With friends like these...|
[ Ratatawi's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Ratatawi |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
| Записи 35-58 (February 2002) | 0-34 | 35-58 | |
| Wild Sheep | 16:41, February 15th 2002 |
ratatawi |
Кот Пушкин
|
| Wild Sheep: black | 23:44, February 16th 2002 |
| ratatawi |
Аффигеть
Вниманию  fifСобственной персоной, dtzПравда, грозится, что будет писать из принципа в KOI8. ::) ** Update: avvafif |
| Wild Sheep | 21:39, February 16th 2002 |
| ratatawi |
Скоро 17 февраля... такой день... помянем
Делюсь. http://www.dropball.ru/lofftop.asp?artic |
| Wild Sheep | 03:44, February 17th 2002 |
| ratatawi |
Интонационное
Прочитать: "ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ СОБАКА!!!" Принять на свой счет. Обидеться смертельно. Уйти. |
| Wild Sheep | 22:09, February 17th 2002 |
| ratatawi |
Призвание
dtz |
| Wild Sheep | 23:06, February 17th 2002 |
| ratatawi |
Опять анонс
Называется -- neverlander(...этот будет писать в правильной кодировке, за сим предлагаю fifИ ура. ::) |
| Wild Sheep | 11:58, February 18th 2002 |
| ratatawi |
Удивительное утром
"Автопилот," -- догадалась я, буркнула "спасибо" и побрела к метро. |
| Wild Sheep | 12:16, February 18th 2002 |
| ratatawi |
Про эгоизм
И вдруг он остановился на полпути. Миновав всех слевастоящих и оказавшись наконец перед свободным проходом, он встал как вкопанный. Как-то совершенно не рассчитав, что следом идет еще кто-то. Например, я. Причем мое ласковое, но настойчивое "Позвольте Вас миновать" услышал только с третьего раза, когда оно превратилось в "Пропустите!!" и для пущей убедительности было подкреплено пинком. Чудак. |
| Wild Sheep | 15:14, February 18th 2002 |
| ratatawi |
Диалог
-- Мне надо поехать в Центр медицинских катастроф, обещала им озвучить фильм. Сотрудник: -- И какую именно катастрофу ты будешь озвучивать?.. |
| Wild Sheep | 23:05, February 19th 2002 |
| ratatawi |
...обещали катастрофу -- и не обманули!
За столиком в трех метрах сидит еще одна Наина Киевна, ну просто один в один, и зубы тоже золотые. Ей надо эту картонку отдать. Она ее с загадочным видом прячет куда-то между страниц толстого журнала с серыми страницами и просит непременно запомнить цифру с картонки. Смысл этого обряда мне совершенно непонятен, но завораживает (а чего еще ожидать от непосвященной?). ...По зданию туда-сюда бегают толпами люди в белых и голубых халатах. То есть, иногда они бегают толпами, а иногда их вообще нет. Последнее -- когда они нужны. Понять что-либо во внутренней географии этого дивного места мне не удалось. Еле не заблудилась. Ориентировалась по запахам и шорохам. Лестницы и лифты, лифты и лестницы, коридоры, закрытые двери. Вот кто так строит, а?? -- А спросить некого. Пару раз, правда, в такие моменты встречались какие-то люди, но с такими мрачными лицами, что я предпочитала прикинуться ветошью. ...Комната, куда я шла-шла и наконец попала, была напичкана аппаратурой так, что смахивала на склад металлолома. Мне понравилось: с детства люблю железки и металлоконструкции. Меня посадили перед микрофоном и подсунули текстик. Показали фильм в его русском варианте. Под торжественную музыку а-ля I Брандербургский концерт по экрану заносились врачи и спасатели, замелькали какие-то окровавленные части тела и искаженные лица, колонны из грузовиков, какая-то ужасная суета и кровища. Промежду прочего мелькнуло торжественное, как II Брандербургский концерт, лицо Путина. Поверх всего этого -- раздражающе нежный женский голос вещал про то, как врачи-профессионалы везде поспевают, всех спасают и борются за жизнь каждого больного, пораженного, зараженного, прокаженного, оглашенного и т.п. ...