Форт-е-вей, сентября 12-го
Дорогой Август!
С твоим письмом случился вот какой казус. Посланник твой, г-н Гарвей, решил использовать его как рекомендательное. Пренебрегая услугами почты, он сам принес его мне, и целый вечер досаждал мне жалобами на несправедливости, творящиеся будто бы в университетских кругах. Его история, о которой ты упоминал в двух-трех строках, заняла в его изложении три часа с половиною. А закончив рассказ, он пожелал продемонстрировать мне свое открытие, не сходя с места --- то есть, в моей же собственной лаборатории. Разумеется, я должен был предоставить все необходимые препараты, начиная с червонного золота, которое, по словам моего гостя, служило его целям даже еще и лучше обыкновенного.
Короче говоря, не видя иного выхода, я дал ему в долг пол-реала и убедил на том уйти с миром. Должен признаться, я удивлен: никак не ожидал встретить в числе твоих знакомых подобного персонажа. Как некстати сгорела почта!
Нашей переписке ничто не должно угрожать; постараюсь отправить мой ответ как можно скорее и с надежным курьером.
Выпроводив, наконец, г-на Гарвея, я смог изучить твое письмо. К счастью, опасения твои были напрасны. Конверт или не вскрыт вовсе, или запечатан вновь таким искусным вором, от которого никакие предосторожности не спасут. Так или иначе, не думаю, чтобы человек посторонний мог расшифровать твои описания и разобраться в приложенной схеме.
Для меня же и то, и другое --- бесценно. Риторические фигуры мне не даются; пожалуй, воспользуюсь аналогией с моим любимым предметом. Приходилось ли тебе, мой Август, иметь дело с комплексными соединениями угля и землистого воздуха? Вещества эти кажутся вполне инертными, --- и вдруг начинают бурно реагировать между собой, стоит лишь добавить в колбу самое ничтожное количество платины или ртутных солей. Со мной вышло нечто подобное. Твое письмо будто сдвинуло какую-то маленькую, но важную пружинку, что сдерживала окружающие меня предметы в неустойчивом равновесии. Колесо завертелось; события, одно за одним, пронесли меня по полному кругу.
В результате я очутился в той же точке, что и полгода назад. Почти все мои выводы неверны. Передо мной, как раньше, задача с неясным условием. Но и на сей раз я имею в руках все необходимое для ее разрешения.
Попробую, однако, изложить все по порядку, и начну с ответа на твою загадку. Ты, конечно, использовал работу "О свойствах непостоянных тел", которую Зайберг написал и опубликовал три года назад.
Это сочинение вызвало тогда на кафедре небольшой скандал. Подробности его мне неизвестны. Я знаю лишь, что Зайберг посреди семестра исчез куда-то на две недели, и появился вновь перед самыми вакациями; в руках у него был готовый текст, о котором до тех пор никто даже не слышал. Он тут же и доложил его на праздничном коллоквиуме коллежа св. Бригитты.
Этого-то и не следовало бы ему делать. Существуют неписаные правила: доклады на подобных собраниях должны быть приятны на слух, умеренно остроумны, и ни в коем случае не могут иметь сколько-нибудь серьезного содержания.
Как я предполагаю, никто из присутствовавших ничего не понял, но многие, боясь в этом признаться, затаили обиду. Кто-то вспомнил о событиях недавних дней, и вот, по университету поползла сплетня: дескать, исчезновение профессора Германиуса обьясняется не чем иным, как его беспробудным пьянством.
Мысль нелепая и совершенно неправдоподобная; но ее подхватили и принялись усердно распространять, приукрашивая и добавляя детали. Нашлись свидетели тому, что по ночам в окне квартиры Зайберга горел свет, и какой-то лавочник клялся, будто продал профессору за время его предположительного отсутствия количество спиртного, просто немыслимое по городским меркам.
Когда текст статьи вышел наконец из печати, ее списали со счетов как алкогольный морок. Замечу, что это не очень-то умно. Гамильтонову теорию фотогенеза учат сейчас в подготовительном классе; а ведь он открыл ее, лежа в канаве и наблюдая за преломлением лунного света в нефокусирующемся от продолжительного запоя зрачке.
Так или иначе, работа профессора Германиуса о непостоянных телах давно интересовала меня. Я хотел было доискаться, где же провел он те загадочные две недели, но все как один потчевали меня старой сплетней. Лишь один человек сообщил мне под большим секретом другую версию происшедшего. Об этом я подробнее напишу ниже; скажу только сразу, что она еще менее похожа на правду, чем та, которой придерживается большинство.
