У Царицы-Владычицы Русь в горсти

...В это время вдовец Айзенштадт, сорока семи лет,
Колобродит по кухне и негде достать пипольфена.
Есть ли смысл веселиться, приятель, я думаю, нет,
Даже если он в траурных черных трусах до колена.
В этом месте, веселье которого есть питие,
За порожнею тарой видавшие виды ребята
За Серегу Есенина или Андрюху Шенье
По традиции пропили очередную зарплату.

После смерти я выйду за город, который люблю,
И, подняв к небу морду, рога запрокинув на плечи,
Одержимый печалью, в осенний простор протрублю
То, на что не хватило мне слов человеческой речи.
Как баржа уплывала за поздним закатным лучом,
Как скворчало железное время на левом запястье,
Как заветную дверь отпирали английским ключом...
Говори. Ничего не поделаешь с этой напастью.


Типа вот

Прав Пирогов, пора мне, пора. Да.
Пузом к стенке. Детей воспитает Нация.

Вот прекрасное:

...Он встает и ходит, как в том году,
Когда въехал в разбомбленный этот дом.
Только круг очерчен огню и льду,
И от трех соборов он прочь ведом.

Он кругами ходит за кругом круг
Мимо праха соратников аккурат,
А когда в Филях пропоет петух,
Возвращается в щусевский зиккурат.

И пока он ходит ночной Москвой,
Месту лобному шлет свой косой прищур,
Все сильней гремит доской гробовой
Толь чурбан, толь чурка, толь пращур-чур.

Все слышнее ворочает недра навь.
Будет некому этот пожар тушить.
Кому есть, где жить, - те спасутся вплавь,
Здесь полягут те, кому вечно жить.

Как Егорьев конь приподыме круп,
Как проснется рать по Руси Святой,
И в ходы подземные канет труп
Вместе с каменной этою пустотой.

А что дальше будет - не иму вед.
У Царицы-Владычицы Русь в горсти.
Слышал, есть один под Тюменью дед,
Да ему не велено толк вести.