Когда я наконец взглянула на листы с переводом, мне стало плохо. Ей-богу, лучше бы текст тупо прогнали через PROMT. Он бы хоть отличил спасАтеля от спасИтеля. Это был не просто плохой перевод, это была полнейшая абракадабра и чушь, набор замысловато склоненных и местами спряженных слов. Ситуацию осложняло еще и то, что каждое предложение было размером с нехилый абзац, и даже если бы допустить мысль, что внемлющие этому иностранец разберет отдельные слова, ни одного предложения он все равно не воспримет на слух. "А давайте, -- осторожно предложила я, -- я посижу и переведу это по-человечески, за часик. Будет лучше. Правда." Но мне сообщили, что на это нет времени. "Чего там переводить-то, ну ладно, ну что, так плохо, что ли, фильм всего 7 минут, ну уж как-нибудь." Ладно. Семь минут. Пусть. Как-нибдуь. Уж. ...через четыре часа мучительной записи, многократно прерывавшейся моими матюгами и гомерическим хохотом сидевшего рядом звукооператора, мне было уже абсолютно все равно. Я слушала, что получилось. Понять что-либо было невозможно. Безнадега. Мой голос из колонок с хорошим английским акцентом читал какую-то полную билиберду. Для иностранцев, которым это будут подсовывать, это, должно быть, прозвучит примерно как для нас -- если на чистом русском языке фильм про пострадавших во всевозможных катастрофах будет прокомментирован как-нибудь вроде "...рота спасителей бегать-бегать луговой госпиталь из профессиональной героизмы." Бегать-бегать. Бежать-бежать!!.. С третьей попытки я нашла лифт. Чуть не показала язык человеку в белом халате, который в этом лифте оказался. Попрощалась внизу с Наинами Киевнами. Вышла на темную улицу. В голове звенело. Купила сосиску в тесте. Полегчало... ...да, а цифра-то на картонке была -- 15. Я запомнила. |
| Wild Sheep | 15:16, February 19th 2002 |
| ratatawi |
Опечатка по...
|
| Wild Sheep | 11:53, February 20th 2002 |
| ratatawi |
Цапа
Всю ночь перед этим она носилась по квартире и роняла мебель. А также пищала, топталась по спящей мне, залезала на шкафы, роняла оттуда шахматы, разбрасывала по коридору тапки и вообще вела себя плохо. А под утро вот еще и залезла за холодильник. И застряла. Когда я вошла на кухню, остальные кошки сидели рядом с холодильником полукругом и недоуменно подрыгивали ушами. Холодильник сдвинула. Кошку добыла. |
| Wild Sheep | 15:33, February 20th 2002 |
| ratatawi |
О том, как volod
ivga...и жизнь продолжалась. |
| Wild Sheep | 17:27, February 20th 2002 |
| ratatawi |
Есть странные люди...
Уууу. |
| Wild Sheep | 20:06, February 20th 2002 |
| ratatawi |
Реклама по ТВ
Гы. |
| Wild Sheep | 20:40, February 20th 2002 |
| ratatawi |
Палисиндром
Некоторым людям противопоказано смотреть телевизор, слушать радио и читать газеты. |
| Wild Sheep | 14:29, February 21st 2002 |
| ratatawi |
Молоко
Я прочитала "Новохолерский". Долго думала, стоит ли такое лить себе в чай. Вот сижу сейчас, все-таки пью. Если что -- не поминайте лихом и все такое. |
| Wild Sheep | 17:30, February 21st 2002 |
| ratatawi |
Басе
Все же не худо живется В хижине, крытой травой. |
| Wild Sheep | 14:38, February 22nd 2002 |
| ratatawi |
Получила открытку
Разглядела на ней аж четырех диких обезьян. Спасибо sheb::) |
| Wild Sheep | 15:25, February 23rd 2002 |
| ratatawi |
Бессонница
Звезды на потолке выдохлись, потому что свет уже очень давно не горит. Все-таки это не настоящее небо. Зато можно в полной темноте наугад кидаться в звездный потолок тапками и загадывать желания целую ночь. Все тапки из прихожей перекочевали в комнату, так что их тут много -- протягиваешь руку, добываешь тапок, кидаешь. А наутро посмотреть, сколько звезд упало. И гадать, что же теперь будет. Что же теперь сбудется. И, спотыкаясь о кошек, искать потом парные тапки. Ибо время разбрасывать и время собирать. Нет, не так. Вот мне 24 года. Вот я лежу и не могу заснуть. Я сейчас закрою глаза ладонями, раз они сами не закрываются, и вспомню, какой себя представляла в эти 24 года я десятилетней давности. Почему-то мне казалось тогда, что непременно будет у меня клетчатая рубашка, которую я буду надевать, чтобы подойти к окну или выбежать во двор. Казалось мне, что обязательно кто-то меня разбудит, и надо будет среди ночи или рано утром вылезать из постели и бежать навстречу кому-то, причем чувство было радостное, а рубашка -- уютная. И я так ясно видела: вот я встаю, взрослая и красивая, хватаю рубашку, накидываю ее на себя -- и выбегаю навстречу -- и мне там радуются. ...