[ Oboguev's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Oboguev |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
Записи 0-34 (March 2002) | 0-34 | 35-48 | |
Sergey Oboguev | 20:23, March 2nd 2002 |
oboguev |
(Творческое развитие мысли Вл. Соловьева.) (Пылесося собрание сочинений.) |
Sergey Oboguev | 20:26, March 2nd 2002 |
oboguev |
В одном из этих двух французских лент, по названию Ставиский, главную роль играет Бельмондо, а фильм начинается с того, что во Францию прибывает из СССР Троцкий. Недурное сочетание. |
Sergey Oboguev | 20:28, March 2nd 2002 |
oboguev |
Миша Вербицкий
|
Sergey Oboguev | 21:15, March 2nd 2002 |
oboguev |
|
Sergey Oboguev | 21:18, March 2nd 2002 |
oboguev |
SF Chronicle про Милошевича
Many believe he is upstaging prosecutors at The Hague Belgrade -- The International War Crimes Tribunal at The Hague has a staff of 1, 100 and an annual budget of nearly $100 million to produce its case against Slobodan Milosevic. The former president of Yugoslavia has a 9-by-15-foot jail cell for an office and a public pay phone to prepare his own defense. Despite the disparity in resources, Serbs following the trial say, Milosevic is winning. "He looks like a hero, and I hate it," said Ana Brkic, a 24-year-old linguistics student. "I agree with what he's saying, I just wish it was someone else saying it." Далее еще любопытней... * * * Кстати, "международная" организация со штатом в 1100 сотрудников и бюджетом 100 млн. -- это уже нечто самодовлеющее. |
Sergey Oboguev | 09:16, March 5th 2002 |
oboguev |
Из субботнего номера SF Chronicle, на все вкусы: В полнолуние случается больше убийств. * * * Билл Грэхем (тот самый, который в плакатах обещал москвичам рассказать, отчего трава зеленая) в 1972 г. советовал Никсону сокрушить еврейскую цитадель в СМИ. После того как магнитофонная запись беседы была на днях обнаружена Священной Инквизицией, виновник страха ради иудейска предпочел добровольно прийти к покаянию, не дожидаясь быть приведенну к нему через пыточный подвал. * * * Никсон, между прочим, с Грэхемом эмфатически соглашался: This stranglehold has got to be broken or this country's going down the drain, Graham said, agreeing with Nixon's own comments earlier in the conversation. You believe that? Nixon says in response. Yes, sir, says Graham. Oh boy. So do I, Nixon agrees, then says: I cant ever say that but I believe it. No, but if you get elected a second time, then we might be able to do something, Graham says, reassuring the president. At a later point in the conversation, when Nixon raises the subject of Jewish influence in Hollywood and the media, Graham says, A lot of Jews are great friends of mine. They swarm around me and are friendly to me. Because they know that I am friendly to Israel and so forth. But they don't know how I really feel about what they're doing to this country, and I have no power and no way to handle them, Graham says. Nixon says: You must not let them know. (Тж. здесь и здесь.) Сосредоточившись, попытался понять, что это сдавленное антисемитское перешептывание мне смутно напоминает? И вспомнилось: описание в мемуарах Эренбурга как в сталинские времена они запирались в ванной, пускали воду и рассказывали политические анекдоты. После этой проясняющей аналогии всё стало на свои места. * * * Перепечатка из NYT о происхождении Корана. (Как выясняется, он был составлен много позднее времени жизни Магомета, причем многими авторами, а затем редактировался и дописывался на протяжении столетий и проч.) Исследователи боятся заниматься текстологическим анализом Корана (подобному анализу прилагаемому к Библии). To Muslims, the Koran is the very word of God, who spoke through the angel Gabriel to Mohammed: This book is not to be doubted, the Koran declares unequivocally at its beginning. Scholars and writers in Islamic countries who have ignored that warning have found themselves the target of death threats and violence, sending a chill through universities around the world. Yet despite