Хорхе Луис Борхес. Три версии предательства Иуды.
Перевод Е.Лысенко
There seemed a certainty in degradation.
T.E.Lawrence
Seven Pillars of Wisdom (1)
В Малой Азии или в Александрии, во втором веке нашей религии, когда Василид
заявлял, что космос - это дерзновенная или злокозненная импровизация ущербных
ангелов, Нильс Рунеберг с его исключительной интеллектуальной страстностью,
вероятно, возглавил бы какую-нибудь из гностических общин. Данте, возможно,
предназничил бы ему огненную могилу; его имя удлинило бы списки младших ереси-
архов, став между Саторнилом и Карпократом; какой-нибудь фрагмент из его про-
поведей, обрамленный поношеньями, сохранился бы в апокрифической "Liber adver-
sus omnes haereses"(2) или бы погиб, когда пожар какой-нибудь монастырской
библиотеки пожрал бы последний экземпляр "Syntagma"(3). Вместо всего этого Бог
назначил ему в удел XX век и университетский город Лунд. Там в 1904 году он
опубликовал первое издание "Kristus och Judas"(4), там же в 1909 году вышла
его главная книга - "Den hemlige Fralsaren"(5). (Последняя имеется в немецком
переводе, выполненном в 1912 году Эмилем Шерингом, и называется "Der heimliche
Heiland"(6).)
Прежде чем приступить к обзору этих безрассудных книг, необходимо напомнить,
что Нильс Рунеберг, член Национального евангелического общества, был искренне
религиозен. Где-нибудь в литературном кружке Парижа или даже Буэнос-Айреса ка-
кой-нибудь литератор мог бы без опасений вытащить на свет тезисы Рунеберга;
тезисы эти, изложенные в литературном кружке, были бы легкомысленным, праздным
занятием для равнодушных или кощунственных умов. Для Рунеберга же они были
ключом к разгадке главной тайны богословия, были предметом медитации и анали-
за, исторических и филологических контроверз, предметом гордости, ликования и
ужаса. Они стали в его жизни оправданием ее и погибелью. Читателям этой статьи
следует также помнить, что в ней приведены лишь выводы Рунеберга, но нет его
диалектических рассуждений и его доказательств. Кое-кто, пожалуй, заметит, что
вывод тут, несомненно, предшествовал "доказательствам". Но кто же стал бы ис-
кать доказательств тому, во что сам не верит и в проповеди чего не заинтересо-
ван?
Первое издание "Kristus och Judas" было снабжено категорическим эпиграфом,
смысл которого в последующие годы будет чудовищно расширен сами Нильсом Руне-
бергом: "Не одно дело, но все дела, приписываемые традицией Иуде Искариоту, -
это ложь" (Де Куинси, 1857). Имея тут предшественником одного немца, Де Куинси
пришел к заключению, что Иуда предал Иисуса Христа, дабы вынудить его объявить
о своей божественности и разжечь народное восстание против гнета Рима; Руне-
берг же предлагает оправдание Иуды метафизического свойства. Весьма искусно он
начинает с убедительной мысли о том, что поступок Иуды был излишним. Он (по-
добно Робертсону) указывает, что для опознания учителя, который ежедневно про-
поведовал в синагоге и совершал чудеса при тысячном стечении народа, не требо-
валось предательства кого-либо из апостолов. Однако оно совершилось. Предпола-
гать в Писании ошибку недозволительно; не менее недозволительно допустить слу-
чайный эпизод в самом знаменательном событии истории человечества. Ergo(7),
предательство Иуды не было случайным; оно было деянием предопределенным, за-
нимающим свое таинственное место в деле искупления. Рунеберг продолжает. Сло-
во, воплотившись, перешло из вездесущности в ограниченное пространство, из
вечности - в историю, из безграничного блаженства - в состояние изменчивости и
смерти; было необходимо, чтобы в ответ на подобную жертву некий человек, пред-
ставляющий всех людей, совершил равноценную жертву. Этим человеком и был Иуда
Искариот. Иуда, единственный из апостолов, угадал тайную божественность и
ужасную цель Иисуса. Слово опустилось до смертного; Иуда, ученик Слова, мог
опуститься до предательства и до обитателя геенны огненной. Миропорядок внизу
- зеркало миропорядка горнего; земные формы соответствуют формам небесным;
пятна на коже - карта нетленных созвездий; Иуда, неким таинственным образом, -
отражение Иисуса. Отсюда тридцать сребреников и поцелуй, отсюда добровольная
смерть, чтобы еще верней заслужить Проклятие. Так разъяснил Нильс Рунеберг за-
гадку Иуды.
Все христианские богословы отвергли его доводы. Ларс Петер Энгстрем обвинил
его в незнании или в умолчании о единстве ипостасей; Аксель Борелиус - в воз-
рождении ереси докетов, отрицавших человеческую природу Иисуса; язвительный
епископ Лунда - в противоречии с третьим стихом двадцать второй главы Еванге-
лия от Луки.
