Национальный вопрос
Попадается взгляд на нации как на "специализирующиеся"
по чему-л (подставить этнические особенности). Но не
только как в
американском анекдоте:
In heaven
---------
The police are British, the cooks are French, the lovers are Italian and it's
all run by the Germans.
In hell
-------
The police are French, the cooks are British, the lovers are German and it's
all run by the Italians.
-
(хотя и это не в последнюю очередь, кажется), а в порядке
этической установки, как бы в противовес шовинизму.
Механизм самоидентификации такой предлагается: "мы" --
не "лучшие" (фи!), но "особые".
Это, наверное, потому, что нациям в либеральной доктрине
места нету; со всех точек зрения, нация -- это формальность.
С другой стороны, есть же они, и надо же что-то с ними
делать. Большой имперский народ еще можно осадить, чтоб
знал свое место, но как быть с претензиями т. н. национальных
меньшинств? У тех-то больше всех гордости, и больше
всех чувства национальной исключительности, но ведь их
не обидишь. Национальные меньшинства -- какой-то полусубъект
права, действительно, с ними шутки плохи.
Надо перевести нац. вопрос в параисторическую, т. е.
культурную область, а на сегодняшнем языке это значит --
связать с маркетингом. Возвращаемся к пресловутому
анекдоту...
А все из-за того, что нацменьшинства -- палка о двух концах.
Придумали их для борьбы с "шовинизмом", а может быть, и с
самой идеей нации как (более нежели собирательного) целого,
как сверх-субъекта. И давно уже можно было бы совсем
похоронить концепт "нация", если бы не меньшинства только,
если бы не они.
(Здесь личного характера семейные воспоминания, общего
интереса не представляют и
совсем к делу не относятся.)
Отец рассказывал: "Когда я учился в школе, отец (дед М. Е.) со
мной разговаривал мало. Почти совсем не разговаривал. Только
к концу четверти, когда мама узнавала, что по какому-нибудь
предмету у меня может быть четверка. Тогда он ставил меня
между коленями и говорил: "Я тобой недоволен." Этого было
достаточно.
В конце войны и сразу во дворах московских домов развелся
бытовой антисемитизм, пришел от немцев; раньше этого не было.
Родители, во всяком случае, ничего такого не помнят. Я
выходил на улицу, все катались на карусели или играли, а
мне кричали: "Жид! Не будем с ним играть!" -- и не пускали
кататься. Я плакал и бежал к маме, она выходила, говорила,
чтобы меня взяли играть. Ее все очень любили. Меня поэтому
принимали в игру, но в другой раз все начиналось снова.
Об этом узнал отец, когда мне было лет восемь. Он мне
сказал: "Ты все время жалуешься маме. Это не годится.
Она из-за этого переживает. Ты уже большой. Ты здоровый.
Ты крепкий. Если ты слышишь слово "жид" -- бей по морде.
Ты не должен только бить тех, кто слабее тебя. Ты никогда
не должен бить девочек." С тех пор я так и поступал каждый
день десять лет подряд. История с жидовской мордой была,
конечно, раньше -- тогда он мне ничего этого не успел сказать."
(История с жидовской мордой. Дед М. Е., услышав крики, выглянул
в окно и увидел, как его сын А. М. лет пяти стоит у помойки и,
держа за длинный хвост что-то напоминающее дохлую крысу, возит
упомянутым предметом по лицу девочки чуть постарше, обзывая ее
при этом жидовской мордой. Девочка была русская, естественно:
никаких кандидатов на звание ж. м., кроме моего отца, во всем
дворе не было. Озверевший М. Е. высунулся в окно по пояс и
заорал: "Иди домой!" -- разбив при этом красивую вазу, любимую
бабушкину, подарок пациента, которого он удачно прооперировал.
Отца тогда выдрали в очередной раз.)
Записать еще: пионерский лагерь; взрослая история про аспиранта
Колю Г. в ракетных войсках.
![[info]](../../../img/userinfo.gif){kind=small}
aculeata) wrote,
в детских анекдотах