У меня нет клетчатой рубашки. И мне не к кому бежать навстречу. Мне даже некому сказать, что это важно для меня -- выбежать навстречу. Потому что теперь я взрослая, то есть -- какой боялась стать. То есть, то есть -- со мной не может случаться ничего детского, я просто не решусь в этом признаться. Что мне для счастья не хватает клетчатой рубашки. И что иногда по ночам меня одолевает такая вот заполуночная дремучая тоска, с которой я уже 24 года как не знаю, что делать. Захотелось выглянуть в окно и увидеть там какое-то утешение себе. Встала, залезла в кресло. В кресле оказался кот. Я уперлась в него коленками, и он вопросительно муркнул, он вообще, должно быт, еврей -- всегда муркает с вопросительной интонацией. Мне вдруг стало перед ним стыдно: спит существо, видит, должно быть, сны, и тут прихожу я, большая и неуклюжая, без классной клетчатой рубашки и вообще вся такая из себя некстати, с какими-то заботами и мороками. И бужу его. Я всегда так злюсь, если он меня будит -- а сама вот даже не задумываюсь. А он не злится. Муркает и сворачивается поуютнее. Я его погладила и извинилась. Он подвинулся, и мы угнездились в кресле напару -- шелковый кот и грустная я. ...Во многих домах горел свет. Рыжие теплые окошки. Мне от этого стало как-то мирно. Все хорошо. Какая-то жизнь происходит. Жаль, я ничего не вижу. Не могу невидимкой забраться в каждое такое окошко и погостить. Вот смотрят, наверное, люди телевизор, или ребенка баюкают, или отношения выясняют, или вызывают скорую, или читают что-нибудь упоительное, а какая-то дура сидит, заглядывает в их окна, загадывает что-то там про их жизнь. В окошках первого этажа дома напротив -- много цветов. И еще у них занавески, как в поезде -- на пол-окна. Чтобы прохожие не заглядывали. И нет решеток. Почему-то очень приятно, когда нет решеток на первом этаже -- сразу как-то проникаешься к этим людям, которых, скорее всего, и не увидишь никогда. Хотя я их видела лет 5 назад: они разводили клумбу под окном. Целое лето там были пестрые цветы и зелень. В окнах ровно напротив моих тоже горел свет. Мои окна, стало быть, выглядят точно так же с их стороны. Мне всегда хотелось, чтобы там жил кто-нибудь очень близкий. Чтобы можно было махать друг другу из окон, зовя в гости, или протянуть игрушечный телеграф, или еще что-нибудь такое. Это оттого, что мне все кажется, будто там -- отражение моей жизни, но я никогда не вижу там себя, хотя иногда кто-то точно так же моет окна, или врубает музыку, и кажется, там тоже есть по крайней мере один кот. Все эти дома, которые я вижу, -- они все называются -- "дом 31", то есть, мы все в некотором роде соседи. Ну и что? -- Спрашиваю я себя. -- Ну и ничего, -- отвечает ребенок и обиженно надувает щеки. Все хорошо? -- спрашивают меня воображаемые собеседники, поглаживая по плечу. -- Все хорошо, -- отвечаю я вслух, и тогда понимаю, что никого вокруг нет, и начинаю высматривать во дворе прохожих. Прохожих нет. Окошки гаснут. Горят фонари -- слишком яркие, белые, -- и таблички на домах. Чтобы если кто ночью шел, мог бы увидеть: дом 31. И этот тоже дом 31, и этот тоже, и этот. И все дома одинаковые: шестиэтажные, кирпичные, желтые. А ночью -- черные, добродушные, с золотистыми окошками. Двенадцать корпусов, а дом один. Я и теперь втайне уверена, что это нас, здесь живущих, чем-то роднит. И мне непонятно, почему моя ровесница из соседнего корпуса, с которой мы по утрам часто сталкиваемся в моем дворе и встречаемся взглядами, насупленно молчит, если я с ней здороваюсь. Черт