorities [] reasoning seems to be the following: The enemy nation within the control of Germany must be destroyed, disintegrated, or weakened in different degrees for decades to come. Thus the German people in the post-war period will be in a position to deal with other European peoples from the vantage point of biological superiority. Because the imposition of this policy of genocide is more destructive for a people than injuries suffered in the actual fighting, the German people will be stronger than the subjugated peoples after the war even if the German army is defeated. In this respect genocide is a new technique of occupation aimed at winning the peace even though the war itself is lost. Raphael Lemkin, Axis Rule in Occupied Europe: Laws of Occupation - Analysis of Government - Proposals for Redress, Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 1944, p. 79-95. http://www.preventgenocide.org/lemkin/AxisRule1944-1.htm http://www.criminology.unimelb.edu.au/courses/subjects/Policing/lecture20.htm |
Sergey Oboguev | 16:58, July 19th 2001 |
oboguev |
http://www.glazev.ru/books_002_000.html |
Sergey Oboguev | 20:24, July 19th 2001 |
oboguev |
Политические стихотворения Вяземского
Внутриполитические стихотворения и эпиграммы Вяземского. В советскую и послесоветскую эпоху преимущественно не издавались. |
Sergey Oboguev | 20:29, July 19th 2001 |
oboguev |
Василий Кельсиев, «Галичина и Молдавия». Кусок был на львовском сервере, но наполовину и неверно. Здесь полностью и правильно. Орфографию (да и фонетику) пришлось поломать из-за отсутствия в большинстве распространенных шрифтов буквы «ять». |
Sergey Oboguev | 20:35, July 19th 2001 |
oboguev |
Злободневное (в исторических масштабах)
|
Sergey Oboguev | 22:08, July 20th 2001 |
oboguev |
и сколько бы лет мне ни было, не забуду Орлёнка, сердцу мне милого. Только ты не забудь, только ты не забудь, только помни Орлёнок, меня, помни. Мы орлята навечно, время так быстротечно, только ты бесконечна, память, будь! http://ars-r.narod.ru/rasskaz3.htm |
Sergey Oboguev | 22:36, July 20th 2001 |
oboguev |
А до него, казалось, будет вечность, Но вечность кончилась и нужно уходить. И нужно уходить, смогу ли я? Где взять на расставание мне силы? Как посмотреть в глаза своим друзьям, Теперь таким родным и сердцу милым? Как удержаться и не повернуть, И в поручень железный не вцепиться, А выйти молча, лишь слегка кивнув, Без слез, без криков, молча удалиться. Я знаю, я смогу, уже смогла, Вы видите, что на лице моем улыбка. Я просто слишком рано поняла, Что хуже расставания нет пытки, Когда сложив все вещи в рюкзаки, Окинув комнату последним взглядом А до него, казалось, жить да жить, Злость на себя, что хочется заплакать, Твердишь себе как клятву слово "надо", И слышишь собственные твердые шаги. Уже уходишь? в мыслях пронеслось, Да, ухожу но голос слабо дрогнет, Ты стиснешь зубы, глянешь на дорогу, [] Поэтому с улыбкою напрасной, Как можно крепче сжав ладони в кулаки, Уйдем без слов, спокойно и бесстрашно, В удачу веря правде вопреки. Поверив, что тот мир ничуть не хуже, Поверив в письма, что они дойдут, Поверив, наконец, орлятской дружбе, И в памяти храня Орлятский круг [] http://www.geocities.com/fairybest/legend.html |
Sergey Oboguev | 21:25, July 20th 2001 |
oboguev |
И поем, поем: С неба лиловые падают звезды, Даже желанье придумать не просто, На небосклоне привычных квартир Пусть загорится звезда Альтаир. Странная то была звезда. Обреченная. Ведь на иврите аль таир означает не свети. Она и не могла светить ее зажгли идеалисты вроде Гали. Они наивно стремились к добру и свету, к общечеловеческому братству, и не хотели видеть, что творится вокруг них в советской стране, да и во всем мире. И теперь мне светят другие звезды. Ведь оборотная сторона галиной любви ко всему без разбора человечеству - вечная война с человечеством Жана и Тауфика. Ибо нельзя любить всех одинаково. Вот и погасла звезда Альтаир. Но иногда мне кажется - она горит до сих пор... |
Sergey Oboguev | 02:01, July 21st 2001 |
oboguev |
http://www.progressor.ru:8080/orlybook/intro.htm |
Sergey Oboguev | 02:01, July 21st 2001 |
oboguev |
