Страшная, - говорят, -слишком.
Неприличная, - говорят, - очень.
Неправда там написана,- говорят.
А книга - живая. Ты смотришь в нее и видишь - живая она. Невозможно обмануться, когда живое видишь. Мертвое может обмануть, живое - никогда. Не может живое быть плохим.
И тогда поднимаешь голову и смотришь - а кто сказал эту неправду? И видишь глаза - стеклянные, сахарные, похотливые, липкие, слюнявые глазки. То ли чудовище с миллионом глаз в темноте поворачивается, то ли духи голодные за поживой пришли. Живого им хочется, тепленького. Они его живым страсть как не любят, но ам-ням-ням всегда готовые. И голоса добрые у них такие, праведные. О наркоманах, дескать, книжка. Об убийствах страшных. Садизм разный там. Деток беречь от таких книжек нужно. Фантазии все нездоровые и мерзкие.
Смотришь вокруг - не знаешь что и ответить. Вроде ведь считал, что среди живых живешь. Не может живой живого не узнать. Зло берет, досадно. И вдруг - как молния - да не люди это. И тогда зла нет. Смотришь спокойно и внимательно. Читаешь названия под их словами. Вспоминаешь кого знаешь, а кого нет.
Вебмасса. Масса. А ведь был Александр Житинский. Писатель уважаемый.
Бук. Он же Коваленин. В японском разбирается. Я когда-то что-то хорошее о нем писал.
Лиза.
Rtf.
Алексрома. Он же Ромаданов. Писатель сетевой. Лауреат.
Фаина Кролек.
Эхехе.
Хрен.
Гегемон.
Марта Скавронская.
Румяный критик.
Маргинал.
Участник конкурса.
Кто-то.
Sanny.
Интересующийся.
Бульк.
Юля Пахоменко.
Пробегающий.
?. (это тоже название такое)
Кажется все. И среди этих названий есть даже какие-то человеческие имена? Сколько вообще существ за этими табличками? Может быть - 19. А может и 25 или 10. Никто не знает. Нет имени у нежити и быть его не может.
И ничего не поделать. Либо ты живой, либо ты мертвый. Нет нуля. Как стал с ними всеми со всеми, табличку с названием повесил, заорал "ату его" и все. Чужие теперь твои глаза, ищи-свищи их, убогий.
А вот человек встает и говорит им - неправда ваша. Хорошая эта книжка. И долго объясняет - почему она хорошая. Слова разные находит, примеры из жизни. А потом подписывается своим именем - Леня Делицын. Тут же к нему головы все и тянутся. И давай с ним разговаривать, шутить. Они ведь юмор любят очень. А Леня не видит. Он ведь думает, что с живыми людьми разговаривает. Он же не знает как это работает. Оно же сразу никогда не ест. Оно растворяет постепенно. Ты ему слово - оно тебе десять. Ты ближе подойдешь - а тебя уже едят. А ты все разговаривать продолжаешь. Так оно работает. И если не хочешь этого знать - сожрет оно тебя, Леня, совсем. Так и будут твои умные глаза у него на башках моргать и других кушать. Но пока ты жив, лучше не шути с ними. Тут нет нуля.
А потом другой тоже самое говорит - хорошая книжка, живая. Это ведь он - мистер Паркер, Максим Кононенко, показал эту книжку всем на "Погоде" когда-то. Она тогда у Вад-Вада, кажется лежала, а потом Паркер ее к себе забрал - Вад-Вада гнали с сервера за "непристойность" - так я слышал. И я не помню, чтобы кто-то там ругался на "Погоде". Вообще молчали - так лучше.
А Паркер говорит,- не надо книжку выбрасывать. Давайте мирно жить, хорошо. Хороший ведь мир, он всякий бывает и все равно хороший┘ Да-да, - ухмыляются головы. А как же. За мир, за дружбу! А сами - ам-ням-ням Максима потихоньку. Паркер, не любезничай! Нет здесь середины. Не может быть середины между живым и мертвым.