Разнообразные эти анафемы возымели действие - Рунеберг частично переработал
раскритикованную книгу и изменил свои взгляды. Он оставил своим противникам
область богословия и выдвинул косвенные доказательства нравственного рода. Он
согласился, что Иисус, "располагавший необозримыми средствами, которые дает
Всемогущество", не нуждался в одном человеке для спасения всех людей. Затем он
опроверг тех, кто утверждал, будто мы ничего не знаем о загадочном предателе;
мы знаем, говорил он, что он был одним из апостолов, одним из избранным возве-
щать царство небесное, исцелять больных, очищать прокаженных, воскрешать мерт-
вых и изгонять бесов (Матфей, 10, 7-8; Лука, 9, 1). Муж, столь отличенный Спа-
сителем, заслуживает, чтобы мы толковали его поведение не так дурно. Приписы-
вать его преступление алчности (как делали некоторые, ссылаясь на Евангелие от
Иоанна, 12, 6) означает примириться с самым низменным стимулом. Нильс Рунеберг
предлагает противоположный стимул: гипертрофированный, почти безграничный ас-
кетизм. Аскет, ради вящей славы Божией, оскверняет и умерщвляет плоть; Иуда
сделал то же со своим духом. Он отрекся от чести, от добра, от покоя, от цар-
ства небесного, как другие, менее героические, отрекаются от наслажденья(8). С
потрясающей ясностью он заранее продумал свои грехи. В прелюбодеянии обычно
участвуют нежность и самоотверженность; в убийстве - храбрость; в профанации и
кощунстве - некий сатанинский пыл. Иуда же избрал грехи, не просветленные ни
единой добродетелью: злоупотребление доверием (Иоанн, 12, 6) и донос. В его
посткпках было грандиозное смирение, он считал себя недостойным быть добрым.
Павел писал: "Хвалящийся хвались Господом" (1 Коринфянам, 1, 31); Иуда ис-кал
Ада, ибо ему было довольно того, что Господь блажен. Он полагал, что блажен-
ство, как и добро, - это атрибут божества и люди не вправе присваивать ее се-
бе(9).
Многие постфактум обнаружили, что во вполне допустимых первых шагах Рунебер-
га уже заключался экстравагантный финал и что "Den hemlige Fralsaren" - это
просто извращение или доведение до края книги "Kristus och Judas". В конце
1907 года Рунеберг завершил и отредактировал рукописный текст; прошло почти
два года, прежде чем он отдал ее в печать. Книга появилась в октябре 1909 года
с предисловием (туманным до загадочности) датского гебраиста Эрика Эрфьорда и
с таким коварным эпиграфом: "В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мр Его
не познал"(Иоанн, 1, 10). Содержание в целом не слишком сложно, хотя заключе-
ние чудовищно. Бог снизошел до того, чтобы стать человеком, рассуждает Нильс
Рунеберг, ради спасения рода человеческого; следует полагать, что содеянная им
жертва была само совершенство, не запятнанное и не ослабленное какими-либо
изъянами. Ограничивать его страдания агонией на кресте в течение одного вечера
- кощунственно(10). Утверждение, что он был человеком и был не способен согре-
шить, содержит в себе противоречие: атрибуты impeccabilitas (11) и humanitas
(12) несовместимы. Кемниц допускает, что Спаситель мог испытывать уста-лость,
холод, волнение, голод и жажду; следует также допустить, что он мог согрешить
и погубить свою душу. Знаменитое место: "Ибо Он взошел пред ним, как отпрыск и
как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия... Он был презрен и
умален пред людьми; муж скорбей и изведавший болезни"(Исайя, 53,2-3) - это для
многих предсказание о распятом в час его гибели; для некоторых (например, для
Ханса Лассена Мартинсена) - отрицание красоты в облике Христа, обычно приписы-
ваемой ему в народном предании; для Рунеберга же - точное пророчество не одно-
го мига, но всего ужасного будущего для воплотившегося Слова во времени и в
вечности. Бог стал человеком полностью, но стал человеком вплоть до его низос-
ти, человеком вплоть до мерзости и бездны. Чтобы спасти нас, он мог избрать
любую судьбу из тех, что плетут сложную сеть истории: он мог стать Александ-
ром, или Пифагором, или Рюриком, или Иисусом; он избрал самую презренную судь-
бу: он стал Иудой.
Напрасно книжные лавки Стокгольма и Лунда сообщали об этом откровении. Неве-
рующие априори сочли его нелепой и вымученной богословской игрой; богословы
отнеслись с пренебрежением. В этом экуменическом равнодушии Рунеберг усмотрел
почти чудесное подтверждение своей идеи. Бог повелел быть равнодушию; Бог не
желал, чтобы на земле стала известна Его ужасающая тайна. Рунеберг понял, что
еще не пришел час. Он почувствовал, что на его голову обрушиваются все древние
проклятия Господни; он вспомнил Илью и Моисея, которые на горе закрыли себе
лица, чтобы не видеть Бога; Исайю, павшего ниц, когда его глаза узрели Того,
чьей славой полнится земля; Саула, глаза которого ослепли на пути в Дамаск;
раввина Симона Бен-Аззаи, который узрел Рай и умер; знаменитого колдуна Джо-
ванни из Витербо, который обезумел, когда ему удалось узреть Троицу; мидрашим,
которые презирают нечестивцев, произносящих Шем-Гамфораш, Тайное Имя Бога. А
не стал ли он повинен в этом преступлении? Не была ли его мысль кощунством
против Духа, хулою, которой не будет прощения? (Матфей, 12, 31). Валерий Соран
умер из-за того, что разгласил тайное имя Рима; какая же бесконечная кара бу-
дет назначена ему за то, что он открыл и разгласил грозное имя Бога?
Пьяный от бессонницы и умопомрачительных рассуждений, Нильс Рунеберг бродил
по улицам Мальме, громко умоляя, чтобы ему была дарована милость разделить со
Спасителем мучения в Аду.
Он скончался от разрыва аневризмы первого марта 1912 года. Ересиологи, веро-
ятно, будут о нем вспоминать; образ Сына, который, казалось, был исчерпан, он
обогатил новыми чертами - зла и злосчастия.