За тридцать пять лет существования Орлёнка создано огромное множество традиций, песен, легенд короче говоря, целая культура. Причём из всего, что было написано официальными композиторами и поэтами об этом лагере, орлятам запомнился, пожалуй, только Звездопад. Но дело даже не в этом. Образовалась уникальная, никак на бумаге не оформленная гильдия, объединяющая всех тех, кому посчастливилось побывать в Орлёнке. Так проявляется ещё одно отличие от Артека: артековцы воспринимают свой лагерь только таким, каким они видели его сами, а всё, что было до и всё, что будет после, их не интересует. Орлёнок же воспринимается как понятие всеобщее, и именно поэтому даже если два человека были в этом лагере с интервалом в десять лет, они всё равно считают друг друга братьями. Но и оценивают друг друга строже, чем принято в нашем обществе. Существует и ещё один интересный аспект этой проблемы. Дело в том, что в общем случае орлята, находясь в коллективе, не сразу находят себе подобных. Орлятский значок всуе надевать как-то не принято, а скажешь в открытую могут посчитать активистом и испортить отношения... Таким образом, в подавляющем большинстве случаев мы не знаем, кто из окружающих нас людей был в Орлёнке. Мы лишь можем предположить, что такие люди есть, что они оценивают наш каждый шаг и любое наше действие против Совести заставит их от нас отвернуться... Так возникает Высший Суд суд даже не орлят, а самой идеи, которая, подобно электромагнитному полю, пронизывает каждую точку пространства. http://www.progressor.ru:8080/orlybook/intro.htm |
Sergey Oboguev | 02:08, July 21st 2001 |
oboguev |
http://mayflower.narod.ru/pesni/pesni.html |
Sergey Oboguev | 00:15, July 21st 2001 |
oboguev |
http://www.progressor.ru:8080/orlybook/intro.htm |
Sergey Oboguev | 20:02, July 21st 2001 |
oboguev |
Девятое Мая сегодня (0 replies) |
Sergey Oboguev | 23:10, July 27th 2001 |
oboguev |
Наш пострел, оказывается, всюду поспел
В 1965 году меня из Петрозаводска, а Ленку из Москвы отправили в Орленок, где мы тогда не встретились, хотя жили за стенкой. Но мы были оба ушиблены Орленком тогда была, наверное, самая сильная коммунарская смена, одна из последних, прекрасная в своей трогательной конвульсии. За год до того я побывал в Артеке и полной мерой почувствовал разницу. Гостем смены была Пахмутова, но я, маленький дурачок, в начале смены с большим энтузиазмом пел не ее Звездопад а про какого-то пушистого беленького котенка. Я был по причине малорослости флажковым, на линейке стоял возле самой трибуны и слышал, о чем переговариваются начальники. Пахмутова в политику не лезла сетовала, что уж больно детишки сутулые. Но вообще-то над трибунами уже витала тревога. В Орленок уже собиралась по наводке большого ЦК и КГБ спецкомиссия во главе с Юрием Афанасьевым, который в тот год то ли еще не был диссидентом, то ли так ловко замаскировался, что отчет он составил разгромный пошли клочки по закоулочкам [] Вытекающие последствия оказались ужасными коммунаров стали гнать отовсюду поганой метлой, а кое-где задушили в обкомовских объятьях, навязав им занятия всякой галиматьей во всяких школах комсомольского актива. Я думаю, что Орленок короткого периода с 1963-й до 1965-й был самым мощным духовным и интеллектуальным синхрафазотроном для юношеской элиты СССР. Еще бы немного, еще чуть-чуть, не подстрелили бы орленка на взлете, он бы расправил мощные крылья куда там Итон и Гарвард! Я знаю, что говорю меня поносило по разным кампусам планеты. Я протирал штаны и в швейцарском Ландегге всемирной духовной академии, и по Ауровилю бродил, что на картах значится как всемирное утопическое поселение с лучшей в мире учебной базой ЮНЕСКО. Мог ли выжить Орленок в условиях тоталитаризма? Могли ли его выпускники, собравшись со временем в какую-нибудь партию-стаю, вывести Россию из системного кризиса, да чтобы цена была бы не столь ужасающей, как получилось в 90-х? Я отвечаю: Да! Но мне было в тот год слишком мало лет... А старшие товарищи мои оказались не на высоте подрастерялись, приуныли, им вождя недоставало, да и четкой идеологии. Ни сам Иванов, ни ближайшее его окружение не хотели и слышать о том, чтобы выпушенный ими на волю джин занимался чем-то большим, чем педагогика. Наша цель счастье людей! Мы наследники Макаренко. Иванов был и остался примерным и честным сыном офицера НКВД, он не хотел претендовать на создание какой-то альтернативной партии или, того смешнее, духовно-рыцарского ордена атеистов, мыслящих глобально и