Потом Гусев длинно и спокойно чудищу отвечает. И то же самое - все как в глине вязнет, все оно ам-ням-ням.
А Юля Фридман говорит чудищу: Ты - чудище и нежить, и нечего тебе с живыми делать. И книжку эту ты хоть поперек читай, ни хрена ты в ней не поймешь, поскольку мозга своего у тебя нет и глаз тоже нет.
Так вот вопрос стоит. Неприятно и просто.
Неприятная женщина эта госпожа Фридман. Злая и невкусная. Плохо ее кушать. Ох, - и не вкусная же ты, - говорит чудище.
- Ты - злая.
- Ты - фашистка.
- Ты - мертвая. МЕРТВЫЙ ЧЕЛОВЕК!
И никак нельзя мертвого кушать. Не получается. Очень уж злая и ядовитая баба, эта Юля Фридман. Но глаза у нее свои и голова тоже своя. И ничего с этим сделать нельзя. Даже если Бук сотню своих христианских проповедей произнесет, даже если о Боженьке вспомнит и прослезится - не обманет. Не нужна мертвечина живому. Так много живых людей под сладкую музыку скушали ведь ни за грош. Так вот тебе живой мертвец. Давись. Она с тобой не будет лясы точить. Она твое имя настоящее знает, даром, что табличек понаставили кучу. А когда имя знаешь - ничего не страшно. Не любит нежить имя свое слышать. Она, как только его его слышит, сразу живой прикинуться норовит. Про мораль кричит, про любовь, про гуманизм и человечность. И все норовит с ног на голову поставить - ты, говорит, оно живому, - мертв. Нет у тебя души.
Такие определения.
Только если так, то и у меня нет души.
Если книга Баяна Ширянова - мерзость, то я - мерзость.
Если Фридман мертва - то я мертв.
Если Вербицкий - фашист, ладно, я тогда - фашист.
Нет здесь никакого нуля.
И нет здесь спора о вкусах или морали или детях, которых можно испортить дурной литературой. И литературы нет никакой.
Бывает мир трехмерный, есть одинадцатимерный. Есть двухмерный. В нем голодные духи обитают. И ничто в таком мире не живет, ничто не течет. И видят там - только тень, только проекцию. И даже если похвалит двухмерный дух что-то объемное, так это только чтобы к себе в плоскость утащить. Смотрите, дескать, какую штуку клевую приволок. По-приколу вещица.
Так что это лучше, если выкинут ширяновскую книжку из конкурса. Нечего ей, значит, на этом конкурсе делать. Невкусная она. Да живые ее и так найдут - не о чем плакать.
Я одну детскую книжку люблю. "Приключения Гекльберри Финна". Там есть такой момент, когда толпа пришла полковника Шерборна линчевать. Ну и он им говорит:
"С чего это вы вообразили, будто у вас хватит духу линчевать мужчину? Уж не оттого ли, что у вас хватает храбрости вывалять в пуху какую-нибудь несчастную заезжую побродяжку, вы вообразили что можете напасть на мужчину? [┘] Средний человек всегда трус. На Севере он позволяет всякому помыкать собой, а потом идет домой и молится богу, чтобы тот послал ему терпения. [┘] Ваши газеты так часто называли вас храбрецами, что вы считаете себя храбрее всех, - а ведь вы такие же трусы, ничуть не лучше. [┘]
Вам не хотелось идти. Средний человек не любит хлопот и опасности. Это вы не любите хлопот и опасности. Но если какой нибудь получеловек вроде Бака Гаркнеса крикнет: "Линчевать его, линчевать его"- тогда вы боитесь отступить, боитесь, что вас назовут, как и следует, трусами, и вот вы поднимаете вой, цепляетесь за фалды этого получеловека и, беснуясь, бежите сюда и клянетесь, что совершите великие подвиги. [┘]
Самое жалкое, что есть на свете, - это толпа [┘]. -
с этими словами он вскинул двустволку и взвел курок"
Саша Шерман
sherman@sharat.co.il
Музей Низшего Пилотажа
