Без денег сейчас никуда
Последнее про дачу, и работать.
Саша Х. имеет странное хобби для школьного
учителя и кумира своих старшеклассниц: он
всегда ездит в электричке без билета и
дразнит контролеров беспрекословным
повиновением. "Я очень люблю слушать, что
мне говорят контролеры, -- он говорит. --
Потому что они всегда говорят разное. Один
контролер мне сказал: предъявите билет. Я
сказал, что у меня нет билета. "Тогда, --
говорит контролер, -- платите штраф." Я
сказал, что и денег нет. А он как-то очень
хорошо, безо всякой злобы мне отвечал: "Тогда,
молодой человек, выходите из электрички. Без
денег сейчас никуда."
Вначале я этого не знала; отправляясь на дачу,
мы пошли было покупать билет, но в кассе
оказалась огромная очередь, а мы уже начинали
опаздывать на электричку. Следующая шла через
час. Я спросила, точно ли не пускают теперь
без билета на электричку. Хачатурян сказал:
"Да. Там стоят турникеты. Но есть народная
тропа. Если хотите, мы можем побежать народной
тропой. Но там действительно придется бежать."
Мы побежали. Народная тропа проходила между
шпал и завершалась крутым подъемом на платформу.
Там был заборчик, и по нему лезли безбилетные
зайцы, в основном бабушки в юбках и с коробами.
Одна бабушка уже перелезла и давала своим
товаркам инструкции: "Ногу ставь сюда. А теперь
сюда. А теперь здесь." Там было хорошо.
Хачатурян предупредил: "На электричке должно быть
написано "Волоколамск"." На электричке было
написано "Шаховская". "Ничего, -- сказал
Хачатурян, -- это еще дальше. Конечная на этом
направлении." Я не поверила, потому что твердо
помнила, что Шаховская -- одна из ряда не слишком
крупных станций, и дальше еще долго ехать. Мы
поспорили было с Хачатуряном, и вдруг меня осенило.
Я замолчала. А Хачатурян все спрашивал:
-- Ну, так что там за другие станции?
-- Угадай, -- говорю зло.
Хачатурян подумал:
-- А. Шишковка, Шахматовка?
Контролеры сказали нам: "Как не стыдно! С детьми
едут и не берут билета." Мы перешли в тамбур, а
оттуда в другой вагон, и доехали до нужной нам
станции.
На обратном пути Хачатурян спросил меня, не хочу
ли я взять билет. Я вежливо отказалась. Хачатурян
обрадовался: "Теперь, -- говорит, -- они не смогут
сказать нам то же, что в прошлый раз. Мы же
едем без детей." Мы поговорили о разных, по
большей части школьных, делах, Хачатурян подтвердил,
что Гейдман вернулся к ним в 43 школу, и мы стали
писать по слову стихи. Пришли контролеры: злая
старушка в очках и милиционер. Они сказали: "Что?
Нет денег? Что за наглость. Так нельзя. (Шепотом)
Ну, платите сорок пять рублей на двоих. Что??? Не
хотите платить??? В тамбур! На выход!" Мы,
соблюдая инструкции, пошли в тамбур и попытались
уйти в последний вагон, но злая старушка в очках
нас поймала. Мы попытались выйти и войти, но она
нас снова поймала: "Что??? Ну, это уже наглость!
Так нельзя! Идите в первый вагон." Мы шли, а
она подгоняла нас сзади, и сказала Хачатуряну:
"А еще с девушкой! Жених называется!" -- и мне:
"Тогда ты давай за него плати!" Контролерша отстала,
но мы послушно пришли в первый вагон, сели там и
стали писать стихи по слову. Хачатурян, оказывается,
не вполне расслышал злую старушку и похвастался:
-- А ты заметила? Они, кажется, сказали, что я
жених. Это они как бы обозвали меня: "жених", такое
ругательство.
-- В твоем возрасте, -- говорю, -- ты должен быть
польщен, что тебе еще можно сказать "жених".
Хачатурян поморщился:
-- Да... это верно. Но, -- добавил не без
язвительности, -- это все, конечно, твое обаяние.
Оно закрыло им глаза.
-- Это, -- говорю, -- безусловно.
Мы продолжали писать стихи, и на станции
Новоиерусалимская Хачатурян сказал, что отсюда ходит
много электричек, а я спросила, хочет ли он выйти
и поехать на следующей, а он сказал: "Нет. Я,
напротив, намерен строго следовать данному мне
указанию пройти в первый вагон; выйти из него мне
никто не разрешал. Впрочем, конечно, если ты
хочешь..." Нас высадили на станции Истра. Точнее,
нам сказали: "Ну, это уже наглость. Так нельзя.
Идите в тамбур, доедете там," -- но Хачатурян, к
счастью, этого не расслышал.
Мы вышли и на скамеечке писали стихи, и Хачатурян
предложил писать стихи с конца, то есть, начать
с последнего слова, и к каждому последующему
приписывать предыдущее. Мы написали второе
стихотворение таким образом, но не докончили,
точнее, недоначали. Стихи получились не очень
хорошие, но все же приводятся для истории.
[От начала к концу]
***
Цветы в саду благоухали,
Струились светлые струи.
И много раз они стихали,
И вновь стихали. Соловьи
Меж тем на ветках стрекотали.
Жужжал скворец, скрипела дверь,
Пустая бочка из-под Вали
Внезапно вырвалась как зверь.
А пузырьки с клочками шерсти
Вокруг кружились, как в кино,
И Валя видела отверстье,
Напоминавшее окно.
Цветы тем временем увяли,
Иссякли светлые струи,
Скворцы уж сдохли, не жужжали,
Не стрекотали соловьи.
[от конца к началу]
***
............
Вот пожилая итальянка
Ушибла голову об пол,
Держа в руках четыре склянки,
И к парапету подошел
Один матрос, быть может, спьяну
Надевший на нее парик.
Из непроглядного тумана
Кошмарный вдруг раздался крик:
"Эгей, гражданка, не в метро же:
Куда идешь в своих штанах?"
Бац! кто-то получил по роже,
Когда корабль исчез в волнах.
Второй матрос утратил душу,
Приняв за якорь (*); Ив Монтан
Свиньей был гадкою укушен,
А Николай упал в фонтан.
Примечание:
(*)
приняв за якорь -- матросский жаргон,
означающий: употребив чрезмерно много спиртного.
Ср.: принять за воротник.