действовавших локально. Юные бузотеры пытались сами, как умели, объяснить себе и миру, что это за птица такая Орленок. Листали ранние работы Маркса, перелопачивали Кропоткина, Чернышевского, эсеров, плакались о судьбах русской общины и земства. Гибель Орленка стала для меня и думаю, что для многих личной трагедией. Это как знаете, тот библейский Енох, которого боги (а может, это были всего-навсего прищельцы?) за уши втащили в иное, сверкающее пространство на, смотри. Как и ты МОГ бы, а потом с размаху шмякнули о ту же грешную землю, откуда он был уродом. Есть и еще одна аналогия только она уж и совсем тошнотворная: Павлов давал собакам ПОЧТИ сглотнуть мясца на веревочке, а потом медленно, по садистски выковыривал то, что осталось, из желудка. Со мной происходило примерно то же... Из Истории молодежного движения в России: Безусловной же заслугой Газмана явилось то, что он сумел сохранить Орленок, как центр неформальной педагогики. [] все эти вольности почему-то не давали спокойно спать некоторым бюрократам-функционерам от комсомола и наробраза, и коллектив педагогов, и курировавших Орленок, был просто-напросто разогнан. Многим из них было запрещено даже появляться в Орленке под угрозой запрета на профессию. И лишь благодаря стараниям ряда педагогов, возглавляемых Газманом, согласившихся работать в рамках системы и играть по навязанным ей правилам, Орленок избежал бюрократизации и еще надолго остался центром неформальной педагогики... |
Sergey Oboguev | 23:24, July 27th 2001 |
oboguev |
Но вернемся к взаимоотношениям неформального молодежного движения с советским правительством. Примерно в 1967 году коммунарская наглость достигла наивысшего предела, когда перед Всесоюзным Коммунарским Слетом на мятом, небрежно выдранном из тетради листке в ЦК ВЛКСМ было послано приглашение к участию в слете с правом совещательного голоса. Именно после этого случая обалдевшим от такой наглости комсомольским функционерам было указано на то, что у них под носом разворачивается самоуправляющееся движение, и не пора ли взять его под свой контроль. Началось давление на коммунаров сверху, куча проверок, и под влиянием бюрократического напора коммунарское движение рассыпалось, с нашей точки зрения, на четыре основные ветви... |
Sergey Oboguev | 02:40, July 28th 2001 |
oboguev |
Справедливый свободен потому, что им руководят не люди, его окружающие, не мнения, не обстоятельства... Им руководит чувство правды. когда-то, в самом начале пятидесятых, Володя Перетурин был в моем отряде, и каким-то странным образом я, позабыв почти всех тогдашних моих пионеров (ну что такое тридцать дней летней смены?), очень хорошо помню его причем помню не то, что происходило, а как он держался, и как к нему относились ребята, и как я к нему относился с уважением, которое и тогда удивляло меня. Помню осанку двенадцатилетнего мальчика, поворот головы и даже тогдашний его голос помню конечно, не тот, к которому прислушивалась в эти дни вся страна. Мальчишеский. Но очень спокойный. Чем запомнился мне навсегда тот мальчик? Почему я помню его много лет, хотя других забыл? Чем он тогда поразил меня? Справедливостью. Справедливостью и свободой. Он держался свободно и говорил так, что его всегда слушали. Справедливость, конечно, и ум глупый не может быть справедливым; и в то же время это какое-то особое качество, отличное от ума и более ценное, чем ум. Точнее сказать, справедливость люди ценят больше, чем ум. Справедливость ум, направленный на добро и правду. Справедливость то, что и делает человека внутренне свободным. Справедливый свободен потому, что им руководят не люди, его окружающие, не мнения, не обстоятельства, а чувство правды. Независимость, спокойная уверенность в себе сами собой приходят к справедливому человеку, оттого что им движет правда. Он не правдолюбец, не правдоискатель, не борец за правду, он, если так можно сказать, носитель правды, выразитель ее. Когда встречаешь таких людей, утверждаешься в мысли, что правда есть, существует потому-то справедливых и уважают безмерно. насколько тесно связаны между собой свобода и справедливость. Но обычно мы думаем, что справедливость результат свободы, освобождения; что за свободу потому и борются, что нарушена справедливость; что справедливость результат освобождения. Но вот, видимо, дело обстоит не