побери, мы же вот уже 20 лет ходим по этому двору и встречаемся взглядами, и я даже знаю, как ее зовут. Оксана. Вдруг ощутила, что я не одна гляжу в окно, а вдвоем с мелкой мной из детства, и это ей, а не мне, тоскливо, как-то так безнадежно-бестолково-бесконечно тоскливо, что все вышло -- вот так. То есть, мне-то все хорошо, но ей обидно и досадно, она так не хотела. Может быть, она даже всплакнет. Она ревела, когда ей хотелось, а меня нынешнюю заботит, что если плакать ночью, то наутро стыдно на работе появиться с опухшей рожей. Впрочем, все равно все решат, что это с похмелья. Хотя прекрасно знают, что я не пью -- но отчего ж еще, в самом деле, опухает наутро рожа. Это хорошо, что они так думают, мне нравится. Окошки гаснут на глазах. А я все этих глаз не сомкну. Двор становится холоднее. Небо дымится. Как описать его цвет? Серый, сиреневый, серный, и клубами, и движется быстро-быстро. Как на какой-то палехской шкатушке, где дядька Черномор в таких тучах летел по небу. Насчитала за час трех прохожих: один шел куда-то в сторону Щипка, и еще какая-то парочка прогуливалась, оба слегка ссутуленные, руками махали, -- говорили о чем-то. У них тоже что-то происходит, тоже мороки и заботы. В свете фонаря поблескивает магнитофонная лента, запутавшаяся в голых ветках ясеня. Небо надувает щеки и ползет толстым брюхом по крышам. И тогда я вспомнила бабушку. Она так каждую ночь вставала и подходила к окну -- к тому, что в соседней комнате, где никто теперь не живет. Подходила -- и смотрела, постукивая пальцами по подоконнику. Долго-долго. Разглядывала дорогу, уходящую к Щипку, и эти окна, и это небо. Вдруг очень захотелось спросить, зачем. Она, должно быть, знала все возможные оттенки этого неба, и наверняка знала, какое окно во сколько скорее всго погаснет. И никогда не рассказывала мне. В наследство от нее мне осталась привычка раскачиваться, чтобы убаюкать себя или успокоить. И привычка называть соседнюю комнату "у бабушки". Мне бы так хотелось сейчас посидеть с ней рядом, уткнуться носом в байковое плечо и спросить, что будет дальше. Я вдруг ужасно боюсь старости. Мне кажется, что старость -- это конец света, и еще -- да, это по-детски, но -- я боюсь, что у меня, как всегда, не окажется каких-нибудь важных бумаг с штампами, чтобы облегчить себе жизнь, и уже не будет сил, чтобы их где-то добывать. Причем сил-то и сейчас нет. И буду я дряхлая, больная и никому не нужная. Никогда этого не боялась, а сейчас боюсь, вот сейчас, сидя в кресле, глядя на клубящееся небо. И вспоминаю свою бабушку, такую старую и такую красивую, и думаю, что может, эта бессонница у нас с ней всегда была одна на двоих. Оказывается, я ее так хорошо помню -- все ее платки, гребешки, расчески. Кошелек с черной резинкой. Халаты. Чашка, из которой она пила воду ночью. Тапки. Как я ей рассказывала сказки, которые сочиняла на ходу, а она слушала, сидела на краю кровати, пока я не засну, и слушала. Действительно слушала. Я ей как-то рассказала, что знакома с феей, которая может исполнить любое мое желание, но я никому не рассказываю, потому что все равно не поверят. А она поверила. И сказала: попроси фею, пусть даст мне здоровья. Долго не решалась включить компьютер, не хотелось нарушать тишину. Тишина была мягкая и уютная, а не зловещая. Все зловещее -- только у меня в голове. Под окном проехала машина, пустив по комнате желтые квадраты и снова вернув меня куда-то в детство. Небо вдохнуло дым и стало ровным. Окно ровно напротив моего снова зажглось, и я увидела яркое пятно, которое всегда считала отражением своей лампы. Но у меня сейчас темно -- значит, там висит похожая. И тоже кто-то не спит. И тоже, может быть, вспоминает бабушку. У всех была бабушка. Мою звали -- Пава. Она рисовала дрожащими линиями птиц на кривых лапках, как же мне хочется сейчас найти хоть один клочок бумаги с такой птицей. Я так хорошо помню этих птиц. Я помню байковый халат и прохладные серебряные волосы, и запах тепла. Завтра, когда станет светло, я обязательно найду ее фотографии, где она молодая. Я завтра узнаю, как выглядит любовь. И вот теперь я пойду, лягу и засну. Какая же я, черт побери, взрослая, если до сих пор могу заснуть только если бабушка рядом. Какой идиот придумал, что время куда-то идет... |