the fear, a handful of experts have been quietly investigating the origins of the Koran, offering radically new theories about the texts meaning and the rise of Islam. Christoph Luxenberg, a scholar of ancient Semitic languages in Germany, argues that the Koran has been misread and mistranslated for centuries. His work, based on the earliest copies of the Koran, maintains that parts of Islams holy book are derived from pre-existing Christian Aramaic texts that were misinterpreted by later Islamic scholars who prepared the editions of the Koran commonly read today. [] Christoph Luxenberg, however, is a pseudonym, and his scholarly tome, The Syro-Aramaic Reading of the Koran, had trouble finding a publisher, although it is considered a major new work by several leading scholars in the field. Verlag Das Arabische Buch in Berlin ultimately published it. The caution is not surprising. [] Egyptian novelist Naguib Mahfouz was stabbed because one of his books was thought to be irreligious. When the Palestinian scholar Suliman Bashear argued that Islam developed as a religion gradually, rather than emerging fully formed from the mouth of the prophet, he was thrown from a second-story window by his students at the University of Nablus. [] The disquiet extends to non-Muslim scholars in Western countries. Between fear and political correctness, it's not possible to say anything other than sugary nonsense about Islam, said one scholar at an American university who asked not to be named, referring to the threatened violence as well as the widespread reluctance on U.S. college campuses to criticize other cultures. The touchiness about questioning the Koran predates the latest rise of Islamic militancy. As late as 1977, John Wansbrough of the School of Oriental and African Studies in London wrote that subjecting the Koran to analysis by the instruments and techniques of biblical criticism is virtually unknown. Wansbrough insisted that the text of the Koran appeared to be a composite of different voices or texts compiled over dozens if not hundreds of years. After all, scholars agree that there is no evidence of the Koran until 691 59 years after Mohammed's death when the Dome of the Rock mosque in Jerusalem was built, carrying several Koranic inscriptions. These inscriptions differ to some degree from the version of the Koran that has been handed down through the centuries, suggesting, scholars say, that the Koran may have still been evolving in the last decade of the seventh century. Moreover, much of what we know as Islam the lives and sayings of the prophet is based on texts from between 130 and 300 years after Mohammed's death. (См. далее...) |
Sergey Oboguev | 09:43, March 5th 2002 |
oboguev |
Хрущев, всё-таки, временами был мужчина здравомыслящий: Ну товарищи, разве это живопись??? Вот скульптура Неизвестного. Это скульптура? Вы меня извините, я с ними беседовал, и когда я это посмотрел, я, это, спросил их: Слушайте, вы, товарищи, а вы настоящие ли мужчины? Не педерасты вы, извините? говорю. Это же педерастия в искусстве, а не искусство. Так почему, я говорю, педерастам десять лет дают, а этим орден должен быть? Почему? (Найден подлинник речей Хрущева перед советской интеллигенцией) * * * Там же описано что на самом деле говорили вознесенские-евтушенки. И суммирующая их хрущевская кода: Так вы, значит... Да вы рабы! Рабы! Потому что, если б вы не были рабами, вы бы так себя не вели. Как этот Эренбург говорит, что он сидел с запертым ртом, молчал, а как Сталин умер, так он разболтался... |
Sergey Oboguev | 09:47, March 5th 2002 |
oboguev |
Политический афоризм
|
Sergey Oboguev | 11:00, March 9th 2002 |
oboguev |
Хм. Приводит на ум соответствующий раздел из книжки Шагака. |
Sergey Oboguev | 11:11, March 9th 2002 |
oboguev |
Милые дела. * * * А что, если еврей становится... ах... агностиком? |
Sergey Oboguev | 11:14, March 9th 2002 |
oboguev |