Но вот одна подробность, о которой никто, кажется, не осведомлен. Дело касается одной из самых изящных идей Зайберга, той, которую ты так мастерски использовал в твоем построении. Как и ты, Зайберг употребляет аналогию с карточной игрой для описания сложного естественного явления. Но, в отличие от тебя, он полностью списал свои правила с готового оригинала --- а именно, с вульгарной азартной игры под названием "три шара"! Игра эта хорошо известна во всех кабаках города Форт-е-вея. Зайберг скрыл свое заимствование, заменив игральные фишки на карты из стандартной колоды, и обманул этим простым приемом своих немногочисленных читателей.
Я и сам обнаружил подмену лишь несколько дней назад...с этого, собственно, и началась та цепочка случайностей, которая привела меня в мое теперешнее положение. День был не вполне обычный: Венера во втором доме, Кентавр и Треугольник --- в оппозиции на линии горизонта. Выходило "совпадение", причем не простое, а по меньшей мере троекратное, или, последовательно, три кряду.
Все утро я потратил совершенно впустую: обходил по списку кондитерские и игральные павильоны города Форт-е-вея. Как ни печально, это входит в мои новые обязанности. До полудня всем студентам младшего курса предписано быть на лекциях, мне же следует блюсти академическую дисциплину и проверять известные начальству злачные места. Хорошо, что в этом городе их немного! Я посетил все, какие были открыты к этому часу, и в конце зашел в одно совсем уж невзрачное, на самом краю университетского квартала.
Позволь описать его тебе. Помнишь ли ты маленькие кофейни, на пять человек от силы, которые несколько лет назад вдруг возникли по всему нашему городу, а потом так же быстро исчезли в начале следующего сезона? Так вот, нечто похожее имеется здесь до сих пор. К несчастью, местные кабачки сильно подпорчены Форт-е-вейской любовью к коммерции. Комнаты здесь побольше и совмещены с игровым залом, а кроме кофе, подают пиво и блины. Что не изменилось --- так это публика. По-прежнему, большинство посетителей --- студенты всех ступеней и специальностей.
Однако на этот раз внутри не было никого из моих подопечных --- да и вообще никого. Только хозяин заведения стоял в своем углу, в неизменной кремовой рубашке и черном галстуке, и методично вытирал, одно за одним, фарфоровые блюдца. От этой механической картины мне стало вдруг так уютно, что я решил, как когда-то, провести свободные полчаса за кофейной чашкой, --- а заодно и перечесть сочинение профессора Германиуса.
Но спокойствие мое длилось недолго. Почти сразу же в залу вошли несколько человек. Усевшись прямо перед моим столиком, они начали что-то обсуждать между собой. Я продолжал было читать, но их голоса звучали все громче и мешали мне сосредоточиться. Довольно скоро я заметил, что перелистываю страницы совершенно автоматически, а на самом деле давно прислушиваюсь к чужому спору.
Замечу, что слова, доносившиеся до меня, звучали более чем странно. То и дело поминался какой-то "монах". Монах тот был как-то связан с "вооруженными всадниками", а противостояли им "пираты", "дурень" и "рыжая девка". Все эти персонажи ни за что не должны были достичь "берега", --- причем, если мне не послышалось, то был "берег забвения".
Пришлось мне закрыть мои "Доклады" и пойти посмотреть, что происходит. Выяснилось, что мои соседи заняты партией в упомянутые мною "три шара". Они по очереди передвигали по разрисованному квадратному полю деревянные фигурки, а потом обсуждали сделанные ходы. И монах, и пираты --- все были названия игровых фишек.
Кругом толпился народ. Любезный зритель взялся обьяснить мне правила игры; тут-то я и заметил детальное сходство с только что прочитанным мною рассуждением досточтимого профессора.
Сразу же я вспомнил про гороскоп: в Венерин день случайные совпадения невозможны! Набравшись храбрости, я отправился к Зайбергу и прямо спросил у него, нет ли у его "игры с переменными правилами" реального прототипа. В ответ он только загадочно усмехнулся и пригласил меня к себе в кабинет. Заперев дверь, он открыл ящик стола и достал из него, с самым заговорщическим видом, полный комплект игры.
