Новое письмо от далёкого друга.
А от Индейца новое письмо - видно, витамины и пр. способствуют. Охуительно. Давай, Серёжа, жги!

"Мои местожительства (очерки трущебных underworldow)

Сначала я жил в комнате у Катастрофы. По приезде я пошел с Димой выпить по рюмочке доброго вина. Захуярили 2 бтл пртв/бел + 2 бтл. пртв/крас. Я спокойно сижу, культурно выпиваю, пою арию из любимой мною оперы "Борис Годунов". Смотрю, а рядом с Димой уже нарисовалась какая-то худосочныя косоглазая хохлушка. Потом расклад такой - Димон хочет ее выебать ("Слышь, брат, Яна - самая любимая, ЕООООбаный в роооот ...") и поэтому я должен снять комнату у какой-то ее знакомой ("Так надо, брат.") Политика. Я ебал Димину политику и пошел к Катастрофе.

в комнате катастрофы жили 4 живых существа - я, Катастрофа, ее дочка Ляляча в возрасте 1 лет и ее сын Ленча в возрасте 16 лет. Ее мамаша по прозвищу Марья, Бабка, Бабка Злоебучая или просто Карга то-же где-то жила. Еще жили человек 10 отдыхающих, почему-то все белорусы или хохлы.
Единственным светлым пятном в этой мрачной, пыльной и какой-то усратой хавире была жопа Катастрофы, изрядно, врочем, осыпавшаяся с тех славных пор, когда я имел права на нее, но тем не менее.
Затеять интригу с Катастрофой я не мог - хотя у нее вобще-то была в свое время славная пипка, но дело в том, что по доброте душевной я допустил Бабу Кси провожать меня на вокзал, где она в виду Катастрофы в меня целовалась. Так что оставалось смотреть в попу и ждать удобного момента. Чтобы подрочить.
Настоящим цезарем, наполеоном и гитлером тех мест была Бабка Марья. Эта тишайшая старушонка могла резать сталь своими причитаниями. С умопомрачительной слащавой натырностью, характерной для сектантов, она гнула людей в бараний рог, вила из них веревки и вообще травила. Была Бабка Марья иеговисткой и страдала запорами.
Катастрофа пришла в ужас, узнав что ее мамаша - "из этих". Она сказала ей : "не просрешься, пока из секты не выйдешь". А Ленча бегал за Бабкой, крестил ее и говорил басом: "Изыдите аггелы сатанинские, во имя Честнаго Животворящего Креста Господня". Это я его научил. Но все было напрасно - демон не оставлял бабку, она отказывалась сидеть с малюткой Лялячей, и Катстрофа не могла никуда пойти.
Один раз мы пошли к Регине. Тетка в молодости изрядно смахивала на валькирию, огромные сиськи, блондинка, здоровая как кобыла. 5 лет тому отличалась красотой - а ныне увы... Ее всегда можно было помацать в кустах. Но в этот раз дома были ее муж Саша и брат Ромик - чем-то они неуловимо напоминабт мне Чарльза Фрека. Но в отличие от Фрека они меня раскурили местным зельем - ничего себе так. Раскурили и стали нудеть - вот, в Москве бы тебя хуй раскурили, а мы пацаны, мы раскурили, потому что мы свои пацаны... Не стал я ждать выяснения, чего я им собственно должен, и оставив их нависать над пустым пространством, пошел гулять на набережную.
Там я встретил Гену Купина. Это такой художник.
Вот почему все художники мудаки? Все!

(продолжению быть)
"