Запакованный


В принципе, Вася был очень приятным человеком. Образованный, кандидат наук, воспитанный. Легко входил в контакт с людьми, вальяжный такой, бизнесмен, бля. А потом взял и вскрыл себе вены на руках и ногах. И разбил нос, поскользнулся в ванной, когда в ужасе из неё ломился. Он вскрылся в ванне с водой, хотел, подобно римским патрициям, поплыть из ванны в Стикс. Патриции были люди военные, крови не боялись, а Вася был комбинатор. За свою недолгую жизнь он успел перекидать всех друзей, и что самое неприятное - кинуть меня. В принципе, не сильно он меня и убрал - на двадцатку баков, но это была последняя двадцатка.
Прибыл доктор Джамал, хуй его знает, как там его звали на самом деле, но Джамал ему подходило, он не задавал вопросов, носил бороду и был беглым зверьком, спасавшимся у нас от зверей - соотечественников. Доктор он был хороший, лечил огнестрельные и ножевые ранения, любил деньги.
Джамал зашил Васе вены, перевязал, взял деньги и исчез.
Я думаю, что если бы дать ему денег больше, он так же тихо перерезал бы Васе горло.
Что-то в Джамаловом облике не давало усомниться в таких талантах врачика.
Вася выздоравливал, розовел и думал, что всё обойдётся - следил за новостями, один раз попытался ночью куда-то позвонить, но был равнодушно избит хмурым пацаном, проводящим сутки с Васей - а сутки со своей женой, тёщей и ребёнком, все в одной комнате.
А потом повязки сняли, и Вася стал как новенький - маленький, толстый, поросший чёрным мехом мужчина сорока пяти лет.
"Мохнатенький комочек говна" - так его назвал бывший компаньон.
Я к тому времени сильно устал, ежедневно встречаясь с группами Васиных потерпевших, и объясняя, что вначале он должен мне, а потом уже им. Но всё было тихо, стрелки не перерастали в перестрелки, и даже наши братья из Ичкерии вели себя почти как люди - только верещали громче других.
Пора было съезжать с хаты, которую Вася снимал, безбожно пыжа, и в которой пол был в кое-как замытых кровавых пятнах. Переехали ко мне.
Я собирался съезжать, не сошёлся характером с хозяевами, искал себе другой дом, так что Вася не помешал.
Дела шли плохо, из всего имущества у комбинатора осталась одежда, бритва и баночка лубриканта, купленного его холуями, когда у него ещё были холуи, в секс-шопе. Лубрикант для ебли в жопу. Вася ебал девушек в жопу, и на этом не экономил. На подобные развлечения и ушли заёмные средства. Ну, ещё на хаты, машины, коньяк, деликатесы. На виагру. Мои двадцать штук ушли туда же, в девичьи очечки.
Лубрикант ещё сыграет свою роль в деле, такой небольшой флакончик, сантиметра три в диаметре, и в длину сантиметров восемь. Моя тогдашняя подружка, шершавая херсонская девушка, любительница анального секса и каламбуров, сказала о нём следующее:
- Им можно его же намазать и затусовать
По мере выяснения обстановки, я заметил, что Вася выглядит всё хуже и хуже. Сначала исчезли часы, потом свитер "Пол и Шарк", вместо него появилась байковая рубаха в клеточку, потом ботинки "Сержио Росси" превратились в китайские кроссовки "Аднидас", правда джинсы были Васины - ну да куда ж они денутся, размер дикий, притом, что штанины укорачивались при покупке сантиметров на десять. Ничего из его кишок мне не подходило, оставалось утешаться, что пацаны теперь будут выглядеть солиднее, не как раньше - сбор блатных и шайка нищих.
Времени было достаточно, разборки продолжались, возникали какие-то бредовые совместные проекты использования Васиных талантов, а Вася тем временем сидел на хате, на вопросы отвечал односложно, плакал. Депрессия, блядь. Нужно было его как-то отвлечь от дурных мыслей.
Как всегда, идея со свистом носилась в воздухе
- Слышишь, ты, пидор, а хули ты так вольно живёшь?
- ??? - глаза у Васи полезли на лоб, не от смысла вопроса, а от живодёрского тона.
- Будем тебя пороть, ебуна!
- Как пороть?
- Розгами, блядь! - я расхохотался как демон, в хорошем смысле этого слова.
Тут же всё завертелось, поехали за розгами, стали обсуждать, как лучше пороть, движуха, бля. Все тоже устали от этих стрелок.
Толком никто нихуя не знал - так, понаслышке, по старым фильмам, по садистским порнухам. Вспомнили, что розги размачивали в солёной воде, в хрестоматии школьной какие-то россказни, Чехов или кто там ещё, Тургенев.
Культура порки у нас совсем утеряна. Мусора пиздят дубинками, пацаны - битами или клюшками, одного бедолагу вообще дюралевыми вёслами отъебашили.
Плети, кнуты, розги - для современного человека это всё бутафория, оперетта, всё не всерьёз, понарошку.
Приехали пацаны с розгами, нарезали вербы. Вася разделся, обвёл всех тяжёлым взглядом, лёг ничком, складки жира растеклись по дивану грязно-бордового цвета, всё это было похоже на место преступления, чем, собственно, и являлось.
Дальше свист, стоны и багровые полосы на спине.
Ну и смех, шуточки - а на хуя же всё это затевалось?!
- Поперёк отхуярили-давай вдоль!
- Бля, в клеточку получился. Это же Клетчатый, блядь!
- Дай я его переебу, за всю хуйню, я наискосок буду пиздячить
- Сука, розги хуёвые, ломаются.
- Блядь, люстра посыпалась!
- Да хуй с ней!
Через час кончились розги, а Вася был ещё недопорот.
Спина в мелкую клеточку, багровые, синие, лиловые клеточки на жёлтом фоне, густая чёрная шерсть, похоже на старый, местами вытершийся плед. Вася держался молодцом - не кричал, только стонал и пыхтел, отдувался.
Пол был усыпан изломанными розгами, пластмассовыми подвесками с люстры, еловой хвоей, окурками, хуй знает чем ещё.
Закурили, дали Васе стакан воды, он звякал зубами по стакану, пил и смотрел исподлобья, очень недобро. Я думал, как бы его ещё развлечь.
Пиздовать ночью за розгами никому не хотелось, мороз, ветер, да и хрупкая зимняя верба не оправдала надежд. Устроили на хате шмон, смотрели, чем бы ещё его выпороть, нашли кусок стального троса.
Хозяин хаты, ёбаный чёрт, завалил балкон всякой хуйнёй, разобранными моторами, проволокой, какими-то непонятными железками. Думаю, все эти вещи были спизжены им на заводе. Время от времени я развлекался, выбрасывая этот лом за борт, наблюдал, как он приземляется. Самый лучший звук дал блок цилиндров от "Москвича", соседи даже вызвали мусоров.
После первого удара тросом, кожа на спине у комбинатора вздулась, рубец почернел, налился кровью. Вася завизжал, скатился с дивана на пол, стал бело-жёлтого, пергаментного цвета, как труп, на исполнение было не похоже
Спускать с Васи шкуру пока не входило в наши планы, но взгляд у него был очень недобрый, а хотелось, чтобы Вася смотрел добро и кротко, как и положено смотреть жертве на мучителей, нужно было с ним ещё поработать.
Тут я и вспомнил одну историю, которую рассказал мне много лет назад знакомый, вернувшийся из Ливии, где он строил какую-то электростанцию.
Полковник Каддафи время от времени ловил клин и резко менял политику. Где-то в середине восьмидесятых он от строительства социализма перешёл к строительству исламской джамахирии. От социализма остался дефицит, во всех магазинах стоял, в основном, какой-то один товар. Томатная паста, например. Ну а первым исламским делом стал запрет на алкоголь. Наши строители жили отдельно от арабов, в барачном городке, посреди пустыни. Ввозить алкоголь специально для наших быков, конечно, никто не собирался. Жлобы долго не думали, и начали гнать самогон из томатной пасты. Перепадало и туземцам, короче, в Сахаре появился ещё один оазис.