Должен сказать, что его шары сильно отличаются от тех, что можно увидеть в городе. Фишек больше, и выточены они с большим искусством. Как обьяснил мне Зайберг, лишь за последнее столетие игра упростилась и стала достоянием широкой публики --- а прежде это было развлечение для придворного круга, причем, как он утверждает, одно из самых изысканных.
В оригинальной игре все фигурки имеют геральдическое значение. Я прилагаю, на всякий случай, полный их список. Обрати внимание на Монаха, Пьяного Матроса и Госпожу в Плаще с Капюшоном (она же --- "рыжая девка" местных трактиров). По словам Зайберга, каждый из этих трех изображает одного из мифических основателей города Форт-е-вея.
Однако, главное отличие --- в правилах игры. В своей статье Зайберг использовал трактирный ее вариант, который, если забыть о причудливых названиях, немногим сложнее обычных нард. Весь смысл первоначальной игры, к сожалению, потерян в погоне за математическим изяществом. А заключается он в совсем необычном устройстве игрового поля.
Поле это можно сравнить с географической картой. Сетка меридианов делит его на множество маленьких квадратных клеток, и каждая покрыта картонкой с рисунком, означающим тип рельефа: горы, реки, заболоченные места и пр. Перед началом игры под каждую картонку кладут, по жребию, один или несколько значков, указывающих на "клад". (Правый край поля, впрочем, пуст, закрашен темной коричневой краской и называется, как я и предполагал, "берегом забвения". Он символизирует смерть: фигурки, попавшие на него, считаются вышедшими из игры.)
В свой ход игрок может, набрав необходимое число очков, передвинуть свои фишки на соседние клетки, если география допускает такое перемещение. При этом он получает право приподнять картонку и собрать все сокровища, спрятанные под ней при исходной раздаче. Однако, кроме того, иногда игрок может изменить условия местности, для чего имеет в своем распоряжении постоянно пополняемый запас новых картонных значков. Эти изменения, в свою очередь, оказывают влияние на клетки по соседству, и так далее, по предписанным законам, вплоть до самого края игрового поля --- за которым, как я сказал, находится смерть.
Поначалу поле представляет собой довольно бедный ландшафт. Однако при активной игре он меняется на глазах. Вырастают новые горы. В океане появляются острова, тут же покрывающиеся, по воле играющих, деревнями или непроходимым лесом. При удачном стечении обстоятельств опытный игрок может одним ходом направить движение игры в нужную ему сторону.
Название игры оправдывается ее целью --- отыскать спрятанные на поле три шара красного цвета. Собравший все три немедленно выигрывает. Однако до этого дело доходит редко. Обычно игроки ограничиваются собиранием кладов, таящихся под картонными квадратиками. В конце партии все найденные сокровища обмениваются на золото по установленному эквиваленту.
Мы провели за игрой два часа, и я сам имел возможность наблюдать, насколько причудливо и капризно ее поведение. Памятуя про расположение звезд, все это время я ожидал подвоха. Но следующее совпадение все же застало меня врасплох. Когда мы уже собирались подвести счет, я на секунду отвлекся от запутанных игровых комбинаций и обратил внимание на общие очертания местности. Поверишь ли, мой Август --- они в точности напоминали присланную тобой диаграмму!
Как будто нарочно для того, чтобы еще усилить сходство, фигурки на доске расположились по спирали. Осталось их к тому моменту ровно семь, и еще две в изгнании за коричневым краем.
Боюсь, что последний мой ход был совсем неуместным. Беда в том, что на секунду две карты слились у меня в голове, и мне показалось, будто я играю в твою игру. Моя невнимательность стоила мне нескольких монет. Но я не считаю себя в убытке, --- я заметил кое-что, что может впоследствии оказаться важным. Прежде, чем разгромить ответным ходом всю мою позицию, профессор Германиус помедлил и как будто усмехнулся про себя.
Может ли статься, что он угадал причину моего промаха? Да не подстроил ли он его сам? Ведь я вполне мог по неопытности не обратить внимания на его манипуляции. Но если так, то откуда мог Зайберг узнать о наших изысканиях, да еще и в таких подробностях?
Эта загадка занимала меня, когда я вышел наконец из университетского здания. Было уже темно, но отправиться сразу домой я не решился. Вместо этого я бродил по улицам до тех пор, пока Венера не скрылась за горизонтом. Однако, что-то было не в порядке в моих расчетах: ни третьего совпадения, ни вообще ничего больше в этот день так и не произошло.