Интересно, можем ли мы вослед считать, что Е.Т. экономист-великий, Павел Николаевич Милюков или там, упаси Боже, Владимир Сергеевич Соловьев ни в одном глазу ни русские, "кроме как генетически"? |
Sergey Oboguev | 11:48, March 9th 2002 |
oboguev |
Лоси знали, что они боги. Над речкой, в лесу, сохранились их священные изображения, выцарапанные кремневым ножом по красному песчанику. В древности они снисходительно принимали поклонения жалких существ, ютившихся в землянках, и столь же снисходиетльно отнеслись к их отступничеству, когда появились ложные боги. Но и после того, сотни лет, презренный человек трепетал и воздевал руки, когда белоногий зверь с ветвистыми рогами царственно выходил из леса. В те дни все принадлежало лосям и не было границ их владениям. Первая, чуть заметная, тревога началась с Рюрика. Но тогда еще никто ничего не понимал. Лет через триста, пришли рыцари меченосцы; начался отход с побережья Балтики. В хронике доктора Тростиниуса из Упсалы сказано: в дни счастливого правления магистра Вальтера фон Платтенберга, лоси покинули владения высокомощного ордена и ушли за озеро Пейпус, в землю великого герцога Московского. В те же годы, на берегах Наровы видели белого лося, о чем записано в Рижской Хронике. Его видели под Псковом и на Ловати, и под Ладогой. Везде появились надкусы сделанные им на коре осин и толстых ольх. Он первый обозначил границы лосиного царства. Они были объявлены вечными и неизменными после того, как родился лосенок с пятном на боку, воспроизводившим их очертания. Но Ливонская война отогнала зверей от Нарвы, от Копорья; после Смуты потеряны были владения за Гдовом, а при Петре пришлось уйти от Невы и от Ладоги. Стал строиться Петербург. Правда, в тревогах тех лет было много спокойствия. Петербургский шум не долетал, столичная знать охотилась больше на зайцев, скакала по полям, в лес не заходила, а у мужиков не было ружей. Изредка выезжал из своего гатчинского дворца сумасшедший Григорий Орлов, он стрелял из семиствольного ружья, но ни одного лося не убил. Действительный статский советник Загорулько, представивший в Императорскую Академию Наук сочинение Лоси в царствование императрицы Екатерины II, полагает, что время правления этой государыни было самым счастливым для них. Токмо один волнительный и слезного рыдания достойный случай, возле селения Трохинского происшедший, омрачил счастливый век лосиного народа и тень зловещую, яко длань смерти на оный простер. Это, когда мужик топором зарубил лося, провалившегося по брюхо в трясину. Новая эра открылась в царствование императора Александра I. Барон Фалькерзам скупил все леса бывших Шелонской и Водской пятин и сделался хозяином лосей. Он запретил их убивать и добился от Сената строгих указов, грозивших крестьянам судом и карами. Животные стали быстро размножаться. В деревнях бабы рассказывали ребятишкам, как, отправившись в лес по ягоды, часто встречали красивых зверей с белыми ногами. Иногда проносился мимо целый табун, забрасывая их шапками грязи. Одной бабе лось угодил копытом в лукошко. Из поколения в поколение Фалькерзамы охраняли древних зверей, приучив их не бояться человеха. Мызу свою поставили в лесу, вдали от больших дорог и с лета заготовляли стога. Когда зимой не хватало корма, лоси подходили к мызе и ели баронское сено. Все кончилось в семнадцатом году. Уже летом животные стали пугливы, бессмысленно переходили с места на место, а с наступлением зимы, подолгу прислушивались к шуму деревень. Возвращались солдаты с фронта с винтовками, с лентами патронов, пили самогон, плясали под гармошку. В морозную январскую ночь последний Фалькерзам бежал со своей мызы. К весне, когда образовался наст, в лес двинулась армия оборванцев с ружьями. Каждый день падало несколько лосей. Сначала звери хотели податься в Эстонию, но там на границе стояли немцы. Тогда половина их забилась в глушь старопольских и ямбургских лесов, а другие устремились к Волхову. Все оставшиеся в баронских владениях погибли, счастливее оказались те, что ушли к Луге и к Новгороду, где лосей никогда не было, не было и мысли об охоте на них. Мужики при виде их, больше