совсем так. Или, может быть, то, что верно для общества, не всегда совпадает с внутренним миром человека? Для общества первична свобода. Она дает (или не дает) справедливость. Для человека первична справедливость. Она дает внутреннюю свободу, хотя, конечно, в иных случаях и лишает свободы. Собственно говоря, свободное общество и нужно-то для расцвета или хотя бы для спокойной жизни справедливых людей. Можно и так сказать: то общество более ценно, в котором справедливому лучше живется (не материально так не бывает, а духовно). Говорят: вот пришла свобода, а люди себя свободными не чувствуют. И про учителей особо говорят на педагогических конференциях всякого рода: учитель оказался неадекватным свободе, проще сказать учитель не умеет приспособиться к свободе. Это неправда. Кто-то умеет, кто-то не умеет, причем соотношение свободных и несвободных людей остается примерно прежним, потому что мы видели это на простом примере с обыкновенным мальчиком свобода есть внутреннее состояние, быть может, даже и природное, прирожденное. Свобода, как уже говорилось, зависит от таланта справедливости, а этот талант дан не всем. Или всем, но в разной степени. (http://1001.vdv.ru/books/last/58.htm) За всю жизнь я лишь несколько раз видел свободных воспитателей вместе с их детьми, и всегда поражало одно и то же: на детях буквально печать свободы, они сильно отличаются от других. Пионерский лагерь Маяк, о котором я уже писал, находился рядом с другими лагерями. Пойдешь в лес всюду дети; ты никого из них не знаешь в лицо; но при этом безошибочно отличаешь тех, кто из Маяка, они по-другому держатся, в их поведении нет ничего вызывающего, враждебного, они смотрят на незнакомого доброжелательно они раскованны, а не разнузданны. Кажется, будто этих детей отбирали особыми тестами, и вечно возникают разговоры: Откуда таких детей набрали? Так спрашивают и про учеников Шаталова, и про первоклашек Лысенковой, так свободны дети в классах Амонашвили. Сторонним людям кажется, что тут какой-то подвох, обман ну не может этого быть, не бывает. Пожалуй, тут надо поговорить о коммунарском воспитании, к которому в последнее время стали относиться с некоторым подозрением: коллективизм, речевки-песни устарело. Но я хорошо помню первое впечатление от ребят-коммунаров в Ленинграде я никогда раньше, да и потом не видел таких свободных детей. Я стал думать над этим явлением, я много лет пытался понять его и описать я увидел в нем путь к свободе. Быть может, это один из многих путей, но в то время я ничего другого не знал. [] Свобода, стремление старших к свободе такой сильный педагогический фактор, что даже малейшее движение к ней действует на детей неотвратимо. Какая-нибудь мелочь ну по-другому, не как все, а чуть моднее оделась учительница, и дети оживают. Всех водят из класса строем, а одна учительница говорит идите сами. Всё любимая учительница. В каждом свободном человеке дети чувствуют своего соплеменника, потому что сами-то они из свободного племени, у них природа такая. Для свободного воспитания не нужно идеальной, полной, абсолютной свободы достаточно и глотка ее. Но, много лет думая о коммунарах (они не виноваты в том, что к ним прилипло такое неточное слово, вызывающее теперь недоброжелательное отношение, коммунары; в действительности никаких коммун не было), я понял то, о чем гораздо позже прочитал в философских книгах, например, у Бердяева: связь между свободой и творчеством. Основатель коммунарского движения и его теоретик Игорь Петрович Иванов никогда не говорил о свободе и никогда не писал о ней в его время это было просто опасно. Но он сделал замечательное изобретение, которое не сможет обойти ни один воспитатель, который старается вести детей к свободе: он нашел простейшие формы совместной детской жизни, побуждающие детей и воспитателей к постоянному творчеству в самых разных видах. [] И вот что интересно: оказывается, если творчество становится самоцелью и критерием всех дел, всей жизни, то и воспитатели меняются. Оказывается, их вовсе не нужно призывать хорошо относиться к детям, не лениться и прочее. Вполне достаточно оценивать их работу по новизне и все другие лучшие человеческие качества сами собой раскрываются в них. [] Там нет речи ни о самовыражении, ни о самоактуализации, ни даже да простят меня любимые мои педагоги о