From: petr@server.berkeley.edu (Alex Petrushko) Newsgroups: relcom.music Subject: Сергей Гурьев, "Bedtime for Democracy" Date: 29 Oct 1995 02:43:20 GMT Organization: ВДНХ Message-ID: <46upo8$qb4@agate.berkeley.edu> Вот, набил... Там про все есть - Летова как Иисуса Христа, ярлыки и Янку, попсовость и сознание андерграунда. Короче, всем участникам предыдущих баталий эта статья должна пойти на пользу. Шура. petr@csua.berkeley.edu ------------------------------------------------------------------------------- Сергей Гурьев Контр Культ Ур'а #2 (1990) "Согласно Роззаку, "новому левому" радикализму недоставало метафизической глубины, "трансцендентного" измерения, что с неизбежностью замыкало его в рамках социально-поли- тического видения мира, ограничивало круг преследуемых им целей и задач." Юрий Давыдов "Если на свободу нападают во имя антифашизма, то угроза от этого не становится меньше, чем при нападении во имя самого фашизма." Эрих Фромм "Все это пиздеж и провокация" Роальд Сатаев BEDTIME FOR DEMOCRACY Опыт тезисного егороцентризма. Заметим сразу, я долго противился попыткам определенных людей (в частности А. Волкова) склонить меня к написанию подобной статьи - "не дешевого зубоскальства, а чего-нибудь серьезного, глобального, аналитического". Слова - это все-таки некая карикатура на жизнь - хотя сама жизнь, как вещь, поистине даосски податливая, действительно имеет склонность плыть в русле произносимых слов. Поэтому невольные попытки всевозможных доброжелательных толкователей мира выдать слова за некое, якобы правильное отражение жизни, являются опасной дезориентацией - и я все последнее время честно обходил стороной подобные формы подачи материала. В поисках альтернативных путей я решил, что самое честное соотношение слов и жизни возникает, когда они начинают играть в эдакий ерничес- кий пинг-понг и ненавязчиво шел по этому странному пути. Но мерцающий характер его плодов настолько размывал и без того смутный силуэт реальности, что мне самому захотелось удариться в другую крайность. Ыпс. Все последние рок-десятилетия начинались чуть раньше хронологического рубежа. 70-е годы начались в 1968г. (если не считать лебединую песнь 60-х - Вудсток). 80-е годы начались в 1977г. (в совке, правда, аккурат в 1980-м: Аквариум на "Тбилиси-80"). О 90-х говорить, понятно, сложнее - да и кроме того, 80-е под конец стали настолько неизбывны, что надоели, пожалуй, как никакие ранее. Представить себе, что за ними последуют еще целые десять лет, поистине невозможно - так что, наверное, 90-е и все с ними вместе кончатся гораздо быстрее - даже чем нам кажется. Хмурый Армагеддон тоже вправе опередить свой формальный срок - и все к тому идет. Бедный рок, pauvre-homme Gorbachev...а впрочем, в реализации судьбы по большому счету нет ничего страшного. Вернемся, однако, к пресловутым десятилетиям. Если не усложнять себе жизнь и мало трогать Запад, можно заявить: в совке рок-90-е начались в конце 1988г. Но начнем с того, что в 1988г. кончилось десятилетие предыдущее. По крайней мере, в московском Мемориале Башлачева конец периода 1980-88гг. увидели очень и очень многие. Итак, 1988г. - агония 80-х. Идолы эпохи вырываются на стадионы - масса триумфальных концертов Алисы, Телевизора, ДДТ, Кино, ну и Аквариума, разрожающегося "Поездом в огне". Воцаряется разливанное море миссионерства. "Пора вернуть эту землю себе!" - увещевает БГ. "Время менять имена!" - вопит Кинчев. "Мы хотели пить - не было воды!" - напоминает о недавнем тяжком прошлом Цой. Борзыкина можно и не цитировать. Рука об руку с доблестным и постоянно поносимым всуе комсомолом (сеть МКЦ) догорбачевские подпольщики сметают филармонические стены. Но оттуда, где давили, они вынесли те же представления о жизни, что и все, кого давили - т.