дивились, чем хватались за оружие, а когда хватались, было поздно. Пало всего два лося. С наступлением лета опасность вовсе миновала. Мужикам было самим до себя: по деревням рыскали продовольственные отряды, забирали хлеб, отнимали оружие. В лес никто не ходил и не стрелял. Родились лосята. Но зверям казалось, что в небольших зарослях и перелесках их видит весь мир. Тянуло назад, в родные места. Там шла война наступал и отступал Юденич. Когда Юденич ушел в Эстонию, звери начали возвращаться во владения Фалькерзама. Там теперь было тихо, стрельба прекратилась. Уездные и волостные исполкомы искали и отбирали ружья у крестьян. Лоси ожили. Но их уже мало осталось. Знакомый лес стоял, как запущенный дом. Сам барон жил в это время в Англии и служил в Британском музее в отделе каталогизации русских книг. До него доходили, иногда, петроградские газеты из которых он узнал, что мыза его приспособлена под дом отдыха для членов губкома и губисполкома. Профессор Чимков, ученик Кайгородова, написал в Красной Газете заметку Лоси и пролетарская революция, доказывая, что сохранение остатков древних животных в интересах рабочего класса. Ему отвечал заместитель председателя губпродкома: Пролетарское государство не кунсткамера; сохранять в нем реакционные затеи прошлого, значит держать трудящихся в духовном рабстве. Что такое лоси? Баронское самодурство. Потеха. Советской власти не до потех. При проведении смычки города с деревней, в условиях неликвидированных еще остатков капитализма, опасно попадать в плен к вражеской идеологии. Зампред намекал на непролетарское происхождение Чимкова и во весь рост ставил вопрос: состоит ли профессор в профсоюзе и аккуратно ли платит членские взносы? Рабочие балалаечной фабрики целиком солидаризировались с зампредом и вынесли резолюцию протеста против вылазки классового врага: Долой лосей! Выше знамя социальной революции! Да здравствуют вожди продовольственного фронта! Потом барон получил из Финляндии письмо от своего бывшего лесника и узнал, что у членов губисполкома, отдыхающих на мызе, возникла мысль об охоте. Пернатую дичь уже начали стрелять; зимой начнется охота на лосей. Но в эту зиму охота не удалась. Товарищ Гиршберг, заведующий канализационным отделом, чуть не застрелил товарища Дорофанкина, приняв его за лося. Последовало строгое распоряжение: всех кто в пенсне не допускать к охоте. Кроме того, в губ-кака стали поступать заявления о морально-бытовом разложении отдыхавших на мызе товарищей. Отправили тройку для расследования. Тройка непосредственно убедилась, как в морозную ночь, отдыхавшие, шатаясь, выходили из дома и дойдя до стогов начинали дружно выть, наподобие волчьей стаи. Дело замяли, потому что в числе завывавших оказался член бюро губкома партии. За эту зиму не погибло ни одного лося. Барон Фалькерзам нашел, однажды, на своем столе письмо от герцога Портландского с приглашением присутствовать на церемонии установки мемориального камня в его владениях в Сутерланде, по дороге из Броры в Хельмсдаль, где убит был охотником Польсоном последний волк в 1700 году. Съехалось много народа. Сэр Джордж Хьюдж, почетный член клуба, произнес речь. Он говорил о материальном значении события, случившегося на этом месте, два с четвертью века тому назад, и о том, что оно навсегда останется в летописях Великобритании. Быть последним, это тоже избранничество, сказал сэр Джордж. Последний, как и первый, отмечен знаком судьбы. Есть печальное величие в слове "последний, в нем расставание навеки, уход из мира того, чего никогда больще не будет. Последний это завершение. Слава охотнику Польсону! Слава великому волку страдальцу и предстателю за свой род перед вечностью! Все сняли шляпы. Оркестр исполнил реквием. Возвращаясь домой, барон думал о речи сэра Джорджа. Он и не подозревал, что в его прежних владениях родился лось, которому тоже суждено быть последним. Еще совсем маленьким, он перемахнул через лесной ручей с легкостью на которую не способны оказались его родители. По каждой встречной поляне пускался бегать с такой