самоопределении. Все получается само собой, все вторично по сравнению с творческим порывом, с необходимостью всю жизнь и каждое жизненное действие обставлять придумками и выдумками. Это веселое, игровое, легкое отношение ко всякому делу, даже если оно требует труда и труда, это умение и будни превратить не в праздник, нет, но во что-то радостное позволяет человеку раскрыться до конца. А вместе с тем серьезнейшие разговоры, переживание чужих несчастий и бед, стремление прийти на помощь, внимание к каждому и в этом коммунары тоже свободны, и тут они ведут себя как свободные люди. Вот удивительно: пионерская организация во многом была скопирована с движения скаутов. [] Но вот совершенно отличная от скаутинга, совершенно новая система воспитания, ивановская. Ничего подобного в мире не было, и она лишь внешне похожа на макаренковскую систему у нее совершенно другая педагогическая идеология. Однако скаутинг возрождается (что само по себе, конечно, хорошо), а методика Иванова, в свое время подхваченная по всей стране, и притом без всякого внедрения, без нажима, без семинаров и курсов постепенно забывается. Хотя как сказать? Осенью 1993 года я был в Астрахани на слете педагогических классов, там были ребята со всей страны. Но как только съехались вместе, так вся их жизнь стала неотличимой от коммунарской все всё знают, все ко всему привычны, ничего не надо объяснять: говорят на одном языке, хотя никогда прежде не встречались. Признаться, я порадовался. Когда-то я едва ли не первым среди журналистов заметил коммунарское движение, начал его пропагандировать в Комсомолке, придумал для этой пропаганды Алый парус, вместе с Еленой Сергеевной Брусковой организовал первую коммунарскую смену в Орленке с нее все и началось, и пошло по стране, и вот тридцать с лишним лет идет само собой. Сколько разговоров о распространении педагогического опыта, сколько написано на эту тему а вот есть ли другой такой пример? Я вспомнил всесоюзные сборы после первого коммунарского лета в Орленке их устраивали сами старшеклассники, зарабатывали деньги на дорогу, сами договаривались с вожатыми только чтобы встретиться и провести вместе хоть несколько дней свободной жизни в кругу своих ребят, где можно говорить все, что думаешь, и где с утра до ночи надо думать. Одна девочка, попав впервые на сбор, писала потом: Никогда не приходилось думать в таком количестве. Позже, когда все это стали запрещать, я спросил приехавшего в Комсомолку девятиклассника: Сережа, ну почему они против? Ну что дурного мы делаем? Он посмотрел на меня внимательно не притворяюсь ли? и ответил: А вы вправду не понимаете? У нас же воспитывается свободомыслие. Как же им не быть против? Так Сережа из Одессы, не помню его фамилию, объяснил мне, с чего начинается свобода. Свобода начинается со свободомыслия. (http://1001.vdv.ru/books/last/57.htm) Мне сильно повезло, повторяю это вновь и вновь: к тому времени, когда стало появляться новое, я был готов заметить и оценить его. Когда я впервые встретился с Фрунзенской коммуной, я уже восемь лет проработал в пионерских лагерях и мог увидеть разительное отличие нового явления. И у меня была возможность сразу начать рассказывав о коммуне, пропагандировать ее, создать Алый парус (он был и придуман для распространения коммунарской методики) и сделать коммунарским весь Орленок отсюда движение и пошло по стране. Еще бы не поразиться я впервые увидел свободных детей и свободное воспитание в самой полной сути его не по форме, форма оставалась прежней, и риторика была прежней, и слова все те же, обычные, но содержание, но дух, но свободомыслие! (http://1001.vdv.ru/books/last/35.htm) Все газеты в годы первой гласности и перестройки разоблачали и ниспровергали; только у нашей Учительской газеты была программа строительства, притом своя, а не заимствованная педагогика сотрудничества. Никто не заметил, никто не отметил этот поразительный факт: лишь у педагогов страны были сформулированы положительные идеи - ни одно демократическое движение не могло бы похвастаться этим. У них, этих движений, программы нет до сих пор. А у нас она была, и она была горячо встречена учителями страны. Если бы не мощнейшая официальная пропаганда против нее, она вполне могла бы стать программой большинства учителей, и какой была бы теперь школа! Я и сейчас верю в это, и наши прежние демократические порывы вовсе не кажутся мне теперь наивными. Наивно было думать, что с исчезновением таких-то и таких-то чиновников наступит школьный рай; но идеи наши не были наивными, и я в них нисколько не разочаровался. Все новое, что появляется сегодня, если в нем есть хоть какой-то толк, строго укладывается в рамки педагогики сотрудничества. (http://1001.vdv.ru/books/last/55.htm) |