е., довольно черно-белые. Нам нужно только превратить в достояние истории пап-фашистов, люберов, червей и жаб, как брежневская эпоха растает, словно сон, а мы счастливо прибудем в демократический рай. Любимец Кинчева Рикошет, автор нетленного тезиса "Революция - это эпоха для нас", заявил однажды: "Почему я, собственно, должен быть против перестрой- ки?" В самом деле, почему? (мед так нравится ему...) Не мед это, Рикошет, ох, не мед. Даже женственно-глянцевая "Рокада" с огромным нонконформистским пафосом это тебе разьяснила. ...Творчество, как справедливо отмечал еще Бердяев, - это всегда прорыв за рамки нормы, необходимости, приспособления к условиям существования. В авто- ритарную эпоху ее критика снизу до какой-то степени являлась таким порывом. Но очень быстро образовалась оппозиция авторитарному режиму - демдвижение, со свои- ми нормами, со своими условиями существования. Удары по авторитаризму стали оказываться в рамках демократических норм - соответственно, далеки от творчес- тва.(*1*) Всем этим немало грешил журнал "Урлайт" милостью идеологического руко- водства big boss'а московского подполья середины 80-х Ильи Смирнова. (*2*) Можно один раз сказать, что Нина Андреева - дура. На второй-третий раз это будет уже штамп. То, что изначально являлось, условно скажем, мыслью, пре- вращается в инструмент вдалбливания массам кондовых аксиом. Инструмент - труп мысли, не живое дерево, а вытесанный из него кол, которым долбят наши головы. Но самое, пожалуй, мрачное, что появилось на страницах "Урлайта" - призывы к рок-музыкантам брататься с Народными Фронтами и рука об руку с ними бороться против недобитых сталинистов. "В одну телегу впрячь не можно..." - ничего, мы впряжем. И все вместе - на выборы. О, как черствы и механистичны любые попытки повенчать творчество с миром результатов и целей (мишеней?)! Когда летом 1988г. Илья Смирнов вел в Лужниках концерты Алисы/Телевизо- ра и толкал свои телеги о праведной борьбе с "силами реакции", а Ти-Ви затем обличал "однопартийный рай", перед глазами и впрямь вставал светлый ряд пев- цов перестройки: Ельцин, Гдлян, Кинчев, Борзыкин, - да, все бьются за единую гуманистическую ЦЕЛЬ, только каждый - своими СРЕДСТВАМИ. Как это трогательно: серп и молот и звезда... Сейчас, после распада "Урлайта", у меня гораздо меньше желания отмеже- вываться от подпольно-экстремистской борьбы Смирнова с различными персонажами и организациями (несмотря на ее весьма макиавеллистский характер) - нежели ото всей его позднейшей стерильно высоконравственной антиандреевской-антиантисемит- ской программы. Хотя вообще говоря, евреи мне, естественно, значительно доро- же чем Нина Андреева. Да и голосовал я тоже, каюсь, за демократов. В конце концов, все русские дороги, как всегда, ведут в заслуженную пропасть, и демократия - путь туда самый короткий и, наверное, самый честный. Назовем все это БАРД-РОК. Совсем, увы, не от слова "бардак" и не только имея ввиду тоскливое понятие "автор-исполнитель с гитарой". Кое-кому кажется, что Ник Рок-н-Ролл в акустике - это бард, а Шевчук с группой - рокер. Нет, братья, все наооборот. Слово "бард" тянет за собой грузную сеть ассоциаций: идеалы Гражданственности, дидактично-позитивного переживания Судьбы Отечества, etc, etc, etc. "Давайте сделаем как лучше!" Очень, очень много эдакого черны- шевского трезвомыслия тянет за собой слово "бард". Шевчук в нем весь - с