радостью, что у отца и матери не хватало духа остановить его. Он обожал лес, запах листьев, крики птиц, все древние места, по которым его водили, вроде той широкой прогалины поросшей вереском, куда лоси, с тех пор как существуют, сходились время от времени, сами не зная зачем. Видел и ту поляну, на которой происходили смертельные поединки вожаков. Однажды его привели к великой осине. Вся в струпьях от надкусов знаменитых предков, вся в преданиях об их подвигах, про которые шумели редкие листья. Только самые сильные прикасались к коре священного дерева, чтобы оставить отпечатки зубов на память потомству. Родители с благоговением смотрели на эту летопись лосиной империи. Они были потрясены, когда их детеныш, поднявшись на задние ноги, сделал глубокий надкус рядом с надкусами предков. С этого дня им стало ясно, что он призван к чему-то значительному. Они не пресекали больше его шалостей, позволяли резвиться, даже в таких местах, где чуяли опасность. Только когда он вздумал промчаться вдоль прямой, сколько глаз хватит, просеки, они громким фырканьем выразили свой ужас. Просеку полагалось перебегать ночью, либо в сумерки, и то со скоростью полета птицы. Лосенок любил дремать лежа где-нибудь в зарослях. Привалившись к боку матери, согретый ее теплом, он слушал зеленую повесть листвы, мечтал о лесной славе, о древесной империи. Но его снедала печаль родителей. Отец, забравшись к кустарник и забывши про корм, подолгу стоял, свесив великолепные рога. Мать тоже предавалась горькой задумчивости. Все встречные лоси гнулись под невидимым бременем. Зачем так часто бежали они десятки верст от случайного шороха или хруста валежника? И почему, прокатывавшийся по лесу выстрел наполнял их безумием? Открылось все зимой. Как-то раз, через поляну промчался лось с жалобно запрокинутой кверху мордой. За ним три человека на лыжах с ружьями, запыхавшиеся, потные. Ему пошел третий год, он превратился в стройного лося, но не покидал отца и мать. Чувствовал, что кроме них мало уже осталось родичей. Ближе к весне, когда с веток начали падать капли талой воды, двинулись всем семейством к Лисьей Горе, где стоял молодой сочный осинник. По дороге срывали тонкие ветки с почками или торчащие из-под снега верхушки кустарника. Старый лось вдруг отпрянул, увидев цепь человеческих следов. Все трое ринулись прочь, не останавливаясь даже перед просекой, промелькнувшей, как вспышка света. Что-то грохнуло на весь лес. Матери больше не было. Снег сделался ноздреватым, грязным. Кое-где показалась прошлогодняя сухая трава. Начались тетеревиные и глухариные тока. Молодой лось отстал от своего отца. Он бродил по лесу томимый неизвестной мукой, испускал, порой, молящий крик. Раз впал в настоящее безумие: выскочив из леса в виду какой-то деревни, набросился на покосившийся сенной амбар и повалил его. Пришел в себя с наступлением лета. С этих пор, в тишине леса мерещились чуть слышные вздохи. Отца он не встретил ни разу. Других лосей тоже не попадалось. Как-то раз, напав на следы раздвоенных копыт, почувствовал непреодолимое желание увидеть собрата. Гонялся целый день и лишь к вечеру почуял его близость. Но подходя, хрустнул сухой веткой и увидел, как черная груда вскочила и с топотом скрылась во тьме. Он жалобно замычал вслед убегавшему. Зимой снова стали раздаваться выстрелы. Профессор Чимков, потрясая новенькой профсоюзной книжкой и вскользь упомянув о своем недавнем посещении тов. Позерна в Смольном, выступил с разоблачением деклассированных элементов, истребляющих последних лосей. Ему удалось привлечь внимание Москвы к этому вопросу, но, как раз за связь с Москвой на него ополчились питерские газеты. Кто такой Чимков? Это примазавшийся. Он без году неделя, как в профсоюзе, а уже хочет учить закаленных в классовых боях товарищей. Он всегда ратует за сохранение проклятого прошлого. Чимкова объявили внутренним эмигрантом и потребовали снятия с работы. Но однажды все его гонители сами исчезли куда-то. Газетные передовицы, неожиданно, взяли Чимкова под защиту, называли