Собралась домой
в двенадцатом уже часу, лифт не работал, спускалась по лестнице, ждала трамвая под желтым фонарем, смотрела, как по перилам балкона, выгибая спину, ходит кошка.
Трамвай вез сквозь дождь, звенел на поворотах. Потом застрял, даже погасил огни. За рекой лежало-сияло Строгино, надпись на заборе гласила: "я тебя люблю". Мне только однажды писали такое на плоскости вертикальной, на стене подъездной, и там было даже моё имя, но я всё равно сомневалась, что это мне, имя-то распространенное - я перестала сомневаться тогда только, когда в очередной раз созерцала надпись, а мимо проходил мальчик Сережа со второго этажа, и он так покраснел, наткнувшись на меня созерцающую, что сомнений ни в авторе, ни в адресате не осталось.
Мальчик Сережа был младше меня лет на пять, мы познакомились в мои десять. В детстве он был толстый, неповоротливый и нелепый, все смеялись над ним, и он много плакал. Я с ним не общалась, но как-то раз он плакал особенно горько, а я проезжала мимо на велосипеде, я остановилась и спросила:
- Хочешь, я тебя покатаю?
Он кивнул, вытер слезы, залез ко мне на багажник, и мы катались, катались, а потом приехали к моему деду, пить чай.
- Это чей мальчик? - спросил дед.
- Я не знаю, - сказала я.
- А как его зовут?
- Я не знаю, - сказала я.
- А как же вы дружите?
- А мы не дружим, - сказала я.
- Почему?
- Потому что он всё время ревёт, - сказала я.
- Зачем?
- Потому что они меня обижают, - ответил мальчик.
- Я спросил - зачем?
Мальчик растерялся, дед хмыкнул неопределенно и вернулся к своим пчёлам.
- В самом деле, а зачем ты ревешь? - спросила я. - Они же только больше обижают тебя из-за этого.
- Меня зовут Сережа, - ответил мальчик.
- Это совершенно бесполезное дело - реветь, - сказала я. - Так нельзя. Я никогда не реву.
- А тебе часто хочется?
- Часто, - не моргнув глазом, соврала я. - Но я не реву.
Я уже не помню, как дальше складывались наши отношения, - и были ли у нас вообще какие-то отношения - видимо, были, если он написал те слова на стене в подъезде - но я помню, когда у Сережи появилась сестренка Наташа, такая же толстая и нелепая, её никто не обижал, потому что к тому времени её старшего брата все побаивались. А в юности и брат, и сестра вдруг вытянулись стремительно и стали стройными, красивыми. Но тогда мы уже только здоровались, встречаясь по-соседски.
В прошлом году Сережа выбросился из окна высотки МГУ на Воробьевых горах, с самого верхнего этажа, он учился в этом здании.
- Но он поправится? - тупо спросила я у принесшей известие мамы.
- Да что ты Он умер сразу, - ответила мама.
Умер Только стал стройным и красивым - как зачем-то умер. Так глупо.
Трамвай мой застрял совсем, я подошла к водителю, водитель был белобрыс и молод и вглядывался вдаль.
- А мы скоро поедем? - спросила я.
- Рано или поздно.
- Выпустите меня, пожалуйста.
Водитель открыл дверь, и я пошла пешком до метро, и я думала о том, что когда мне было десять лет, мир представлялся мне отлаженной, удачно спроектированной системой, для эффективного использования которой вполне достаточно ознакомиться с нужными инструкциями.
Около своего дома я очутилась ближе к часу. Окна моей квартиры светились. А на кухне сидели мама и друг моего детства Петя, если можно назвать так человека на двенадцать лет тебя старше, и пили вино. Точнее, к моему приходу они уже выпили две бутылки. Они долго объясняли мне, как оказались на моей кухне, но я так и не поняла - впрочем, это было неважно, я не видела Петю давным-давно. Петя почему-то сразу же принялся убеждать меня в том, что если в жизни что-то не получается, то это нужно бросить, в любом случае из этого не выйдет толка - он говорил об этом очень энергично, а я отвечала:
- Петя, для тебя это так, но я другая, у меня всё немножко иначе, поверь.
Потом Петя ушел в ночь, а мама легла спать, и я включила компьютер, чтобы писать рецензии, но зачем-то написала то, что вы только что прочитали.