[ Tackom's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Tackom |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
Gazaryan Karen | 02:50, December 2nd 2001 |
tackom
|
Лимонов
Мисима бы так никогда не поступил. |
Gazaryan Karen | 03:00, December 2nd 2001 |
tackom
|
Боже, царя храни (про Лжедмитрия Ольшанского)
На юмор непохоже, иначе весь ЖЖ Ольшанского следовало бы объявить сплошным юмором. Однако представляется мне, что царь все-таки останется в голове у Ольшанского. Ибо дворянство - судя по постингу - в эту голову уже не помещается. Интересно, какою себе мыслит Ольшанский монархию без дворянства? Или он такой скромный, что предпочел тактично умолчать на тему, из кого оное дворянство состоять будет?... |
Gazaryan Karen | 08:50, December 3rd 2001 |
tackom
|
И еще
P.S. Паша, не обижайтесь, пожалуйста, это - ради красного словца. |
Gazaryan Karen | 14:16, December 4th 2001 |
tackom
|
Вчера
|
Gazaryan Karen | 14:40, December 4th 2001 |
tackom
|
Вчера же
|
Gazaryan Karen | 13:43, December 5th 2001 |
tackom
|
Сон
Перезрелая дочка генерал-губернатора сидит в беседке со своим ухажером - слишком молодым офицером Армии освобождения от скверны. Грудь ее вздымается - скоро свадьба. Офицер мнется. В беседке перед влюбленными на столе стоит муляж огромного кулича из папье-маше. После минуты тягостного молчания дочка генерал-губернатора, сопя, лезет офицеру в штаны. - Что вы делаете? - шепчет офицер. - Я могу с собой не совладать! - А вы... а вы... почитайте мне пока... что-нибудь из Ольшанского, - отвечает грамофонным голосом барышня. |
Gazaryan Karen | 12:09, December 7th 2001 |
tackom
|
И опыт, сын ошибок трудных
|
Gazaryan Karen | 19:32, December 10th 2001 |
tackom
|
купил
Symphonies nos. 35-41 Berliner Philarmoniker HERBERT VON KARAJAN |
Gazaryan Karen | 16:43, December 11th 2001 |
tackom
|
- А разве я не зайчик? - смеется. |
Gazaryan Karen | 20:46, December 13th 2001 |
tackom
|
Вермонтский отшельник-2
|
Gazaryan Karen | 17:04, December 14th 2001 |
tackom
|
Сегодня
|
Gazaryan Karen | 14:15, December 18th 2001 |
tackom
|
Дали
Рассказ плохой, и слава Богу, что под псевдонимом. Торжественное вручение в ЦДЛ, в зале "Записки охотника". Татьяна Толстая мило улыбалась мне, но не без насмешки. То ли она все еще зла на меня за ту статью, испоганенную Суходольским, то ли просто за человека не считает. Мила, мила, мила, бесконечно мила Наташа Золотова, m-me Бендукидзе. Сын ее, Петя Мансилья-Круз, выглядит так, что кое-кто сошел бы с ума от восторга. Светская Ирина Ясина, умный, остроумный и талантливый Данилкин, много евший и пригласивший поесть на халяву еще и свою жену Игорь Иртеньев, скромный обладатель гран-при, похожий на кандидата химических наук, - Владимир Вестер. Еще Ад. Метелкина, она же Борис Кузьминский, с физиономией онаниста-ударника. (мы с Данилкиным его не любим). Затем торжественный обед. Ресторан "Обломов" - роскошный, со вкусом обставленный отреставрированной мебелью ХIХ века, одним ПРЕКРАСНЫМ официантом, одним официантом-хамом ("Вы еще не закончили с супчиком??? Надо заканчивать..."), хорошей кухней, с отвратительным тапером, уродовавшим весь вечер Шопена, и со стилизованным портретом Олега Табакова в образе Обломова на стене. Хозяин ресторана - Антон Табаков - сидел внизу, в китайском ресторане "Мао". Вот и все. |
Gazaryan Karen | 14:51, December 20th 2001 |
tackom
|
Мой однокласник
Сегодня похороны. Прощание в Траурном зале ЦКБ. Зал большой, народу много. Он страшно изменился - бритая голова с огромным, увеличившимся черепом (голова пострадала очень) в загримированных синяках и кровоподтеках. Губы надуты, как у обиженного ребенка. Маленький нос, спокойные веки. И сам он маленький, в маленьком черном гробике, хотя был ненамного ниже меня. Жена и мать стоят по разные стороны гроба. Мать сначала крепилась, потом упала в обморок. Его отец размазывал слезы по лицу. Кто-то говорил речи. Много цветов. Армянский священник, бывший предстоятель армянской церкви в Москве отпел его. Потом - по обряду - родные стали отворачивать саван и сыпать в гроб щепотки землицы. Мать гладила сна по лбу, по бровям. Я положил свои гвоздики и немного подержался за край гроба. Две недели назад мы с ним виделись, он приходил ко мне в гости. В Москве мы встретились случайно - на улице. До этого не виделись десять лет. Не то чтобы мы очень дружили в школе, просто вместе учились и общались. А тут, в Москве, он любил звонить мне, когда выпьет, и приглашать куда-нибудь посидеть. И мы сидели. Он оказался хорошим парнем, добрым, застенчивым и милым. Я видел его двоих детей - одному сейчас 4 годика, второму всего шесть месяцев. Он всем знакомым на тусовках говорил: вот Карен, друг детства. Какой-то идиот из ритуальной службы дал в качестве музыкального сопровождения салоннейший Менуэт из квинтета Рамо и Вейнгартнера. Совсем не похоронная музыка, даже не возвышенная. Маленький автобус должен был везти родных и близких на кладбище. Мне там нечего было делать. Я обнял его мать, отца, сестру и жену. Они старались улыбаться мне. Почему-то мне показалось избыточным ехать на кладбище, потом на поминки, и я ушел. Надеюсь, что не очень провинился перед ним. |