На следующий день я проснулся рано; оставалось еще немного времени до начала обычного шума и гама за моим окном. Я встал, раскрыл на случайном месте мой манускрипт, и, по рекомендованному методу, начал выписывать в столбик те сочетания знаков, что казались мне осмысленными. Увы, я не продвинулся в моих поисках дальше, чем в прошлый раз --- иными словами, не продвинулся вообще. Как повелось в последнее время, меня не покидало ощущение какого-то дефекта, какой-то обрывочности и недостачи в изучаемом мною тексте.
Потом я вспомнил вчерашнюю игру --- и попробовал, шутки ради, переписать символы по кругу, в соответствии с твоей диаграммой. Как ни досадно, выяснилось, что я не помню в ней некоторых деталей! Пришлось мне подняться, взять с полки твое письмо и перечесть его еще раз.
И вот, едва дойдя до его середины, я вдруг сразу и совершенно отчетливо понял, в чем источник всех моих криптологических затруднений. Главная моя ошибка --- в неверной постановке задачи. С самого начала я постулировал связность и полноту набора символов, составляющих мою рукопись. Между тем, в действительности информация, которую мы ищем, содержится не в одном, а по меньшей мере в двух текстах.
Помнишь ли ты то парадоксальное разбиение квадрата на несколько частей, при котором каждая оказывается по площади равна их сумме? При таком разбиении ни один сколь угодно маленький связный кусок большого квадрата не попадает полностью ни в одну из частей. Из-за этого издали каждая часть производит впечатление целого; лишь внимательное изучение обнаруживает в ней пустые места.
В своем трактате о тайнописи Меланион предложил использовать этот геометрический артефакт для создания идеального кода: текст письма записывается на квадратном листе и делится вместе с ним на несколько кусков, которые можно затем передать адресату по отдельности. Злоумышленник, перехвативший одну передачу, за десятки лет не восстановит по ней остальных... Насколько мне известно, его идея ни разу не применялась: такой способ шифровки требует непозволительно сложных вычислений. Но похоже, что автора моего манускрипта это не смутило. Кто бы он ни был, человек или дух из твоей сказки, он не пожалел времени...
Беда, мой Август! От таких открытий опускаются руки. Весь день я провел в бездействии, оцепенело глядя на выцветшие пергаментные листы.
Только когда стемнело, голова моя немного прояснилась, и я сообразил, что остается все же одна зацепка --- а именно, переведенное мною место в тексте, то, где описывается приготовление "тайного огня". Что, если это не случайное упущение? Что, если автор сознательно пренебрег в этом месте общими правилами и оставил рецептуру незашифрованной, как лазейку для проницательного читателя?
Как видно, мне необходимо было довериться рукописи и повторить мой экперимент, несмотря на неподходящее расположение звезд и на риск новой неудачи. Почти все потребные ингредиенты оставались у меня в достаточных количествах с прошлой попытки. Одну только траву для "кровавого яблока" нужно было купить заново. Я выбежал из дому и отправился, несмотря на поздний час, к моему обычному поставщику.
Я долго плутал по неосвещенным кривым переулкам. Когда я добрался до магазина, уже закрыли ставни. К счастью, в окне наверху все еще горел свет. Я принялся изо всех сил колотить в дверь; на шум выбежал пожилой мужчина со связкой ключей в руке, судя по его виду, лишь недавно перебравшийся в город из какого-то захолустья.
Не разобрав моего выговора, старик-сторож принял меня за грабителя и позвал на помощь квартиранта с верхнего этажа --- только что въехавшего, а потому мне неизвестного. И тут Судьбе было угодно сыграть со мной шутку. Квартирант этот оказался не кто иной, как г-н Хармонт, тот незадачливый ученик профессора Германиуса, о котором я писал тебе месяц тому назад.
Оказывается, напрасно я бродил вчера весь вечер по городу, ожидая обещанного мне третьего совпадения! Оно произошло, в полном соответствии с моими расчетами, еще утром, когда Хармонт нанял у моего торговца пустующее помещение над его лавкой.