попутчиком, а уничтожение лосей признали грубой политической ошибкой зиновьевской клики. Обрадованный Чимков выступил с новыми разоблачениями; он обратил внимание пролетарской общественности на Ваську Тюрина из деревни Вындыба лодыря и самогонщика, главного истребителя лосей. Под овином у него хранился обрез и несколько десятков патронов, оставшихся со времени нашествия Юденича. На этот раз Чимкова одернули, как зарвавшегося. Без перегибов! Мы должны уметь отличать активных общественников села от каменевско-зиновьевских прихвостней! Но старания Чимкова не пропали даром. Сам Луначарский высказался за сохранение последнего лося. А он еще не знал, что последний. После нового весеннего безумия, когда на его крики опять никто не отозвался, он принялся за поиски собратьев. Чуть свет пускался в путь, обнюхивал каждую примятую травку, вглядывался в каждую царапину на осинах. Из нор, из-под колод выглядывали острые мордочки, сообразительные глазки. Какой большой! И как он уцелел? Смотрели с осуждением Он еще зимой заметил, что волки перестали выть, терпеливо перенося голод. Лисицы, полагаясь на свою хитрость и уменье найти пищу, самодовольно обособились. Вся прочая дрянь сама себя считала до того ничтожной и неинтересной для человека, что не опасалась за жизнь. Дятлу, занятому весь день долбежкой деревьев, невозможно было внушить чувство опасности. Надо было бежать от дураков-глухарей, усаживавшихся на вершинах и начинавших предательски чувыкать, забыв обо всем на свете. Даже рыжие белки, перескакивавшие с дерева на дерево вызывали подозрение в намеренном колебании ветвей. Но самой подлой доносчицей оказалась сорока. Завидев его, она поднимала шум на весь лес и летела следом, указывая его путь. С наступлением осени стало трудней укрываться от вражеского глаза, даже в такие дни, когда небо зацепляло за деревья своим грязным брюхом. После снегопада, кляксами обозначились вдоль просеки следы Васьки Тюрина. Как некогда его отец, лось начал часами простаивать в какой-нибудь ложбине. Тихо падавший снег образовывал сугроб на спине и навешивал на рога густые белые шапки. Лось знал, что когда снега будет больше, появится враг. Он чувствовал себя в силах уйти, запутать следы, утомить длинными переходами, но холодный сырой рассвет каждое утро твердил об одиночестве и о том, что оно хуже смерти. По укоренившейся привычке, он избегал березовых лесов, где между деревьями далеко видно; прятался в еловых и сосновых зарослях. Шел сам не зная куда и зачем. Неожиданно оказывался либо у великой осины, на которой так дерзко оставил отпечаток зубов, либо на поляне, где происходили сборища лосиного народа. На одном из таких священных мест почувствовал, как достает сквозь снег копытами до земли. Это погрузило его в сладкое забытье. Он понял, что остался единственным наследником лосиного царства и скоро умрет от руки существа обутого в грязные опорки, осквернявшего снег желтыми плевками и махорочными окурками. О нем пошел слух по деревням. Писали в Красной Газете. Спасите последнего лося! взывал Чимков, Но весь мир занимался троцкистско-зиновьевским блоком. Тогда Васька Тюрин достал обрез из-под овина. Он не умел преследовать зверя, но знал его любимые места и мог целыми сутками просиживать в засаде, в укромной пуне, потягивая самогон. Лось начал последний обход своих владений, чтобы навек запомнить и запечатлеть. Он верил, что запах пронизываемого солнцем ноздреватого снега, вкус готовых пробудиться древесных почек, рисунок ветвей на синем, вымытом небе и перспектива лесной чащи никогда не умрут. В яркий солнечный день, ветер пустил шумную молву по верхушкам о том, что последний лось идет поклониться красному выступу скалы над незамерзающим омутом речки. Как при проезде царственной особы, на него посмотреть слетелась шумная стая сорок, синиц, соек. Над поляной, от которой недалеко было до речки они подняли гвалт. Раньше, он стороной обходил каждое открытое место, но сегодня вскинув рога, пошел прямо через поляну. На середине, его как огнем прожгло насквозь. Когда