бородой и голыми пятками, а Ник тут совершенно не при чем - как, скажем, и Янка, и иже с нею. Борзыкин, конечно, не бард по форме - он бард по РЕЗУЛЬТАТУ. Ну а Башлачев был и бард, и гораздо больше, чем бард - в нем бы умести- лись и Шевчук, и Янка, и еще много кто. И Янка, кстати, гораздо скорее, чем Шевчук. Но и гимн "Времени Колокольчиков", давший эпохе имя, Башлачев тоже спел. "Если НАМ не отлили колокол..." Потом он, видимо, почувствовал, что перебрал, и под конец жизни изменил "рок-н-ролл" на "свистопляс", но это мало, что изме- нило. И именно "Временем Колокольчиков" назвал свою "библию рок-демократизма" Илья Смирнов.(*3*) Впрочем, в остальной части башлачевской вселенной он, по- моему, не понял просто ничего (или сделал вид, что не понял). В лучших вещах Башлачева ("Посошок", "На жизнь поэтов", "Когда мы вдвоем") - ключ к его смерти, как и в смерти его - ключ к этим вещам. В самоубийстве Башлачева все это взяло верх над тем, что в нем находил Смирнов и, в общем, в эпохе 1980-88гг. была поставлена точка. 20 ноября 1988г. оную эпоху окончательно увенчали наши грандиозные Electric Funeral, отозвавшиеся последним эхом-аккордом. Любопытно, что если участники этого события являлись героями эпохи про- шедшей, то суицидальная связующая нить Мемориала ("выход на случай, когда вы- хода нет") быстро стала знаменем эпохи наступившей. Конец первого стал началом последнего, и все последнее, соответственно, пропиталось ароматом конца. Ровно две недели спустя после Мемориала состоялся первый в Москве концерт Гражданской Обороны, который вместе со знаменитым интервью Летова-мл. "Урлайту" (где наконец-то вместо того, что рок - это современный фольклор, прозвучало, что рок - это самоуничтожение) задал новую точку отсчета нашему андерграунду. В частности, андерграунд осознал, чего ему так не хватало в героях Башлачевского Мемориала. Древнее изречение доконформного БГ "Рок-н-ролл - это всегда опасность, это нож в кармане", как выяснилось, пережило изречителя.(*4*) Чувство, которого в 1988г. нельзя было найти ни в Кинчеве, ни в Шевчуке, ни в Цоем, ни в Майке, ни, увы, в Борзыкине, ни даже в Мамонове (Серьга хорошо сказал о Пете: "он рвет на себе тельняшку, но не до конца"), ни, конечно, в БГ - вер- нулось к рок-подполью в лице щуплого Егора. Старые идолы на его фоне в плане энергетики выглядели мумиями. Народ судорожно начинает искать что-то егороподобное (скажем, по типу свечения). Кое-что оказывается под рукой: Инструкция, Ник с Янкой. (*5*) С огол- телой скоростью тиражируются альбомы, записанные ГО в 1987-88гг. Заметим, что хотя первый свой состав Егор собрал еще в 1982-м, ко двору Всея Руси он при- шелся ровно, когда пробил час истории. И вот, воцаряется повальное увлечение маниакально-гитарным саундом. С далекого Запада тотчас уместно пикируют живые примеры: World Domination, Sonic Youth. Вот оно! Вот оно! Подпольные ценители остывают к классическому набору западных 80-х (Токин Хедз, Джапан, Полис). В моду резко входят Баухауз, Студжиз, Джой Дивижн, Дэд Кенедиз, Фолл - хотя к моменту любви русского подполья цел лишь последний. Немедленно канонизируется спокон века скончавшийся Ян Кертис - и устанавливается в сакральный ряд Хендрикс-Джоплин-Моррисон-Леннон. Леннон в этот ряд в русском сознании встал, не успев погибнуть. Кертис - когда пришла нужда. Дэвид Боуи, долгие годы пряно бродивший в окрестностях попса, вдруг выскакивает с искрометно-гаражной Tin Machine. Значит, все правильно! Значит, так и надо! Вот соль жизни и эволюции плуг! ...Где-то в пучине прошлого померк примитивный порыв к солнцу свободы из болота бюрократизма. Вот вам солнце. Этого вы хотели? Нет! Нет! Долой! "Собирайся, народ, на бессмысленный сход", - поет Янка. А вы пойдете на митинг в защиту Ельцина? "Свет зари новой демократии" - не более, чем отблеск погребального костра мирового социализма. Россия скользит в зубастую пасть истории, и все стройные мироощущения в свете этого начинают казаться дешевым бодрячеством, манновским Сеттембрини, святочным дедом на похоронах. Илья Смирнов в этом внезапном мире чувствует себя, как спрут в джун- глях. "Я вижу, что в нашем журнале в последнее время возникла и начинает про- водиться вполне определенная линия. Я в ней мало что понимаю, и она мне чужда", - сказал он по поводу контркультурной эскалации в "Урлайте" незадолго до раскола. Линия началась как раз с пресловутого интервью Летова-мл. "Урлайту", с телеги про "самоуничтожение". Так в "Урлайт", извечный рупор рок-демократизма (и, в сущности, действительно полноправный член триады аналогичных рупоров "Зеркало"-"Ухо"-"Урлайт", восходящей, как и весь дем-период, к 1980 году), пало инородное зерно. Собственно, "Урлайт" как певец "времени колокольчиков", дол- жен был уйти в прошлое вместе с ним, но попытался выжить. И пока он агонизиро- вал, семя летовского интервью в его недрах быстро обросло ореолом идей и людей, оказавшихся ему валентными. В конечном счете, из него-то и возник, сбросив скорлупу урлайтианского демократизма, "Контр Культ Ур'а". Триаду в квадригу он, однако, не преобразовал. Сам Летов-мл., впрочем, весьма неоднозначно отнесся к отдаленным плодам своих трудов: в первом номере "Контры" его, в частности, шокировало соседство суицидальных раскладов с эротическим стебом. Видимо, это связано со священным отношением Егора к теме абсолютной свободы - но, наверное, в анти-культовом журнале нелогично делать культ даже из оной. А может быть, это наш московский цинизм - не знаю. О, этот цинизм - лик беса, маска комплексанта, иногда столь трепетно касающийся самого сокровенного... Поручик Ржевский <грубовато>: Гы-гы! Ну, и тут я залез к ней в трусы. Корнет Оболенский <зажмуриваясь от восторга>: О, поручик! О! О! И какие же были ваши ощущения? Ржевский <задумчиво>: Знаете, корнет... Вы когда-нибудь лошадь с руки кормили? Московский цинизм - отдельная тема, ибо именно крупнейший его классик С. Жариков в годы эскалации горбачевщины выступил с ее оголтелой критикой, а вместе с ней - и всего демократического субстрата. Глазами сегодняшнего дня невозможно представить, что "шовинист-антисемит" Жариков и "демократ" Смирнов столь долгое время (1983-нач.1987) были друзьями не-разлей-вода, шли в одной упряжке и вместе начинали кровавую битву андерграунда против рок-лаборатории (союз этот, как известно, прекратился с жариковской "изменой" и подписании им лабораторского доноса в феврале 1987г.). Думаю, что кроме известных политических интересов, Жарикова со Смирновым обьединял именно добрый московский цинизм - цинизм больших глубоководных акул, способных идти до конца - такие не водятся ни в мелкоинтриганском Ленинграде, ни в фригидном Свердловске, ни в похуистской Тюмени. Но если Смирнову был присущ т.н. "здоровый" цинизм - цинизм человека действия, полнокровного "панка"-реалиста, ниспровергающего расслабленно-идеали- стичных хиппи (эту идеологию Илья разрабатывал в своей пошедшей по рукам статье 1983г. "Письмо машинисту первой категории Володе Добровольскому"), то цинизм Жарикова был (и есть) цинизм больной, глубинный и тотальный, пронизывающий его личность до основания и сообщающий ей огромную интеллектуальную энергию несколь- ко параноидального характера. С приходом 1987г. Смирнов подался в "чистые демо- краты", и цинизм его ушел не то в подсознание, не то в "теневую экономику лич- ности", а на поверхности осталась кристальная честность.