| Wild Sheep | 01:42, February 27th 2002 |
| ratatawi |
О глупости и глупостях
...Кажется, все-таки это был концерт "Алисы". Или "Крематория". Или... Не помню. Помню, что Алена с Ванюшей протиснулись к самой сцене, волоча меня за собой. Окружающие дергались, прыгали, пили пиво, потели и воздевали руки с растопыренной "козой" к сцене. Кто выступал -- не помню, я в таких толпах всегда отключаюсь. Можно закрыть уши ладонями и слушать, как от этого меняется звук -- все сразу становится как-то мимо и инако. Или закрыть глаза, тогда вообще кажется, что все это глюк. В первую очередь -- то, что меня вообще занесло в такое место. Ладно бы на концерт, но -- в беснующийся стоячий партер? Речь, действительно, не об этом. Собственно, возвращалась я оттуда домой в отвратном настроении, в гордом одиночестве и в черной шляпе. На пороге был мой 17-й день рожденья, и я, чувствуя себя большой и взрослой, решила по выходе из метро купить себе пачку сигарет и бутылку пива. Зачем -- до сих пор не понимаю, со мной вообще не случалось такого, чтоб -- "вот раз я взрослая, значит -- пью и курю". Но в тот раз захотелось -- всенепременно -- пачку сигарет и бутылку пива. Подошла к ларьку. Тупо уставилась на ассортимент. Рядом два персонажа пили вино из горла и косились на меня. Я таращилась на пестрые пачки на витрине, а они -- на мое озадаченное лицо. Надежда, что они куда-нибудь наконец уйдут, оставив меня наедине с проблемой выбора, не оправдалась. Поэтому я потребовала самые дорогие сигареты, которые там были (наверное, в том ларьке это был какой-нибудь Dunhill) и зажигалку -- и, получив вышеозначенное, навострилась было в сторону дома. Потом вдруг осознала, что совсем забыла про пиво. А как же -- сигареты да без пива? Неправильно. Обернулась и столкнулась взглядом с одним из дионисийствовавших персонажей. Один был невысокого роста, черноглазый, в длинном плаще. Его собутыльник заметил нашу немую сцену разглядывания друг друга и подмигнул мне. Этот был какой-то весь пластилиновый: постоянно корчил гримасы, противоречащие всем возможностям человеческой мимики, а руки и ноги его, постоянно пребывавшие в движении, гнулись где-то не там, где привычно видеть. Смотреть на него было больно, но взгяд в то же время было не оторвать. ...В общем, я не помню, о чем мы с ними говорили. Я, конечно, была взрослая девочка и все такое, но со случайными прохожими до того времени общения всячески избегала. Не из осторожности, правда -- просто нормальные люди ко мне на улицах раньше не подходили. Может, у меня выражение лица такое было, но подходили преимущественно какие-нибудь баптисты со следами всесокрушающего раскаяния на челе, либо городские сумасшедшие с какими-нибудь предсказаниями. А эти двое оказались в сравненьи со всеми прочими вполне вменяемыми. Более того, юморными. Я помню, что заслушалась, как один шутил и загляделась, как второй бегал вокруг и изо всех сил жестикулировал, дабы, видимо, проиллюстрировать байки первого. Слово за слово, кто такие да чьих будете -- сказали, что работают в институте Вишневского, что как раз рядом. "Да ладно," -- ухмыльнулась я. -- "Врачи такие несерьезные не бывают". А они возьми да предложи мне -- пойдем, типа, с нами, докажем. Я поправила шляпу и сказала -- "А пошли!" -- рассудив, что все равно я живу рядом, и "в случае чего" убегу, лучше меня местные дворы знают только кошки. И мы пошли. Они мне не наврали. Один оказался хирургом, другой -- пластилиновый -- кем-то помельче. Тетенька на вахте удивилась позднему явлению, но