Винни Иуда Лужин. Симуляции символизма.

Винни Иуда Лужин. Из цикла "Симуляции символизма".

Присказка

Разбезумилась Погода, жарче стали холода.
Грязь расчистила тропу из Ниоткуда в Никуда.
С пулеметиком волшебным Тени взвились до Небес:
То ли мой портрет свихнулся, то ль пейзаж во мне исчез...

Дьявол хвалится святыми, Ангел точит свой топор,
Разливается в пустыне чей-то пламенный позор...
Или то Вина бунтует, растерев нутро крестом?
Или наступил последний и решительный мой сон? -

Славный парень Тук-Тук-Тук ходит-бродит по виску,
Шустрый песик Берегись стережет мою тоску,
Добрый дедушка Пиздец сеет зерна на груди...
...Это присказка, а сказка точно будет впереди!

Коллапс

Спой веселую песню, звезда моих снов, коллапсар!
Я с тобой солидарен, с какой стороны ни смотри:
Чтобы не засекли, я зрачки своих глаз разодрал,
А душа моя сделала то же, но изнутри.

Так возникла дорога, ведущая внутрь себя,
Только там - лишь дыра от слепого и злого нуля.
Я люблю свою жизнь, но ей на меня наплевать,
Я люблю свою смерть, но я не хочу умирать.

И от этих причуд мирозданья - лишь кровь на руках.
Чья она - знают лишь только Бог и тот, чья эта кровь.
Может, это не трусость - сей страх обнаружить свой страх,
Может, это не похоть, но точно, что и не Любовь.

Впрочем, я не во сне, и уж точно, что не наяву
Все бегу и бегу, и к тому же люблю на бегу,
И сквозняк выдувает из мозга остаточный бред,
И меня уже нет, и вокруг никого уже нет.

Только горло неспешно ласкает веселенький ком,
А бежать от противности - это противней вдвойне.
Если б был я - тогда б припечатал себя сапогом,
А была бы Душа - я б читал ей стихи о себе.

Но стихи, как я сам, тоже ведь не нужны уж совсем.
И тому, кто ушел от Медузы - уйти ль от сирен?
А безумие в роли вдовы мой хоронит портрет,
А вокруг даже нет пустоты - Бога уж нет.

...Спой веселую песню, звезда моих снов, коллапсар,
Пусть у жителей Неба топорщатся крылья в испуге.
Мне осталось вслепую искать этот вражий радар,
Чтоб остаться навек в этом мухами засранном круге.

Бифштексообразность

По скульптуре Огюста Родена
"Идущий человек".

Головою не ходят - и верят не головой,
Вера - гений злодейства, как я, сам с собой несовместный.
Отруби себе все - станешь честным перед собой,
А не сможешь - честнее всего умереть, пусть нечестным,

Но пославшим все промыслы домысла к неким отцам,
Напоследок надеясь ну разве на чье-то презренье...
Утюгом не загладишь весь грим, что спадает с лица,
Сапогом не исправишь ошибки астральных сражений.

Да простит меня многоэтажный мой нонконформизм,
Кто поел лебеды, тот уже не прельстится Нирваной,
Просто есть бельмо органов боли, есть астигматизм -
У бифштекса откуда возьмется кровавая рана?

Больше часа искал в зеркалах я свое отраженье.
Помнят старые люди про свой неприкаянный грех.
Есть у маленькой девочки между ресниц наважденье,
Есть у каждой зеленой сопли свой лихой красный смех.

Копошится под слабой ногою комок липкой грязи,
На моей центрифуге - Христос, он рожден космонавтом.
И молюсь я взасос, усугубив и хмарью, и вязью,
Что останется что-то между кадыком и закатом.

Слева - снайпер Марютка, а справа - распутник Распутин,
Только где этот выбор? - сплошные кругом поднебесья.
...Покручиниться, что ли, да пособолезновать людям,
А потом уснуть с мыслью о пахнущем нежно бифштексе...

Наваждение

Ничто человеческое мне не чуждо,
Мне не чуждо человеческое Ничто.

Безумие вчера призналось мне в любви,
В ответ я нацепил безвременные маски:
Летучей мыши крылья с нимбом золотым
И белой птицы крылья с нимбом серо-красным.

Пусть сам Господь припас мне праведный каюк,
Да только тишина скользнула мимо рук,
Наполнив чрево манной, душу торжеством,
А подлость и кошмар сдав вечности на слом.

Назло всем счастьям зареклось цвести давно
Сокровищницы похоти второе дно.
Но, отразив все, что не встретишь и во сне
Безумие мое осталось верным мне.

Да, бред я во плоти, природы вздорный смех,
Сын глины, той, что матом кроет день вчерашний...
Ты знаешь, милое: я вправду человек,
И мне бывает страшно, даже очень страшно.

И, может, я велик, а может, и един,
Да перевел себя на бренные слова.
Да, больно мне сейчас, но все это - трамплин,
Я сроду нимбов, что ли, не видал?