грянул второй выстрел, он уже мчался через кустарники и перелески, думая только о том, чтобы добежать до заветной скалы. В глазах мутилось. Сквозь сетку смертной сени, как сквозь сплетение ветвей, мелькнули - берег реки, черная прогалина омута с крутящимися воронками, с вулканическими бугорками воды, высокая стена песчаника на той стороне и торжественные силуэты предков. Он был у себя. Суетня сорок и синиц предупреждала о приближении врага, но мир, в котором жил Васька Тюрин, больше не существовал для него. Стекавшая по ногам кровь, уносила его в вересковые поляны вечности, к бессмертным осинам, к белоногим богам. Убийца подошел близко. Он увидел стройного зверя, застывшего перед тысячелетней скалой. Засаленный, никогда не чищенный обрез выстрелил. Последний лось пал. |
Sergey Oboguev | 15:05, March 9th 2002 |
oboguev |
Я, в общем-то, не возражаю. Только как бы у Израиля на этой почве не вышел территориальный конфликт с Великой Украиной. |
Sergey Oboguev | 21:07, March 9th 2002 |
oboguev |
|
Sergey Oboguev | 11:30, March 11th 2002 |
oboguev |
Нечаянная радость
|
Sergey Oboguev | 22:24, March 13th 2002 |
oboguev |
Басня про жидолиберталианцев и государство Свинья под Дубом вековым Наелась желудей досыта, до отвала; Наевшись, выспалась под ним; Потом, глаза продравши, встала И рылом подрывать у Дуба корни стала. "Ведь это дереву вредит, - Ей с Дубу ворон говорит, - Коль корни обнажишь, оно засохнуть может". - "Пусть сохнет, - говорит Свинья, - Ничуть меня то не тревожит; В нем проку мало вижу я; Хоть век его не будь, ничуть не пожалею, Лишь были б желуди: ведь я от них жирею". - "Неблагодарная! - промолвил Дуб ей тут, - Когда бы вверх могла поднять ты рыло, Тебе бы видно было, Что эти желуди на мне растут".(0 replies) |
Sergey Oboguev | 17:55, March 13th 2002 |
oboguev |
|
Sergey Oboguev | 11:42, March 14th 2002 |
oboguev |
Безумству храбрых поем мы песню (Безумству фотографа, разумеется: снято объективом 24мм.) |
Sergey Oboguev | 21:06, March 16th 2002 |
oboguev |
Трудно быть Богом
If you think you suffer from job stress, just imagine what Jesus must have felt. В самом деле, вот уж у кого был job stress! * * * Протестанты веселые люди, с ними не соскучишься. |
Sergey Oboguev | 21:10, March 16th 2002 |
oboguev |
сказал Иосиф Александрович и уехал в Соединенные Штаты. |
Sergey Oboguev | 21:15, March 16th 2002 |
oboguev |
Да, Иосиф Александрович...
|
Sergey Oboguev | 11:41, March 20th 2002 |
oboguev |
Это гармонирует со стилистикой его прозы. |
Sergey Oboguev | 12:24, March 20th 2002 |
oboguev |
(9 replies) |
Sergey Oboguev | 07:54, March 21st 2002 |
oboguev |
КОЛОКОЛА Несется благовест... Как грустно и уныло На стороне чужой звучат колокола. Опять припомнился мне край отчизны милой, И прежняя тоска на сердце налегла. Я вижу север мой с его равниной снежной, И словно слышится мне нашего села Знакомый благовест: и ласково, и нежно С далекой родины гудят колокола. Штутгарт 20 октября 1887 |
Sergey Oboguev | 09:01, March 21st 2002 |
oboguev |
Фотографии снимались Шербеллом в СССР и России в 1990-1993 гг. по заданию Шпигеля. На первой странице эпиграф ко всему изданию:
Фотографии, нужно сказать, превосходные и высокохудожественные. Сняты мастерски. Все черно-белые, никаких красок. Выполнены преимущественно в особой фотографической технике: контрастные кадры со смещением среднего уровня в темную зону. Доминирующий оттенок чернота. Техника, надо полагать, расчитана в данном случае на то, чтобы произвести вид Советского Союза и всей жизни в нем как угольной ямы (будь то в соответствии с требованиями заказа или подсознательным западным стереотипом о русских, не суть) [*] [**].
Полагаю, что в отношении западного читателя книга своей цели должна эффективно достигать. Я же стоял и рассматривал лица людей. Лица, которые бывали только в СССР и подобных которым никогда не видел ни за границей, ни в Новой России. Потом заплатил 50 долларов и унес альбом. |
Sergey Oboguev | 08:22, March 22nd 2002 |
oboguev |
Ай да Вястик, ай да литературовед!