Sergey Oboguev | 22:04, July 28th 2001 |
oboguev |
Идет товарищ Окерблом // И Окерблому бьют челом
Не Онегин, конечно, а всё же, в своем роде, тоже энциклопедия русской жизни. |
Sergey Oboguev | 13:14, July 29th 2001 |
oboguev |
Мысли эти начали меня "доставать" [...] когда я объехал все Штаты и часть Канады, затем весь Израиль, и вот теперь Францию, Голландию и Германию. С интересом дикаря наблюдая "правильный", цивилизованный мир, радуясь улыбкам людей, привыкших нести свое достоинство (а кому тяжело государство поможет), людей, готовых в любую минуту прийти на помощь объяснить, как пройти на Дерибасовскую (или Брайтон-бич это там называется, что ли), догнать вас и вручить упавший кошелек, я не мог понять, откуда у меня в сознании ощущение подвоха. Бродя по сказочным улочкам Марбурга и Трира (братья Гримм лично руководили промышленным и гражданским строительством), я с трудом сдерживал "станиславское" "Не верю!" непонятно, почему. И странная выходит картина: в большинстве своем эти люди милы, добры и улыбчивы, пока сами "в порядке". Но стоит запахнуть "экстремалкой", даже простым дефицитом и несколько последних тысячелетий культурного развития как рукой снимает: зверье зверьем. Один немец из "наших" сказал, мол, здесь такая прорва всяческой полиции и прочей юриспруденции, потому что, не будь их, беспредел был бы почище нашего. Ну уж и почище! подумал я. Но нечто подобное повторил другой, а потом третий... Не бывал в Германии достаточно надолго, чтобы судить, как оно всё там устроено на неафишируемой глубине. Однако этакое представление о Немце как диплодоке с развитым id и еще более гиперрразвитым superego, пытающимся оное хоть как-то удержать в рамках, и сплюснутым посредине страдающим ego путевым ощущениям не противоречит. И вот в Германии спрашиваю у всех подряд как, мол, тут у вас, ребята, с воспитанием? О, говорят, с воспитанием у нас все о'кей! Навалом его везде, воспитания. С детского сада начиная, каждому детенышу твердят, что все люди братья, что надо помогать, уступать, любить и уж тем более уважать, через дорогу переводить, последним противогазом делиться... И все детские книжки об этом, все мультики и телепередачи, все проповеди в церкви, а с церковью там, как известно, тоже все о'кей. Почему же, когда доходит до последнего противогаза, все летит вверх тормашками? Так ведь инстинкты-то куда девать? А что ж это тогда за воспитание, которое до первой очереди за спичками? . . . http://www.altruism.ru/sengine.cgi/2/10 |
Sergey Oboguev | 06:27, July 29th 2001 |
oboguev |
Начинается с определения интеллигенции как нашедших своему чувству вины другого виноватого, заканчивается установлением её как предтечи антихриста (sic). Между прочим, некоторые делаемые наблюдения о механизмах рационализации довольно метки (сам только с месяц назад все это описал, только подробнее), но вопиющим образом не продумано, что именно рационализуется. |
Sergey Oboguev | 01:17, July 30th 2001 |
oboguev |
Изучая историю
Некоторые ссылки: http://motlc.wiesenthal.com/resources/questions/index.html http://www.us-israel.org/jsource/Holocaust/36quest1.html http://www.annefrankcompetition.org/36_questions.htm#3 http://www.monmouth.army.mil/monmessg/newmonmsg/april21/m16holo.html и т.д. Особенно интересен вопрос 3: How many non-Jewish civilians were murdered during World War II? Answer: While it is impossible to ascertain the exact number, the recognized figure is approximately 5,000,000. Among the groups which the Nazis and their collaborators murdered and persecuted were: Gypsies, Serbs, Polish intelligentsia, resistance fighters from all the nations, German opponents of Nazism, homosexuals, Jehovah's Witnesses, habitual criminals, and the "anti-social," e.g. beggars, vagrants, and hawkers.. |
[ Oboguev's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Oboguev |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |