Заметки по прочтению Веллера
Мне было тогда лет шестнадцать, а может, меньше чуть. У соседа погибла дочка, моя ровесница: ее на окраине леса изнасиловали и убили. Убийц - двоих парней из соседнего двора - вскоре поймали; обоим не было восемнадцати. Один из них, как оказалось, играл в происшедшем роль весьма вялую - сначала уговаривал товарища не насиловать девочку, потом уговаривал не убивать. А не уговорив, он все-таки принял участие в изнасиловании, а в убийстве - нет, и даже отвернулся в сторону, когда товарищ резал соседку ножом. Почти положительный персонаж, - потому и получил он всего пять лет. Отрицательному герою дали больше - девять.

Отец девочки, Валерий Иванович, шофер, сильно запил. Причем пил он обычно не дома, а во дворе, за доминошным столиком, под навесом. И взрослые соседи, и мы, пацаны, подходили к нему, и отвлекали какими-то посторонними разговорами, но Валерий Иванович упорно сворачивал все к одному. Нет, он не говорил о том, что дочка была красивой, доброй и что училась хорошо. Он упорно повторял одну и ту же фразу: "Ведь они там, на зоне, сидят и хуи дрочат. А потом выйдут, и с бабами ебаться будут. С бабами они будут, суки, ебаться". (Выделяю жирным шрифтом, потому что сам Валерий Иванович произносил эти слова со страшным нажимом.) Это был, собственно, единственный мотив его речей. Он не обсуждал, мало дали убийцам или много, он уклонялся от разговоров о том, что один из народных заседателей доводился дальним родственником матери отрицательного героя, даже на фразы типа "Их расстрелять надо было, сволочей!" не реагировал. Только повторял: "Мы вот здесь балаболим, а они там хуи дрочат. А потом выйдут и будут баб ебать. Будут хуями ебать баб".

Сначала мне казалось, что у Валерия Ивановича просто сдвиг произошел из-за всего случившегося, и что с тем же успехом он мог бы говорить о том, что они там, на зоне, кашу едят и чай пьют. Потом я стал думать о том, что за этим стоит неосознанная самим Валерием Ивановичем связь между сексом и смертью. Потом я стал думать о кастрации как о возможной форме наказания насильника. Потом я устал обо всем этом думать. Да и Валерий Иванович выходил во двор все реже, и все чаще пил дома.

Сторонником смертной казни я так и не стал. Особенно яростным противником - тоже. Пусть политики решают, в конце концов. Но о том, что насильники на зоне дрочили хуи, а на воле, без сомнения, принялись ебать баб - об этом я думаю иногда. Не знаю, почему именно об этом.