И ложка дегтя есть в соленой горсти меда,
А значит, есть и боль, и радостная муть...
Выходит, что Любовь моя теперь свободна
От плоти, от души - всего, что не вернуть.

И я не плачу, я смеюсь, вгоняя воздух в кожу -
Ведь в преисподней тоже нужно быть мужчиной...
Но наваждение одно досель меня тревожит:
Нетопыриный труп, а рядом - голубиный.

Джонатан Ливингстон

Невыдуманному Джонатану-Чайке,
Который живет в каждом из нас.

Исполняется торжественно,
с чувством глубокого уда в рот валения.

Имя Джонатана вечно будет живо,
Его имя чайки носят на крыле.
Власть полета, власть могучего порыва -
Это величайшая идея на земле.

Все, что есть у чаек - все Его творенье,
И свободы радость, и победы свет -
Это - Его слава, это - Его гений,
И его дыханьем каждый клюв согрет.

Умереть не может то, что так летает,
Он все время с нами, Он всегда живой,
Джонатана именем врагов мы побеждаем,
С Джонатана именем летим в кровавый бой.

Все, что сделал Флетчер по Его указке -
Все это навеки в перьях сбережем.
Мы объяты счастьем, мы живем как в сказке,
И к всемирному Полету мы ведем.

Исповедь ростка

Дети, бойтесь баобабов...

Ты проснулся, и сразу приводишь планету в порядок?
Так прости меня, маленький принц, я и есть баобаб.
Для редиса и роз мой безудержный рост хуже яда,
А без них тебе скучно, они для тебя как парад.

Я и сам готов вырвать свой корень, облегчить прополку,
Это лучше, чем вечно стоять и мешать всей планете,
Ждать, пока догадаются сделать столы или полки,
Без надежды сбежать иль кому-то на что-то ответить.

Ты проснулся, и сразу приводишь планету в порядок?
Так прости меня, маленький принц, коль навел на сомненье,
Завернув в целлофан, ты меня и отправишь куда-то,
Но я вырос с тобой, мне не сладить с земным притяженьем.

Так доверься военному летчику, он приласкает,
Объяснит принцип летной погоды и здравого смысла.
Так люби свою розу в обмен на благоуханье,
Сортируй, убивай, путешествуй и радуйся жизни!

Люцифер

Бесноватый солдат, я моргаю своим языком,
Я блюю серебром со своих бледно-девственных крыльев,
Чтоб лихой образок чревом не соблазнился на слом,
Чтоб гнетущая святость не стала добычею или

Жертвой тех, кто надуманно славил свои кандалы
И своих же умерших богов и смазливых девиц.
Я могу сделать чудо из их суеверной игры,
Но играть в эти игры - кошмар для крылатых бойниц,

Для всех тех, кто не слушал благие цветастые речи,
Кто, восстав, проиграл, кто воскрес - и опять проиграл.
Так что ты не мешай добывать из моей гнилой печени
Мой отравленный, жуткий, жестокий солдатский нектар.

* * *

Я увидел Христа в Люцифере, Иуде, Антихристе,
Я услышал их добрые и благородные речи
И поверил им, но все ж мой мозг теребит одна истина:
Пусть все люди хорошие, разве от этого легче?

Это совесть мою носит по всем небесным слоям,
Бес, распятый во мне,
во мне тоже увидел Христа,
И теперь я хочу только чтоб то, что я осознал
Стало вновь неосознанным мной никогда, никогда...

Чебурашкина песенка

Я не мартышка, не медведь,
Я не могу как лев реветь,
Как выдра не ныряю,
Я не пою среди ветвей,
Значит, я не соловей,
А кто я - сам не знаю...

Дом всеобщего счастья - мечта чебурашек,
Чебурашки наивны, как полк эмбрионов.
И глаза их чисты, словно листик бумажки -
Чужеродным на нем стало б каждое слово.

Гуманист раздавил каблуком таракана -
Дескать, разума нет у него: насекомый!
И никто не заметил, мол, так и надо.
И никто не увидел, что в том такого.

А потом распинали на дереве кошек
И безумцев стреляли, катали по склонам.
В маске доброго дяди брел мимо прохожий,
Подошел, пожурил ненавязчивым словом:

Мол, насилие - грех, мы Любовь должны славить,
Соблюдая приличье и прочие позы...
Ничего, это зло мы потише удавим -
Так сказали - и все, не осталось вопросов.

А один старичок у подножия гор
Все лелеет травинку, а выстрелы слыша
Всепрощающий с Богом ведет разговор
И питается плотью, ниспосланной свыше.

...Я боюсь, что безумные вдруг поумнеют,
И возьмут злую пушку, и станут строчить
По прохожим, по всем старичкам и старушкам,
По всем тем, кто хоть как-то пытается жить.

Человек человеку - волк, брат и прохожий.
Никаких тебе "или" - все вместе, и точка.
...А под кожей моей кто-то славно хохочет
И стремится сыграть с атмосферой в крючочки.