пустила. Заискивающе так поздоровалась, спросила, не случилось ли чего, покосилась на меня. Пару секунд пыталась оценить, насколько я важная птица -- и в итоге решила, что со мной здороваться не стоит. Мы на лифте доехали до 12-го, помнится, этажа. Там обнаружилась крохотная комната с окошком -- ровно в ширину этого окошка -- с диванчиком, шкафчиком и столиком. На столике оказался бывалый двухкассетник и коробка от обуви, в которой грудились кассеты. Помню, что сверху лежали "Арабески". Мне предложили их послушать, я отказалась. Предложили выпить водки, я отказалась. Предложили потанцевать под "Арабесок", которых они все-таки поставили -- я отказалась. После этого оба как-то поскучнели, велели мне посидеть-подождать и исчезли за дверью. А я подошла к окну, и дух захватило -- такой там оказался вдруг неожиданно волшебный вид. Какой красивый город, подумалось мне. Красивый и, главное, мой. В комнате запахло едким дымом. Я обернулась -- хирург и его шут вернуись, покуривая что-то вонючее. Хирург предложил мне выйти за него замуж. Я нисколько почему-то не удивилась и пообещала подумать. "Подумать -- это все, что ты мне обещаешь?" -- поинтересовался он. Я вспомнила, что подруга моя частенько говаривала, что никому ничего не должна как женщина. И процитировала, решив, что прозвучит эффектно. И засобиралась. Мне подарили на память кассетку с "Арабесками" и выдали номер телефона, десять раз обратив внимание, что нет, это не двойка, это пятерка, у врачей плохой почерк, это пятерка, не ошибись, когда будешь звонить. Через пять минут, когда я, надвинув шляпу на лоб, шла дворами домой, я помнила только вид из окна, и это было единственным, что меня потрясло за весь вечер, начиная с концерта. Этот вид и по сей день вспоминаю -- каждый раз, как иду домой мимо Вишневского. Вот что, если позвонить так, восемь лет спустя, и обрадовать -- надумала, дескать, пойдем замуж?.. -- Или попроситься еще раз зайти в гости, в окошко поглядеть. Сфотографировать, может, на память. Положить в ту же пыльную коробочку из-под печенья, где лежат всякие дурацкие артефакты, откуда недавно вывалились "Арабески" с записанным на обложке телефоном. А вообще, я шляпу свою искала. Не нашла. Жаль. |
| Wild Sheep | 02:32, February 27th 2002 |
| ratatawi |
Необъяснимое
...Со мной было два раза в жизни -- чтоб Высоцкий из чужого окна, причем оба раза это было в тихом переулке -- так, что слышно все так четко и ясно, даже как пленка потрескивает вкусно. И оба раза меня дико пробирало, я останавливалась и слушала, и мне невыносимо хотелось вычислить, что там за квартира, и прийти туда. Не оттого, что очень люблю Высоцкого, а просто кажется отчего-то, что непременно в таком доме должны жить очень особенные люди, и квартиры у них, должно быть, прокурены донельзя, и обои старые и темные, и еще у них куча историй, которые безумно интересно слушать, застыв в каком-нибудь старом кресле, -- и прорва старых вещей дома, вроде катушечных магнитофонов, на которых -- как мне виделось -- они и слушают Высоцкого. Но я не умею вычислять квартиры по окнам. |
| Wild Sheep | 12:46, February 27th 2002 |
| ratatawi |
Водитель попался
Дальше он стал ругать большевиков и рассказывать, как хорошо в Варшаве. Потом он обругал гаишников заодно с их близкими и дальними родственниками, а также сказал, что доволен, что страной правят евреи. Стал считать, сколько именно евреев правит страной, если считать также и еврейских жен правящих евреев. Потом почему-то переключился на нехватку йода в человеческих организмах и стал считать, в скольких продуктах йод содержится. Потом мы, наконец, доехали до Фрунзенской. Я машинально посчитала количество шагов от машины до двери в офис. Сто двадцать семь. |
| Записи 35-58 (February 2002) | 0-34 | 35-58 | |
|
[ Ratatawi's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Ratatawi |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