(*6*) Жариков, напротив, презрев общественное мнение, в сладострастном самоуничтожении вывернул паранойю своего сознания наружу. Великоросский шовинизм как жемчужное зерно в навозное куче. Да, это высокий полет! В контексте Жарикова самоуничтожение Летова-мл. выглядит довольно романтическим. У Жарикова это самоуничтожение сюррелиастическое, нечто вроде "Осеннего каннибальства" Дали, - в чем-то куда более радикальное, чем егорово, ибо подается не как именно самоуничтожение, а как откровенное свинство, анти- семитский маразм. Здесь заведомо меньше шансов понравиться кому-то.(*7*) "НепрЕступная забывчивость" Жарикова - на мой взгляд, один из самых зловещих альбомов, которые вообще кто-либо когда-либо писал: для меня она сейчас наряду с "Деклассированным элементам" и "Боевым стимулом" входит в трой- ку лучших альбомов 1988г. На ней записана мало кем замеченная вещь "Сыграни мне, братан, блюзец", чем-то похожая на стон раненой гиены. Переслушайте ее - это, наверное, единственная в истории ДК вещь, где Жариков открыт, как он есть. Это очень, без дураков, жутко. В шкуре подобного существа вряд ли кто согласился бы оказаться. Но демократам, конечно, ближе "Мама, я любера люблю". Вот тут все очень весело, танцевально, оптимистично, - а, главное, безупречно ясно. Высмеем подонка-любера. Эдакий запанибратский позитив. Простой, как сибирский валенок. Сам любер, конечно, еще более прост - но это еще не свидетельствует о какой-то глобальной демократической правде. Да, в любере экзистенциальной глу- бины меньше, чем в Шевчуке, но в Шевчуке ее тогда, извините, меньше чем в Валентине Распутине - хотя у "рок-демократов" любера, Распутин и фашисты исправ- идут через запятую. Распутин - совсем не близкий мне писатель, появление его в Президентском Совете праздника души не вызывает, глубинная суть рока (точнее, контркультуры) ему, конечно, совершенно не ясна, а его претензии на "совесть нации" убедительны не скорее, чем все более дежурный антисталинизм демократов. Но когда "рок-демократ" Сергей Попов из Алиби поет в его и Co адрес "два слова неспособные связать", становится смешно, ибо Распутин все-таки связывает слова получше, чем Попов, Шевчук и Смирнов (да и я) вместе взятые. Вспоминать об этом очень неприлично, я понимаю. Вообще, как это замечательно: провести через мироздание черту и после этого считать, что раз ты оказался по одну (конечно, "правильную") от нее сторону и борешься за ее торжество - значит, ты хороший. А все, кто по другую - бездари, фашисты и говно. Приверженность этому принципу, кстати, мило обьединяет и "шовинистов" и "демократов". ...Догмы, догмы, догмы. Постулаты. И опять догмы. Летову-мл. тоже нередко шьют черно-белое видение. Но его антитоталитар- ные выкрики носят характер полубезумных заклинаний, прощания с миром конструк- тивных норм - так же, как и "I fuck a police" у Дэд Кенедиз. "Insanity is freedom". Поздний Жариков стреляет в другую сторону: "без Макаревича, "Юности" без, без остальных, кто на дерево влез". Марина Тимашева как-то сказала, что Жариков внушает ей тот же тип омер- зения, что и Достоевский. Что она не хочет ничего подобного в своей жизни. Говно души - очень важная часть мироздания (не будь ее, душа слилась бы с духом), но всяк вправе пытаться жить мимо говна, допуская, что тем его минует чаша сия. Не минует. Но, безусловно, если для Летова-мл. самоуничтожение - это, как он и сам говорил, его путь к Богу, то у Жарикова, понятно, совсем не к Богу. Здесь псев- до-контркультурная логика, что, мол, не к Богу круче, чем к Богу, была бы сов- сем порочной. К вопросу рубежа эпох: до 1987г., когда демократы из потенциальных жертв режима стали превращаться в Перспективное Политическое Явление, Жариков, по крайней мере, оставлял Илье возможность помещать ДК в число трех столпов "демократического рока" - через запятую с ДДТ и Облачным Краем. В феврале 1987г., когда рок-лаборатория ваяла свой легендарнух донос, Жариков с пеной у рта бился за его написание в как можно более подлой форме. Вместо того, чтобы далее лицемерно таить тотальность своего внутреннего говна, он сунул его миру в морду, втравив (вкупе с другими втравливателями) в эту историю кучу других подписантов. Из них фактически насильно выдавили потаенное общечеловеческое говно, а они поначалу ничего и не поняли (правда, запахло довольно быстро). Многие, кичащиеся тем, что в жизни не делали ничего подобного, сложись их жизнь чуть иначе, могли бы оказаться в тот роковой день в кабинете Базаро- вой. И тоже подписали бы за милую душу. Мало того, родись Илья Смирнов (или я, или ты, читатель) Лешей Борисо- вым, он бы в тот памятный день в лице Леши Борисова подписывал донос на Илью Смирнова. Но на самом деле все это произойти, конечно, не могло - ибо жизнь одновариантна. Именно поэтому донос, по замыслу авторов, тайный, не мог не всплыть - и, конечно, всплыл. Правда, то что он был именно тайным, бросает тень на экзистенциальный свет этой гадости - в открытом скотстве "саморазрушения по-жариковски" было бы больше; а так оно получилось очень пошло опосредованным. Видимо, судьбе было угодно, чтобы авторы письма предстали в глазах "прогрессивной общественности" еще большими гнидами. И судьба, самое главное, наверное, знала, с кем играть такую шутку - хотя в принципе, повторяю, могла бы сыграть ее и со мной, и с кем угодно. ...Иисус Христос, как многие отмечали, зная все, спокойно мог исчезнуть из Гефсиманского Сада и сохранить себя - такого замечательного и светлого - для дальнейшего существования во имя каких-то идей. То, что он этому предпочел, было, в общем, самоуничтожением - ибо во чреве желания сохранить себя для кого- то так или иначе таилась бы куда более мелкая цель - уцелеть. Иуда, как тоже отмечалось (правда, не столь многими), также вряд ли был столь примитивен, чтобы всего лишь польстится на тридцать серебряников. Ско- рее, он просто испытывал инстинктивный саморазрушительный протест против движе- ния себя в русле столь безупречно правильных и лицемерно ценимых в обществе Порядочности, Долга, Верности Учителю. А деньги он все-таки взял, потому что было бы слишком мелко после всего произошедшего играть в "чистенького". Акт продажи Христа для Иуды был - его Гефсиманский сад. Способности нормально любить Иуде дано не было - таковы оказались исход- ные данные его жизни. Такими данными судьба может, естественно, наградить каж- дого - и наделенным способностью любить потом уже очень легко поносить невезучих за бесчеловечность. Грубо говоря, Летов-мл. и Жариков - это Иисус и Иуда нашей контркульту- ры. А может быть, Иисус и Иуда - это два лика вечной контркультуры истории. "Иуда будет в раю". Ну а демократы - о, сейчас они уходят из Гефсиманского сада. Точнее, сама почва оного сада вдруг ушла из-под них неведомо куда, унеся с собой Саха- рова и заодно весь экзистенциально-трагический ореол движения. Самым звонким, что прозвучало в остатке, стало сакраментальное: "Мы доберемся до наших жив- ковых и хонеккеров!" Париж стоит мессы. ...Интересные аналогии получаются у рока с иконописью. У каждого духов- ного движения - осознанного ли, полусознательного ли - есть своя высшая идея. Есть христианская идея, есть рок-идея - я не к тому, что их надо ставить на од- ну доску перед лицом вечности. Но принцип существования идеи во времени - один. Иконопись начиналась как запечатленное видение духа, абсолюта. Первые иконописцы не были виртуозные кисти - возвышенно-бесплотные образы священного они создавали не посредством умения, а посредством Видения. Но средневековье кончилось, наступили времена Просвещения, светского искусства - и за дело взя- лись умельцы-богомазы. Их потянуло на иллюзионизм, виртуозную передачу трехмер- ного пространства - "как бы так ловко выписать бедро святого, чтобы оно было, как живое". И на смену контурам духа пришли блестящие и пустые портреты каких-то седых дядек с горящими глазами, долженствующие являть собою "лики святых". Какая мерзость. С роком происходило примерно то же самое. В 1968г. Джанис Джоплин чувствовала, ради чего все делается, когда говорила легендарные слова: "Только когда я пою, я чувствую внутри себя любовь". Она, наверное, чувствовала также, что рок, любовь и смерть - вещи близкой природы, очень далекие от "нормального устроения жизни". В группе у нее тоже никогда никакого устроения не было. Джелло Биафра в воспроизводимом неподалеку интервью (*8*) сказал - "Безумие - это свобода, конформизм - это смерть". Очень красиво, но, как и всякая красота, это - идеализация реальности. Правильнее, наверное, будет сказать: "Конформизм - это жизнь, смерть - это свобода". Хендрикс и Джоплин в истории рока - примерно то же, что Ромео и Джульетта в истории любви (хотя между первыми романа не было). Смерть тех и тех показала, что то, что ими владело, было несколько больше, чем жизнь - и в ее нормативы не укладывалось. Прошло время, и в роке воцарилась спокойная виртуозность ничем не рис- кующих сытых людей - поздний Йес, Ингви Малмстин, Пинк Флойд в Москве. Смирнов, кстати, сходил на Пинк Флойд - ему очень понравилось. Да, ну еще, конечно, была "очистительная" панк-революция. "Кое-кто на Западе" и сейчас играет хардкор - все более изысканно. ..."Техническая игра - западная форма зарастания духа мясом, "правиль- ные" призывы - русская. В России дух зарастает мясом тощих кур. ПРИМЕЧАНИЯ: Автор последовательно не рассмaтривал пост модерн и связанный с ним круг явлений текущей эпохи, характеризующийся, в частности, приматом художественного над духовным. Автор вполне сознает, что егороцентризм, как минимум, не нов - и поэтому просит рассматривать связанную с оным часть статьи не как философский поиск, а как игру в некий "идейный мэйнстрим" настоящего издания. СНОСКИ: *1* Проблема "политизации искусства" в молодежном движении во всей красе проигралась еще в незабвенные 60-е годы. Крупнейший теоретик контркуль- туры Теодор Роззак приводил тогда "самодостаточных" хиппи в пример "интегрированным в социум через противостояние ему" "новым левым". Склонные к эстетским поджогам буржуазных автомобилей и т.п. "новые ле- вые", заметим, космически отличались в плане раскрепощенности от наших "демократов" - приближаясь скорее к средневековым рыцарям, наедавшимся перед битвой мухоморов (дабы обрести импульсивную свободу работы мечом). Рок и средневековье. О! (Впрочем необходимо сделать поправку на общую шизовость 60-х в сравнении с трезвыми 80-ми. Гелдоф и Боно фраки директоров концернов хуями не изрисовывали). Но факт тот, что и классика западного андерграунда чура- лась программной борьбы за внедрение в жизнь "демократических норм". Причем Роззак, естественно, не имел ничего против демократии как таковой, и ратовал лишь за чистоту андерграундного сознания от клише "охотничьих стоек". *2* В этой статье я буду часто оперировать образом Ильи. Не потому, что сейчас мы расстались, и я хочу отомстить ему, допустим, за выпитую молодость. Илья для меня является важнейшей личностью столичного рок- движения 1980-88гг. (более точно - 1983-88) - не индивидуальностью, а именно личностью, человеком, пытавшимся жестко влиять на ход истории. Личность Ильи мне видится неким контрапунктом, ключом к пониманию син- дрома "рок-демократизма", и без нее мне ну никак не обойтись. *3* Ныне, как анонимный труд, печатается с продолжением все в той же сауткинской "Рокаде". *4* Касательно изречения можно вспомнить о том, что сов-рок 80-х начинался не столь уж демократично, и в 1980-82гг. носил экзистенциально-индиви- дуалистическую окраску (ранние Аквариум-Зоопарк-Кино). Но в 1983 Андро- пов надавил, и озверевший андерграунд резко политизировался (ОК и Ко). Аквариум в столь унылое для "инди" (здесь - еще и от "индивидуальный") время попросту уснул, а проснувшись родил подлинно гражданский "Поезд в огне". В этом вся прелесть: никто уже не давил, а вокруг шла сущая вакханалия политизации: Телевизор, ДДТ-87... Ну а кончилось все лукьяновским Окном. *5* Справедливости ради нужно заметить, что на Мемориале Шевчук выглядел самым живым из всех "борцов" (Ревякин и Наумов тут, естественно, не в счет). Если, скажем, Кинчев уже там являл собой шикарный электрический труп, а Цой одним своим видом спровоцировал "дискотечные поминки", то Шевчук в "Памяти Башлачева" спел, в общем, о том, что в башлачевской смерти оказалось больше жизни, чем в жизни поющих вокруг - и это отда- вало прозрением грядущей эпохи. Но форма изложения осталась старой и новой ауры не родила. *6* Позднее - Комитет Охраны Тепла *7* Этот синдром характерен для многих демократов. Мы уже писали, что Егор Яковлев снял из "МН" материал В. Цветова об "Урлайте", возмущенный тем, что ему не сообщили, что журнал запрещен. Вскоре в интервью "Взгляду" на вопрос были ли за последний год случаи снятия материалов из "МН" по цензурным соображениям, честный Яковлев не моргнув, ответил: "Не было". *8* В последнее время рок-критика вообще серьезно увлеклась своеобразной "двойной философией". Авторы нередко отрывают от себя эдакого многоцвет- ного надувного слона, весьма косо соответствующего своему реальному мироощущению (прекрасный пример - "Рок-н-ролл на Руси" С. Жарикова) и пускают его летать пугая прохожих с самыми неочевидными помыслами. Не гнушается порой подобных кунштюков и пишущих эти строки. В этом плане сегодняшние Жариков и Смирнов ведут своего рода игру в довольно парадоксальные кошки-мышки. Жариков, в глубине души глубоко презирая сычевско-васильевскую свору, надувает прелестный право-сермяж- ный труд - с явным прицелом на эпатаж ортодоксальных демократов - и втюхивает его в мало что соображающий "Сдвиг". Смирнов, в свою очередь, надо полагать осознает относительности адекватности Жарикова его опусу (не так он глуп), но ему политически выгоднее принять сей труд за чис- тую монету - дабы разразится гневными филиппиками, всколыхнуть "анти- патриотический" фронт и поскакать во главе его, сидя на белом коне, штурмовать домотканные бастионы. В результате все довольны: Жариков оправдал смирновские ожидания. Смирнов - жариковские; сущность же обоих партнеров проявилась весьма опосредованно. *9* Будет напечатано в "Контр Культ Ур'а" #3.