Заглушу свою боль то ль вином, то ли смехом,
А улыбки чеширским оставлю я кошкам.
Но опять в вышине звучат аплодисменты:
Это хлопает князь вивисекций в ладоши.

Теребить свою совесть - спортивная честность
И пустая забава, в которой нет смысла.
Честно лишь лезть под пули иль, плюнув на речи
Сойти с ума сразу, навечно и быстро

И поверить, что прав как раз тот, кто стреляет:
Он здоров и разумен, как истинный черт,
Всех по полкам расставил и в своем этом знаньи
Раздает плевки пуль и пули плевков.

А Святой - тот, кто лезет с креста прямо в Ад
И не просит у Бога подачек и снов,
Никого не убил, не презрел, не предал,
Но и душу за плотью оставить готов.

Потому что здесь нету такого добра
(это свойство любимого нашего мира),
Что бы было Добром и для всех, и всегда.
И в крови насквозь золото сей середины

Между доброго дяди принципом здравым:
"После нас - хоть потоп, а сегодня - возлюбим!"
И утопией: "Строим великое Завтра,
А сейчас постреляем - авось не убудет!"

Если б было возможно выбрать Добро,
Когда встанет вопрос из двух зол выбирать!
...Но ведь даже Святой - тот, кому повезло,
Кто успел не убить, не презреть, не предать.

А КТО Я - САМ НЕ ЗНАЮ, А КТО Я - САМ НЕ ЗНАЮ...

Бумажная мутация

Рукописи не горят...

Для кошмара вокруг нас - бумага как зеркало, но вот
Наяву-то он тускл, в стишках же - как будто расцвечен!
В этих бля-идеальных мирах что родиться способно?
Точно, не человек и не зверь - в лучшем случае нечисть.

И ползут эти монстры, открыв на живущих охоту,
Заодно мертвецов превратив в еще более мертвых.
И те, что пишут кровью - умножают лишь силу их яда, -
Остальные же только блюют или мочатся рядом.

Знать, бумага все терпит, хотя и плачевно краснеет.
Да чтоб лучше краснела - мне нужен талант Герострата!
Я - бездарен, я просто сжигать до конца не умею
И к тому же секунду назад разрешился мутантом!..

Сказка для двоих

Эта песня про любовь...

Я так хотел, чтоб поженились наши души,
Тела же наши - прах. Мы разве некрофилы?
Я так хотел, чтоб все счастливой сказкой было,
Чтоб вместе мы могли теперь ее послушать...

Быть может, ты права: мы оба - только дети
Из тех, что так безумно плачут под Луною...
Ты знаешь, умереть хотел бы я с тобою,
Но жить с тобой я не смогу на этом свете.

Да, я - как тот дурак, ни шагу без ошибки,
И каждая Вселенной стоит сотен жизней...
Когда Любовь петлей намыленной провиснет,
Одно хочу: запрятаться в твоей улыбке.

Я - пьяный без вина, и чувства горлом льются,
И на листе буквально смыты эти вирши.
Я глупость их уже прекрасно ненавижу,
Ведь света твоего смогли они коснуться.

...Да что я о себе: не я один сдыхаю,
Вот сопли распустил! Быть может, испугался?
Чего бояться, если это - только сказка,
И автора ее ни ты, ни я не знаем.

Я так хотел, чтоб поженились наши души,
Чтоб без конца крылом-к-крылу леталось,
Хотел я, чтобы сказка наяву осталась,
Чтоб мы ее смогли прожить - не только слушать.

Бутафория

Налил на пол воды и кричал: "я хожу по воде!" -
Содержательность борется с тем, что могло быть и чудом.
Но придуманный Бог не оставит беднягу в беде,
Если ножки промочит он и заболеет простудой.

Я и сам не безгрешен: придумал тоталитаризм,
чтоб хоть как-нибудь выжить в условьях повальной свободы.
Но уж если он вправду наступит - сей Рай для подлиз -
Я залягу в окоп помогать настоящему Богу.

Даже если он тоже мной выдуман - в этом ли суть?
Не предать бы придуманный Ад ради лживого Рая.
Просчитай варианты, найди себе "жизненный" путь,
Я ж останусь писать свои сказки и шастать по краю.

Новое время

Странные роли учили мы в школе:
В позы вставали, как черт на иконе,
Даже смешно.
Ныне не то чтобы жаль стало песен,
Да и все та же мерещится плесень -
Да время ушло...
Все вы здесь люди, у всех у вас жизни!
Вам стало лучше, свободней, лучистей? -
Я за вас рад.
Все это вправду воняет победой,
А что победитель остался без дела -
Сам виноват!

Вялые мысли гуляют по кругу...
Я изнасиловал лучшего друга:
Совесть мою.
Лютое бревнышко в бельмах летает,
Жаль, что меня уже не угнетает
То, что люблю.
Я растворился в трагизме подножном
И с каждым днем все короче и проще
Эти слова.
Но, вчера рывшись в карманах одежды,
Я обнаружил: еще есть надежды,
Есть беснова.