Как ты знаешь, Хармонт мне неприятен, точнее, был неприятен до этой нашей недавней встречи. Даже и не знаю, чем именно он рассеял мое предубеждение. Возможно, меня обезоружила искренняя его радость или то, с какой готовностью он предложил мне пол-фунта белладонны из собственного гербариума для моих опытов. Как бы то ни было, я остался у него в гостях. Мы беседовали почти до утра. Как всякий выходец с юга, Хармонт до смешного медлителен в разговоре. Между тем, он, оказывается, давно искал со мною знакомства --- с тех самых пор, как Зайберг начал заметно выделять меня на своих лекциях среди прочих слушателей.
Отвлекусь на минуту и скажу, что два свойства Адама Хармонта бросаются в глаза сразу: его неопрятность и почти собачья, заискивающая любовь, которую он питает к своему наставнику. Первое легко выводится из дурного происхождения, в то время как второе я не могу удовлетворительно объяснить. Ведь Зайберг, как я писал, обращается со своим учеником хуже, чем вздорная барыня с нерадивой служанкой! Однако Хармонт как будто не замечает этого. Его разговор, вялый и неповоротливый, оживляется, как только речь заходит о господине профессоре, в глазах появляется интерес и даже какой-то огонь.
Но говорить до недавнего времени ему было не с кем: бескорыстное обсуждение чужих достоинств совсем не одобряется здешними университетскими нравами. Я, с точки зрения Хармонта, подарок Судьбы. По-видимому, он считает меня подобным себе: искренним поклонником талантов профессора Германиуса, а после моего нового назначения --- еще и любимым его ассистентом.
Когда Хармонт окончательно убедил себя в том, что может мне доверять, он рассказал много любопытного. В частности, именно от него исходит история статьи о непостоянных телах, отличная от общепринятой. По версии Хармонта, профессор Германиус отправился тогда, по специальному повелению, в краткосрочную морскую экспедицию в северо-западном направлении. А его "непостоянные тела" суть не что иное, как результат наблюдений над круговыми течениями соленой воды и заключенными в них плотными каменистыми новообразованиями, которые можно встретить в пределах аномальной области океана.
(История, несомненно, захватывающая, но увы --- видно, что Хармонт никогда не был в море. Многому я могу поверить, мой Август, --- но не тому, что сложнейший математический текст в пятьдесят страниц длиной можно написать на борту плывущего корабля.)
Самое же главное Хармонт сообщил лишь в конце беседы, когда начало светать, а зловещее фиолетовое мерцание морского горизонта сменилось пурпурным и почти нежным. Я не в силах поверить ни единому его слову. Доверюсь поэтому твоему суждению, и попробую передать тебе сказанное как можно точнее. По утверждению г-на Хармонта, Зайберг --- не просто и не только профессор университета города Форт-е-вея. Якобы, он является еще членом тайной группы ученых, занятых некими исследованиями фундаментальной важности, причем такими, которые никак нельзя доверить ни публичной лаборатории, ни натуральным коллегиям Святейшей Церкви.
Как утверждается, эта группа имеет историю самую древнюю. Она существует, от династии к династии, чуть ли не от основания государства, и пользуется особым патронажем правящего семейства. В ее распоряжении специальные средства: тайные мастерские, неограниченные денежные фонды, и еще многое, о чем мы в университете можем только мечтать.
Но на этом Хармонт не остановился. Он признался, что и сам надеется когда-нибудь стать членом этого избранного сообщества. Затем он как будто спохватился, и объяснил, почему решился обременить меня опасной тайной. Вот причина его откровенности. Время от времени Зайберг дает ему от имени своей группы мелкие, но важные поручения. До сих пор все шло успешно. Однако последнее поручение Хармонт, по незнанию языков, выполнить никак не может, и вынужден просить в этом деле моей помощи.
И вот, мой Август, совпадение внеочередное, последнее и самое удивительное из всех. Задание, поставившее в тупик бедного Хармонта, состоит в том, чтобы составить каталог секретного зала королевской библиотеки. Со всей осторожностью я спросил его о некоторых подробностях. Нет никакого сомнения в том, что это --- та самая комната, где я побывал, при известных тебе обстоятельствах, два месяца тому назад.
Итак, бредит г-н Хармонт или говорит чистую правду --- а только, благодаря ему я скоро вернусь туда, откуда начались все мои теперешние изыскания.
Судьба торопит меня. В гороскопе моем "овен" и "лев", что означает "нетерпение" и "близкие перемены". Профессор Германиус снова посещает мои сны. Он облачен в черное и грозит мне стеклянной указкой. Чем-то закончится наше противостояние?
Твой,
Р.