Gazaryan Karen | 01:03, December 24th 2001 |
tackom
|
В Питере
Ехал туда "Авророй". В купе: два психотерапевта (доктора наук), одна оформительша мостов и одна младшая научная сотрудница почтенного возраста. Едва поезд тронулся, она молниеносно раскрыла пластиковую пайку и извлекла оттуда, из "набора", йогурт. Ела она что называется "культурно": мелкими мышиными движениями, и это, как всегда, не отвлекало зрителей от процесса, а, напротив, приковывало все их внимание. Профессора беседовали о том, кто остался в живых (из коллег, не из пациентов). Оформительша ругала несуразное и неудобное, по ее мнению, московское метро и вообще Москву как жлобский, хамский и в высшей степени неблагородный город. Город же благородный и культурный встретил меня не 30-градусным морозом, а всего лишь 12-градусным. Жил я на набережной Мойки, в доме 35, это дом Аракчеева. Хозяева, старые мои знакомые, навеки затормозиись в диссиде. Не думал, однако, что диссида уживается с косностью: прочтя мой рассказ в сборнике, они за завтраком общались со мной так, будто я - нечто крайне непотребное, и они не бьют меня мухобойкой по единственной причине: не комильфо. В общем, плюс один: жил в самом центре города. Невский ремонтируют. Не ездил на прекрасном питерском метро, и был наказан - попал в чудовищную пробку. Мрачные улицы и мрачные люди на улицах. Диссида все расспрашивает про черно-белый медийный и политичекий мир, который сама же придумала. Кажется, что вселенная поделилась надвое: одна часть любит Путина, другая его ненавидит. Портреты Сахарова укоризненно смотрят на портреты Дзержинского. Наивность и инфантилизм. Тошнотворно. Но удалось и развлечься, за чем, собственно, я и ехал. Обратно с ветерком в буквальном смысле слова: в поезде ЭР-200 щели повсюду. Трамваеобразный вагон. Наискосок сидят немолодые молодожены и сюсюкают: сю-сю-сю, а блинчики будешь? Почему не будешь?.. При этом пиво в вагоне-ресторане теплое. Перед отъездом диссида сунула мне под нос доморощенную свою "Чукоккалу": туда все гости что-нибудь записывают, а диссида приклеивает на соответствующую страницу фотографию гостя. "Чукоккала" называется "Привал у Аракчеева" и открывается групповой фотографией предков диссиды, живших в этой квартире с незапамятных времен. Они плодились и размножались, и вот, наконец, последний из них (род более не продолжается) дожил до нынешнего счастливого момента, когда квартира перестала быть коммунальной и перешла в безраздельную собственность. Это, видимо, и было их родовым предназначением, высшим призванием фамилии, и теперь нет смысла рожать новых детей. Что не мешает диссиде сейчас сдавать свободную комнату иностранным постояльцам. Но противоречия нет: диссида не живет в коммуналке по доброй воле, диссида - рантье. Иностранцы тоже что-то записывают в местную "Чукоккалу". Групповое фото предков красуется на самой первой ее странице: до ужаса одинаковые, длинноносые, с полузакрытыми глазами, как придушенные птицы. Если когда-нибудь разбогатею, квартиру в Питере все-таки куплю и буду наезжать. |
Gazaryan Karen | 12:59, December 27th 2001 |
tackom
|
КУКЛЫ
Глупый продюсер долго мялся, прежде чем принять все это в качестве основы. Страх, что его обвинят в сотрудничестве с БАБом, давил и душил автора концепции и руководителя программы. Ни фига человек не смыслит в политике. Но в конце концов Белюшина его убедила и написала сценарий, в котором переиначила по-своему мои задумки, но идея все равно осталась. Что приятно. Потом пара-тройка знакомых говорили мне, что с удовольствием посмотрели программу, "а то в последнее время такая тухлятина". Ерунда все это. Вот если б Ольшанский меня хоть раз похвалил, - мне б ничего в жизни больше не надобно было! Тогда я мог бы сказать: Душа в заветной лире Мой прах переживет и тленья убежит. Т.е. Старик Ольшанский нас заметил и, в гроб сходя, благословил... |
Gazaryan Karen | 16:28, December 29th 2001 |
tackom
|
Перед Новым годом
http://www.hartiya.ru/36/01/12/29/43775.html Или его полемика со мной? http://www.hartiya.ru/37/01/12/29/43746.html Или даже нет - великий просил величаво, чтобы я его ни в коем случае не цитировал, неприятно ему это. Странно, вообще людям бывает приятно, когда их цитируют. То есть уйдите, сударь, от прямой полемики, будьте так добры. Ну, написал я автономный текст и он написал автономный текст. Он - про то, что Распутин - старушка-процентщица, а Пуришкевич, к примеру, - тварь дражащая. А я - про то, что Распутин просто тварь. Вообще, тошнотворное полицеское православие, которое так и льется со страниц Ольшанского, не имеет ничего общего с политкорректностью. Потому что неясно, куда же девается политкорректность уважаемого автора, когда речь заходит об арабах, мусульманах и прочих врагах? |
[ Tackom's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Tackom |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |