Дмитрий Кузьмин
КОМПЬЮТЕР В ОЖИДАНИИ ПИСАТЕЛЕЙ
Разговор о влиянии всеобщей компьютеризации на судьбу литературы, начатый в "ЛГ" 12 ноября Максимом Борисовым и Михаилом Визелем, кажется сегодня исключительно актуальным. Вот и в московском литературном салоне "Крымский клуб" этому вопросу был посвящен "круглый стол" 29 октября - с участием как писателей, так и компьютерщиков (а до этого, весной, аналогичные слушания прошли в Эссе-клубе журнала "Новая Юность"). Все время поднимают тему и Сетевые журналы (не только литературные). При этом говорится много верного и интересного, но не покидает ощущение некоей несфокусированности взгляда, из-за которой отдельные разумные замечания не дают единой картины.
ВЛИЯНИЕ компьютера (и в частности Интернета) на литературу складывается из двух основных линий - внутренней по отношению к литературе и внешней: возникновение новых (или воскресение хорошо забытых) литературных форм и перемены в области социального и культурного функционирования литературы. Неразличение внутренних процессов искусства и культурных процессов, затрагивающих искусство, - характерный ход постмодернистского мышления. Мы же, как некогда памятный любителям отечественного постмодерна персонаж Аркадия Бартова, повторим в очередной раз сакраментальное: "Но разница все же есть".
Описанная Визелем литературная игра "Сад расходящихся хокку" - это все-таки игра, а не литература. И в качестве игры она, как замечает и сам Визель, не нова. Образцом, на который ориентировались создатели "Сада", послужила, конечно, не "Плеяда" и не "Бродячая собака", а собственно японская традиция. Но японские средневековые поэтические турниры, как и коллективное складывание "реньга" - "цепных строф", проходили не по ведомству игры, а по ведомству литературы - при всем различии между европейским и японским пониманием искусства: и участники, и слушатели неизменно имели в виду возникающее единство - метатекст, напряженную драматургию отношений между частями и целым. Участники "Сада" имеют в виду как максимум диалог с ближайшими соседями по цепочке. Именно поэтому "Сад" остается игрой, не отличающейся принципиально от сражений в буриме, искони практикуемых младшекурсниками на скучных лекциях. Единственное "но": у этих младшекурсников появились возможность и желание сообщить о своих забавах urbi et orbi.
В этом и заключается то новое, что приносит в культуру Интернет: пользуясь метафорой, употребленной на упомянутом "круглом столе" поэтом Станиславом Львовским, - "альбом провинциальной барышни начинают читать по первой программе телевидения". Собственно, Николай Байтов еще два года назад (как помнится, в литературной газете "Цирк "Олимп") прогнозировал изменение культурного сознания под воздействием Интернета: теперь каждый участник Сети может сформировать и предложить всему человечеству свой состав классики, свою иерархию культурных величин. Это и происходит. Большинство русских литературных сайтов устроено следующим образом: несколько стихотворений Иосифа Бродского (варианты: Дмитрия Пригова, Бахыта Кенжеева - словом, фигур в той или иной степени "культовых") в окружении более или менее беспомощных сочинений друзей и приятелей держателя сайта, который (держатель, а не сайт) сознательно или бессознательно пытается тем самым статусно уравнять литературу профессиональную с дилетантизмом и графоманией.
Наиболее крупные и наиболее радикально настроенные фигуры литературного Интернета подводят под такую стратегию идеологическую основу. Так, помянутый Михаилом Визелем один из ведущих русских электронных журналов zhurnal.ru помещает в литературном разделе наряду с произведениями Александра Левина или Александры Петровой что-нибудь, например, в таком духе:
Ну скажи мне, какого тебе рожна?
Час назад завершилась твоя война,
И теперь в поднебесье поет струна:
Хочешь - сдохни, а хочешь - допей до дна!
При этом редактор журнала Евгений Горный посвящает специальную статью вопросу о том, что "выражением самой природы Киберпространства, основанного на идее личной свободы и терпимости к чужим мнениям", является стратегия ухода от всяческих разделений, отказ от вычленения в культурном пространстве мэйнстрима и маргинальных зон - во имя ЦЕЛОГО, в котором "все вещи обретают свое место и раскрывают свой смысл".
Будучи также горячим сторонником идеи целостности культурного (и литературного) пространства, я не могу не отметить, что целостность не означает ни нерасчлененности, ни неиерархичности - напротив, целостность в культуре всегда сопряжена со структурной сложностью, с динамическим равновесием. Потому речь не о том, чтобы отказать массовой литературе или дилетантским сочинениям в праве на существование - у них есть свои чрезвычайно важные функции в культуре, в обществе, функции, которые серьезное искусство сегодня нести не в состоянии; более того, беспрецедентные достижения искусства ХХ века не в последнюю очередь связаны с тем, что ряд социальных и культурных функций был с него снят массовой литературой и дилетантским творчеством. Самая страшная угроза целостности - это неразличение. Человек - это ЦЕЛОЕ, но клеткам головного мозга нечего делать в желудочном тракте.
Важно, что на деле культурная иерархия усилиями Сетевых "литературтрегеров" не просто размывается, как хотелось бы адептам самых радикальных постмодернистских теорий, - она двоится, троится, на песке возводятся многочисленные пирамиды, равно хилые и кособокие. Проводятся свои литературные конкурсы, возникают свои авторитеты. Это было бы похоже на зарождение мультикультуралистской парадигмы, если бы за множественностью создаваемых иерархий стояла реальность каких-либо культурных групп. Но нет. Коренная причина такого положения вещей состоит в том, что до сих пор русской литературой в Интернете ведают люди достаточно далекие от литературы. Это естественно, поскольку первыми доступ к новым технологиям получают те, кто профессионально связан с ними, а это с писателями случается нечасто. Пионеры литературы в Интернете - вероятно, из лучших побуждений - успели за два-три года полученной форы выстроить своего рода параллельный мир, обитатели которого по большей части не подозревают (или делают вид, что не подозревают) о существовании литературы за его пределами.
Выход в Интернет самих литераторов - необходимое условие появления полноценных литературных сайтов, сделанных изнутри литературного мира. Покамест всеобщая компьютеризованность писателей, о которой говорит Максим Борисов, - чистейшей воды миф: у большинства литераторов - жалкие "двушки" и "трешки", не годные ни на что, кроме как на использование в качестве усовершенствованной печатной машинки. Но эта ситуация быстро меняется: за последние несколько месяцев появилась первая в России персональная Интернет-страничка писателя (поэта Александра Левина), пристально следят за Интернетом и, кажется, готовят собственные проекты Виктор Кривулин и Аркадий Драгомощенко... А когда представительство в Сети серьезной литературы станет сколько-нибудь значимым, появится возможность отладить здесь нормальные экспертные механизмы, как это уже происходит в мире "бумажного" книгоиздания: сегодня у читателя, останавливающегося в недоумении перед полками магазина некоммерческой литературы, на которых его ждут сотни небольших стихотворных сборников, есть по крайней мере один способ быстро сориентироваться - обратить внимание на издательскую марку. Потому что имена авторов, опубликованных "Пушкинским фондом", "Митиным журналом", Еленой Пахомовой, Библиотекой журнала "Соло", могут быть читателю неизвестны, но известно, что они прошли определенный экспертный отбор в соответствии с определенными профессиональными критериями.
Что же касается возможностей компьютера в собственно литературном творчестве, то и здесь пока дело тормозится элементарным отсутствием у серьезных авторов самого компьютера либо навыков работы с ним. Сергей Бирюков, вернувшийся недавно с Фестиваля визуальной поэзии в Торонто, рассказывал, что большинство участников просто не расставалось с ноутбуками: для этого вида искусства, пограничного между литературой и живописью/графикой, мультимедийные возможности компьютера - манна небесная. Российские мастера-визуалисты немногочисленны, и, насколько я знаю, ни у одного из них компьютера просто нет. Между тем работы некоторых из них как будто прямо предназначены для компьютерного существования: скажем, "листовертни" Дмитрия Авалиани, читающиеся по-разному в зависимости от расположения в пространстве. Возможность движения, обретаемая в электронном представлении визуальной поэзией, превращает ее, строго говоря, в новый вид искусства, обладающий иным по отношению к литературе типом временно'й протяженности и в чем-то близкий кинематографу, может быть, мультипликации, героями которых становятся слова, буквы и т.п. Кроме того, участие в синтетическом тексте не только вербального и визуального элементов, но и элемента звукового возможно, помимо перформативных искусств, только посредством компьютера.
Вообще, как известно, "говорят: смотри, это новое, - но было уже в веках" (Екклезиаст). В свое время на слушаниях в Эссе-клубе каждому специфически сетевому литературному приему был приискан давно реализованный на бумаге аналог; вот и Максим Борисов присоединяется к такому мнению. Взгляд этот несколько поверхностный. Взять, например, гипертекст - простейшую разновидность, сноски и комментарии, широко используемые литературой уже не первый век (вспомним хотя бы "Бледный огонь" Набокова), далее систему перекрестных ссылок, формирующую разные последовательности чтения, - resp. "Игра в классики" Хулио Кортасара, "Сказка на ваш вкус" Раймона Кено и т.п. Однако электронный способ существования текста дает во всех этих случаях качественно новый эффект. Только в компьютерном виде гипертекстовая структура может реализовать себя как единственно возможная, принудительная: невозможно проконтролировать, в какой последовательности обращается читатель к разным частям "Бледного огня", читает ли он комментарий как комментарий, то есть постатейно, или подряд, как обычный текст; в электронной версии возможность линейного чтения можно исключить. Сходным образом при чтении романа Кортасара с листа основная последовательность чтения выступает как приоритетная по отношению к альтернативной, скачкообразной; не обсуждая вопрос о том, входило ли такое неравноправие версий в задание, отметим, что в электронном представлении от него легко избавиться, тогда как на бумаге это практически невозможно.
Вероятно, Интернет мог бы вдохнуть жизнь и в другие формы, жанры и приемы, не слишком прижившиеся или отжившие свое в "бумажной" литературе. Так, легко себе представить, что всякого рода эхоконференции (они же newsgroups или mailing lists) могут дать новый импульс такой форме, как эпистолярный роман, - ведь впервые появляется возможность представить этот роман читающей публике в действительно эпистолярной форме.
Есть и более сложные идеи. Так, один из самых радикальных российских авангардистов Павел Митюшев уже реализовал (и представил весной в том же Крымском клубе) компьютерный проект "Живая книга": текстовый документ сложной структуры, непредсказуемо (за счет использования генератора случайных чисел) изменяющийся на протяжении всего времени, когда он открыт пользователем, причем направление этих изменений может быть соотнесено с движением человека к смерти, поскольку все большие и большие участки текста перестают быть доступны читателю - вплоть до превращения текста в полностью недоступный. Один из заложенных в компьютерную "живую книгу" Митюшева эффектов был воспринят с особенным оживлением благодаря его явно выраженной метафоричности по отношению к культурной ситуации постмодерна: "книга" может "читать" самое себя посредством имитации программой соответствующего алгоритма действий пользователя. Но это еще одно исключение, только подтверждающее правило: пока компьютер и связанные с ним новые технологии не стали обыденной и повседневной реальностью для писателя, взаимодействие литературы и компьютера будет протекать в маргинальных сферах литературной и культурной жизни.