В выходной день в советский посёлок приехал джип с двумя ливийскими полицейскими и переводчиком. По местному радио всех строителей попросили собраться на площади, возле столовой, и когда черти собрались, переводчик зачитал бумагу.
В бумаге было сказано, что советский гражданин Салупок продавал ливийским гражданам алкоголь, что строго запрещено законами Ливийской джамахирии.
Исламский суд приговорил Салупка к ста палочным ударам.
Тут же из джипа достали и установили на земле какую-то специальную треногу, а из толпы вывели охуевшего от такого оборота событий Салупка.
Полицаи уложили его на землю, взяли за ноги, зажали лодыжки в привезённом приспособлении и дали самогонщику сто раз палкой по босым пяткам.
После этого переводчик поблагодарил всех за внимание, полицейские собрали треногу, упаковались в джип и уехали.
Мне в этой истории понравилось, что суд рассматривал дело Салупка не просто без присутствия подсудимого, но в тайне, подсудимый не знал, что его судят. Он ещё работал, строил планы, ставил закваску, а пяточки его уже были в чужих руках.
Ну и конечно радовало, что советские трудящиеся, рабочие люди, позволили каким-то ёбаным дикарям безнаказанно надругаться над своим товарищем.
- Ну-ка, Вася, ложись, пятки вверх! Проверим, какой ты, блядь, герой.
Вася опять лёг ничком, и согнул ноги в коленях, так что его пяточки, покрытые многолетними мозолями, уставились в потолок.
Взывали к небу. Немой, бля, укор садистам.
После первого удара Вася начал грызть диван, но от ужаса ситуации оглушился, не кричал и ногами не дёргал. По аналогии с самогонщиком Салупком, Вася получил сто ударов. На последних тридцати он начал перебирать ногами, прикрывать одну ступню другой, выглядело это комично, если бы вставить ему в ноги кусок мыла, то он мог бы их помыть, как моют руки. Результат меня впечатлил, ноги Васю не держали, но к сожалению, взгляд его по-прежнему оставался недобрым. Ну, в конце концов, всё поправимо.
Прошло пол года.
Пару раз в неделю я приезжал проведать Васю, привозил продукты и порол. Деликатесов я не покупал, за какой хуй, но кормил вполне сносно.
Восемь буханок чёрного хлеба, две пачки маргарина, по два кило пшена и перловки. И ещё килограмм мороженой мойвы. И пять пачек "Примы".
На месяц ему хватало. Готовил он сам, а на пасху я принёс ему кулич, бутылку пива и два яйца, покрашенные зелёнкой. На пасху я его не пиздил.
Ступни у него огрубели, закалились как у каратиста, он мог бы ходить по горящим углям. К лету он уже выдерживал за один сеанс пятьсот ударов тросом.
Когда я приходил, комбинатор покрывался гусиной кожей, шерсть на нём становилась дыбом.
Взгляд у него стал добрым, печальным, но добрым.
Разговаривали мы с ним в основном о войне, о подвигах, о лётчике Мересьеве. Про двадцать тысяч я не вспоминал, зачем расстраивать человека.
Всему приходит конец, плохому и хорошему. Настало время и нам с Василием расстаться. Перед тем, как передать его другим кредиторам, я вручил Васе флакон с лубрикантом, и попросил засунуть его в жопу, чтобы не отобрали последнее, сувенир из прошлой жизни. К тому времени все мои просьбы он исполнял очень быстро. С личными вещами в прямой кишке, в одежде из секонд-хенда, стройный, скорее даже худощавый - выглядел он просто прекрасно, стал похож на человека.
При передаче пленного представитель принимающей стороны, огромный зверь, что-то заподозрил, забеспокоился и спросил:
- Э-э, слишишь, Ваван, а у нэво дэньги эсть, ми что-ли его кормыт будэм, что-ли?
Я с интересом посмотрел на Васю, новым взглядом, улыбнулся своим мыслям, пожал лапу джигиту и сказал:
- Муса, ты не волнуйся, он запакованный.