Сходство тонкое и на первый взгляд почти неуловимое, но ведь есть! |
Sergey Oboguev | 08:29, March 23rd 2002 |
oboguev |
Русский философско-исторический журнал
Высокочтимое собрание! Когда политический гений Муссолини создавал фашизм, его первой задачей было действие и ничего кроме действия. Фашизм, подобно национал-социализму, должен был объединить людей, способных действовать, исходя из непосредственной политической необходимости, людей, не затронутых умственной анемией, живых людей и прирожденных бойцов. И тем более замечательно то обстоятельство, что с самого начала фашизм бы должен вести решительную борьбу против двух ярко выраженных духовных противников: против либеральных идей 1789 года и против марксистских идей 1917 года. Тогда, в период становления фашизма, главной была опасность распространяемого Москвой марксистского большевизма. Сегодня главной является опасность возврата к либеральной идеологии 1789 года. И потому мы должны выяснить прежде всего следующее: что представляет собою государство и хозяйство с точки зрения этой идеологии? [...] Мы настойчиво подчёркиваем духовный характер нового сословного порядка в государстве и хозяйстве. Без нового духа невозможно ни сословное хозяйство, ни сословное государство. Но новый дух даётся человеку через вдохновение. Вдохновение дал Муссолини итальянскому народу, Гитлер немецкому; поистине, это самый ценный дар, который только может получить народ. Ибо, как сказал Эйхендорф [26]: Wo ein Begeisterter steht, Da ist der Gipfel der Welt. (Где стоит духовная личность, там вершина мира.) Ах. Будем почитать. (Оглавление, к тому же, не менее любопытно.) |
Sergey Oboguev | 20:25, March 23rd 2002 |
oboguev |
Великопостное
* * * Несколько дней назад купил коробку girlscout cookies чтобы сделать двум очаровательным девочкам приятное. Теперь стоит и вопрошает о своей участи. |
Sergey Oboguev | 20:41, March 23rd 2002 |
oboguev |
A.I.
Рекомендую. |
Sergey Oboguev | 21:22, March 23rd 2002 |
oboguev |
Страховка от [censored by political correctness]
Агент перечисляла мне всякие опции, которые я могу выбрать, и назвала нечто под названием personal injury. Что такое? поинтересовался я. Подумав первоначально что это страховка на случай если я кому ненароком причиню телесные повреждения разной тяжести. Это если Вы кого-либо оскорбите, а он вчинит Вам иск. Почём? 10 долларов в год, покрывает исковые расходы и компенсацию до 100 тыс. долларов. Например, если Вы ненароком сделаете на работе политически некорректное высказывание... Впишите. * * * Сообщается к сведению заинтересованных лиц. Судиться, однако, de facto придется не со мной, а со State Farm Insurance. |
Sergey Oboguev | 21:43, March 23rd 2002 |
oboguev |
Великолепною. Теперь только осталось приклеить Арафату ядерный терроризм, и дело в шляпе. |
Sergey Oboguev | 21:49, March 23rd 2002 |
oboguev |
Два слова, которых не знает babelfish
|
Sergey Oboguev | 21:57, March 23rd 2002 |
oboguev |
Не сразу догадаешься, что ответить. |
Sergey Oboguev | 23:18, March 24th 2002 |
oboguev |
Прогнозы
"Everything that can be invented has been invented." Charles H. Duell, U.S. Commissioner of patents, 1899 "I confess that in 1901, I said to my brother Orville that man would not fly for fifty years... Ever since, I have distrusted myself and avoided all predictions." Wilbur Wright, U.S. aviation pioneer, 1908 "There is no reason for any individual to have a computer in their home." Kenneth Olsen, president and founder of Digital Equipment Corp., 1977 "Man will never reach the moon regardless of all future scientific advances." Dr. Lee De Forest, inventor of the Audion tube and a father of radio, Feb.25. 1967 |
Sergey Oboguev | 13:59, March 25th 2002 |
oboguev |
Лимерик, начало
Who was politically incorrect ... |
Записи 0-34 (March 2002) | 0-34 | 35-48 | |
[ Oboguev's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Oboguev |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |