From: petr@server.berkeley.edu (Alex Petrushko)
Newsgroups: relcom.music
Subject: Сергей Гурьев, "Bedtime for Democracy"
Date: 29 Oct 1995 02:43:20 GMT
Organization: ВДНХ
Message-ID: <46upo8$qb4@agate.berkeley.edu>
Вот, набил... Там про все есть - Летова как Иисуса Христа, ярлыки и Янку,
попсовость и сознание андерграунда. Короче, всем участникам предыдущих
баталий эта статья должна пойти на пользу.
Шура.
petr@csua.berkeley.edu
-------------------------------------------------------------------------------
Сергей Гурьев
Контр Культ Ур'а #2 (1990)
"Согласно Роззаку, "новому
левому" радикализму недоставало
метафизической глубины,
"трансцендентного" измерения,
что с неизбежностью замыкало
его в рамках социально-поли-
тического видения мира,
ограничивало круг преследуемых
им целей и задач."
Юрий Давыдов
"Если на свободу нападают во
имя антифашизма, то угроза от
этого не становится меньше,
чем при нападении во имя
самого фашизма."
Эрих Фромм
"Все это пиздеж и провокация"
Роальд Сатаев
BEDTIME FOR DEMOCRACY
Опыт тезисного егороцентризма.
Заметим сразу, я долго противился попыткам определенных людей (в
частности А. Волкова) склонить меня к написанию подобной статьи - "не дешевого
зубоскальства, а чего-нибудь серьезного, глобального, аналитического". Слова -
это все-таки некая карикатура на жизнь - хотя сама жизнь, как вещь, поистине
даосски податливая, действительно имеет склонность плыть в русле произносимых
слов. Поэтому невольные попытки всевозможных доброжелательных толкователей мира
выдать слова за некое, якобы правильное отражение жизни, являются опасной
дезориентацией - и я все последнее время честно обходил стороной подобные формы
подачи материала. В поисках альтернативных путей я решил, что самое честное
соотношение слов и жизни возникает, когда они начинают играть в эдакий ерничес-
кий пинг-понг и ненавязчиво шел по этому странному пути. Но мерцающий характер
его плодов настолько размывал и без того смутный силуэт реальности, что мне
самому захотелось удариться в другую крайность.
Ыпс.
Все последние рок-десятилетия начинались чуть раньше хронологического
рубежа.
70-е годы начались в 1968г. (если не считать лебединую песнь 60-х -
Вудсток).
80-е годы начались в 1977г. (в совке, правда, аккурат в 1980-м:
Аквариум на "Тбилиси-80").
О 90-х говорить, понятно, сложнее - да и кроме того, 80-е под конец
стали настолько неизбывны, что надоели, пожалуй, как никакие ранее. Представить
себе, что за ними последуют еще целые десять лет, поистине невозможно - так
что, наверное, 90-е и все с ними вместе кончатся гораздо быстрее - даже чем нам
кажется. Хмурый Армагеддон тоже вправе опередить свой формальный срок - и все
к тому идет. Бедный рок, pauvre-homme Gorbachev...а впрочем, в реализации
судьбы по большому счету нет ничего страшного.
Вернемся, однако, к пресловутым десятилетиям. Если не усложнять себе
жизнь и мало трогать Запад, можно заявить: в совке рок-90-е начались в конце
1988г. Но начнем с того, что в 1988г. кончилось десятилетие предыдущее. По
крайней мере, в московском Мемориале Башлачева конец периода 1980-88гг. увидели
очень и очень многие.
Итак, 1988г. - агония 80-х. Идолы эпохи вырываются на стадионы - масса
триумфальных концертов Алисы, Телевизора, ДДТ, Кино, ну и Аквариума,
разрожающегося "Поездом в огне". Воцаряется разливанное море миссионерства.
"Пора вернуть эту землю себе!" - увещевает БГ.
"Время менять имена!" - вопит Кинчев.
"Мы хотели пить - не было воды!" - напоминает о недавнем тяжком прошлом
Цой.
Борзыкина можно и не цитировать.
Рука об руку с доблестным и постоянно поносимым всуе комсомолом (сеть
МКЦ) догорбачевские подпольщики сметают филармонические стены.
Но оттуда, где давили, они вынесли те же представления о жизни, что и
все, кого давили - т.е., довольно черно-белые. Нам нужно только превратить в
достояние истории пап-фашистов, люберов, червей и жаб, как брежневская эпоха
растает, словно сон, а мы счастливо прибудем в демократический рай.
Любимец Кинчева Рикошет, автор нетленного тезиса "Революция - это эпоха
для нас", заявил однажды: "Почему я, собственно, должен быть против перестрой-
ки?"
В самом деле, почему? (мед так нравится ему...) Не мед это, Рикошет,
ох, не мед. Даже женственно-глянцевая "Рокада" с огромным нонконформистским
пафосом это тебе разьяснила.
...Творчество, как справедливо отмечал еще Бердяев, - это всегда прорыв
за рамки нормы, необходимости, приспособления к условиям существования. В авто-
ритарную эпоху ее критика снизу до какой-то степени являлась таким порывом. Но
очень быстро образовалась оппозиция авторитарному режиму - демдвижение, со свои-
ми нормами, со своими условиями существования. Удары по авторитаризму стали
оказываться в рамках демократических норм - соответственно, далеки от творчес-
тва.(*1*)
Всем этим немало грешил журнал "Урлайт" милостью идеологического руко-
водства big boss'а московского подполья середины 80-х Ильи Смирнова. (*2*)
Можно один раз сказать, что Нина Андреева - дура. На второй-третий раз
это будет уже штамп. То, что изначально являлось, условно скажем, мыслью, пре-
вращается в инструмент вдалбливания массам кондовых аксиом. Инструмент - труп
мысли, не живое дерево, а вытесанный из него кол, которым долбят наши головы.
Но самое, пожалуй, мрачное, что появилось на страницах "Урлайта" -
призывы к рок-музыкантам брататься с Народными Фронтами и рука об руку с ними
бороться против недобитых сталинистов. "В одну телегу впрячь не можно..." -
ничего, мы впряжем. И все вместе - на выборы.
О, как черствы и механистичны любые попытки повенчать творчество с миром
результатов и целей (мишеней?)!
Когда летом 1988г. Илья Смирнов вел в Лужниках концерты Алисы/Телевизо-
ра и толкал свои телеги о праведной борьбе с "силами реакции", а Ти-Ви затем
обличал "однопартийный рай", перед глазами и впрямь вставал светлый ряд пев-
цов перестройки: Ельцин, Гдлян, Кинчев, Борзыкин, - да, все бьются за единую
гуманистическую ЦЕЛЬ, только каждый - своими СРЕДСТВАМИ.
Как это трогательно: серп и молот и звезда...
Сейчас, после распада "Урлайта", у меня гораздо меньше желания отмеже-
вываться от подпольно-экстремистской борьбы Смирнова с различными персонажами
и организациями (несмотря на ее весьма макиавеллистский характер) - нежели ото
всей его позднейшей стерильно высоконравственной антиандреевской-антиантисемит-
ской программы. Хотя вообще говоря, евреи мне, естественно, значительно доро-
же чем Нина Андреева.
Да и голосовал я тоже, каюсь, за демократов. В конце концов, все русские
дороги, как всегда, ведут в заслуженную пропасть, и демократия - путь туда
самый короткий и, наверное, самый честный.
Назовем все это БАРД-РОК. Совсем, увы, не от слова "бардак" и не только
имея ввиду тоскливое понятие "автор-исполнитель с гитарой". Кое-кому кажется,
что Ник Рок-н-Ролл в акустике - это бард, а Шевчук с группой - рокер. Нет,
братья, все наооборот. Слово "бард" тянет за собой грузную сеть ассоциаций:
идеалы Гражданственности, дидактично-позитивного переживания Судьбы Отечества,
etc, etc, etc. "Давайте сделаем как лучше!" Очень, очень много эдакого черны-
шевского трезвомыслия тянет за собой слово "бард". Шевчук в нем весь - с бородой
и голыми пятками, а Ник тут совершенно не при чем - как, скажем, и Янка, и иже
с нею.
Борзыкин, конечно, не бард по форме - он бард по РЕЗУЛЬТАТУ.
Ну а Башлачев был и бард, и гораздо больше, чем бард - в нем бы умести-
лись и Шевчук, и Янка, и еще много кто. И Янка, кстати, гораздо скорее, чем
Шевчук.
Но и гимн "Времени Колокольчиков", давший эпохе имя, Башлачев тоже спел.
"Если НАМ не отлили колокол..." Потом он, видимо, почувствовал, что перебрал,
и под конец жизни изменил "рок-н-ролл" на "свистопляс", но это мало, что изме-
нило.
И именно "Временем Колокольчиков" назвал свою "библию рок-демократизма"
Илья Смирнов.(*3*) Впрочем, в остальной части башлачевской вселенной он, по-
моему, не понял просто ничего (или сделал вид, что не понял). В лучших вещах
Башлачева ("Посошок", "На жизнь поэтов", "Когда мы вдвоем") - ключ к его смерти,
как и в смерти его - ключ к этим вещам. В самоубийстве Башлачева все это взяло
верх над тем, что в нем находил Смирнов и, в общем, в эпохе 1980-88гг. была
поставлена точка.
20 ноября 1988г. оную эпоху окончательно увенчали наши грандиозные
Electric Funeral, отозвавшиеся последним эхом-аккордом.
Любопытно, что если участники этого события являлись героями эпохи про-
шедшей, то суицидальная связующая нить Мемориала ("выход на случай, когда вы-
хода нет") быстро стала знаменем эпохи наступившей. Конец первого стал началом
последнего, и все последнее, соответственно, пропиталось ароматом конца.
Ровно две недели спустя после Мемориала состоялся первый в Москве
концерт Гражданской Обороны, который вместе со знаменитым интервью Летова-мл.
"Урлайту" (где наконец-то вместо того, что рок - это современный фольклор,
прозвучало, что рок - это самоуничтожение) задал новую точку отсчета нашему
андерграунду.
В частности, андерграунд осознал, чего ему так не хватало в героях
Башлачевского Мемориала. Древнее изречение доконформного БГ "Рок-н-ролл - это
всегда опасность, это нож в кармане", как выяснилось, пережило изречителя.(*4*)
Чувство, которого в 1988г. нельзя было найти ни в Кинчеве, ни в Шевчуке, ни в
Цоем, ни в Майке, ни, увы, в Борзыкине, ни даже в Мамонове (Серьга хорошо сказал
о Пете: "он рвет на себе тельняшку, но не до конца"), ни, конечно, в БГ - вер-
нулось к рок-подполью в лице щуплого Егора. Старые идолы на его фоне в плане
энергетики выглядели мумиями.
Народ судорожно начинает искать что-то егороподобное (скажем, по типу
свечения). Кое-что оказывается под рукой: Инструкция, Ник с Янкой. (*5*) С огол-
телой скоростью тиражируются альбомы, записанные ГО в 1987-88гг. Заметим, что
хотя первый свой состав Егор собрал еще в 1982-м, ко двору Всея Руси он при-
шелся ровно, когда пробил час истории.
И вот, воцаряется повальное увлечение маниакально-гитарным саундом. С
далекого Запада тотчас уместно пикируют живые примеры: World Domination,
Sonic Youth. Вот оно! Вот оно!
Подпольные ценители остывают к классическому набору западных 80-х
(Токин Хедз, Джапан, Полис). В моду резко входят Баухауз, Студжиз, Джой
Дивижн, Дэд Кенедиз, Фолл - хотя к моменту любви русского подполья цел лишь
последний. Немедленно канонизируется спокон века скончавшийся Ян Кертис - и
устанавливается в сакральный ряд Хендрикс-Джоплин-Моррисон-Леннон. Леннон в
этот ряд в русском сознании встал, не успев погибнуть. Кертис - когда пришла
нужда.
Дэвид Боуи, долгие годы пряно бродивший в окрестностях попса, вдруг
выскакивает с искрометно-гаражной Tin Machine. Значит, все правильно! Значит,
так и надо! Вот соль жизни и эволюции плуг!
...Где-то в пучине прошлого померк примитивный порыв к солнцу свободы
из болота бюрократизма. Вот вам солнце. Этого вы хотели?
Нет! Нет! Долой!
"Собирайся, народ, на бессмысленный сход", - поет Янка. А вы пойдете
на митинг в защиту Ельцина?
"Свет зари новой демократии" - не более, чем отблеск погребального
костра мирового социализма. Россия скользит в зубастую пасть истории, и все
стройные мироощущения в свете этого начинают казаться дешевым бодрячеством,
манновским Сеттембрини, святочным дедом на похоронах.
Илья Смирнов в этом внезапном мире чувствует себя, как спрут в джун-
глях. "Я вижу, что в нашем журнале в последнее время возникла и начинает про-
водиться вполне определенная линия. Я в ней мало что понимаю, и она мне
чужда", - сказал он по поводу контркультурной эскалации в "Урлайте" незадолго
до раскола.
Линия началась как раз с пресловутого интервью Летова-мл. "Урлайту", с
телеги про "самоуничтожение". Так в "Урлайт", извечный рупор рок-демократизма
(и, в сущности, действительно полноправный член триады аналогичных рупоров
"Зеркало"-"Ухо"-"Урлайт", восходящей, как и весь дем-период, к 1980 году), пало
инородное зерно. Собственно, "Урлайт" как певец "времени колокольчиков", дол-
жен был уйти в прошлое вместе с ним, но попытался выжить. И пока он агонизиро-
вал, семя летовского интервью в его недрах быстро обросло ореолом идей и людей,
оказавшихся ему валентными. В конечном счете, из него-то и возник, сбросив
скорлупу урлайтианского демократизма, "Контр Культ Ур'а". Триаду в квадригу он,
однако, не преобразовал.
Сам Летов-мл., впрочем, весьма неоднозначно отнесся к отдаленным плодам
своих трудов: в первом номере "Контры" его, в частности, шокировало соседство
суицидальных раскладов с эротическим стебом. Видимо, это связано со священным
отношением Егора к теме абсолютной свободы - но, наверное, в анти-культовом
журнале нелогично делать культ даже из оной.
А может быть, это наш московский цинизм - не знаю.
О, этот цинизм - лик беса, маска комплексанта, иногда столь трепетно
касающийся самого сокровенного...
Поручик Ржевский <грубовато>: Гы-гы! Ну, и тут я залез к ней в трусы.
Корнет Оболенский <зажмуриваясь от восторга>: О, поручик! О! О! И какие
же были ваши ощущения?
Ржевский <задумчиво>: Знаете, корнет... Вы когда-нибудь лошадь с руки
кормили?
Московский цинизм - отдельная тема, ибо именно крупнейший его классик
С. Жариков в годы эскалации горбачевщины выступил с ее оголтелой критикой, а
вместе с ней - и всего демократического субстрата. Глазами сегодняшнего дня
невозможно представить, что "шовинист-антисемит" Жариков и "демократ" Смирнов
столь долгое время (1983-нач.1987) были друзьями не-разлей-вода, шли в одной
упряжке и вместе начинали кровавую битву андерграунда против рок-лаборатории
(союз этот, как известно, прекратился с жариковской "изменой" и подписании им
лабораторского доноса в феврале 1987г.). Думаю, что кроме известных политических
интересов, Жарикова со Смирновым обьединял именно добрый московский цинизм -
цинизм больших глубоководных акул, способных идти до конца - такие не водятся
ни в мелкоинтриганском Ленинграде, ни в фригидном Свердловске, ни в похуистской
Тюмени. Но если Смирнову был присущ т.н. "здоровый" цинизм - цинизм человека
действия, полнокровного "панка"-реалиста, ниспровергающего расслабленно-идеали-
стичных хиппи (эту идеологию Илья разрабатывал в своей пошедшей по рукам статье
1983г. "Письмо машинисту первой категории Володе Добровольскому"), то цинизм
Жарикова был (и есть) цинизм больной, глубинный и тотальный, пронизывающий его
личность до основания и сообщающий ей огромную интеллектуальную энергию несколь-
ко параноидального характера. С приходом 1987г. Смирнов подался в "чистые демо-
краты", и цинизм его ушел не то в подсознание, не то в "теневую экономику лич-
ности", а на поверхности осталась кристальная честность.(*6*) Жариков, напротив,
презрев общественное мнение, в сладострастном самоуничтожении вывернул паранойю
своего сознания наружу.
Великоросский шовинизм как жемчужное зерно в навозное куче. Да, это
высокий полет!
В контексте Жарикова самоуничтожение Летова-мл. выглядит довольно
романтическим. У Жарикова это самоуничтожение сюррелиастическое, нечто вроде
"Осеннего каннибальства" Дали, - в чем-то куда более радикальное, чем егорово,
ибо подается не как именно самоуничтожение, а как откровенное свинство, анти-
семитский маразм. Здесь заведомо меньше шансов понравиться кому-то.(*7*)
"НепрЕступная забывчивость" Жарикова - на мой взгляд, один из самых
зловещих альбомов, которые вообще кто-либо когда-либо писал: для меня она
сейчас наряду с "Деклассированным элементам" и "Боевым стимулом" входит в трой-
ку лучших альбомов 1988г. На ней записана мало кем замеченная вещь "Сыграни
мне, братан, блюзец", чем-то похожая на стон раненой гиены. Переслушайте ее -
это, наверное, единственная в истории ДК вещь, где Жариков открыт, как он есть.
Это очень, без дураков, жутко. В шкуре подобного существа вряд ли кто согласился
бы оказаться.
Но демократам, конечно, ближе "Мама, я любера люблю". Вот тут все очень
весело, танцевально, оптимистично, - а, главное, безупречно ясно. Высмеем
подонка-любера. Эдакий запанибратский позитив. Простой, как сибирский валенок.
Сам любер, конечно, еще более прост - но это еще не свидетельствует о
какой-то глобальной демократической правде. Да, в любере экзистенциальной глу-
бины меньше, чем в Шевчуке, но в Шевчуке ее тогда, извините, меньше чем в
Валентине Распутине - хотя у "рок-демократов" любера, Распутин и фашисты исправ-
идут через запятую. Распутин - совсем не близкий мне писатель, появление его в
Президентском Совете праздника души не вызывает, глубинная суть рока (точнее,
контркультуры) ему, конечно, совершенно не ясна, а его претензии на "совесть
нации" убедительны не скорее, чем все более дежурный антисталинизм демократов.
Но когда "рок-демократ" Сергей Попов из Алиби поет в его и Co адрес "два слова
неспособные связать", становится смешно, ибо Распутин все-таки связывает слова
получше, чем Попов, Шевчук и Смирнов (да и я) вместе взятые.
Вспоминать об этом очень неприлично, я понимаю.
Вообще, как это замечательно: провести через мироздание черту и после
этого считать, что раз ты оказался по одну (конечно, "правильную") от нее
сторону и борешься за ее торжество - значит, ты хороший. А все, кто по другую -
бездари, фашисты и говно. Приверженность этому принципу, кстати, мило обьединяет
и "шовинистов" и "демократов".
...Догмы, догмы, догмы. Постулаты. И опять догмы.
Летову-мл. тоже нередко шьют черно-белое видение. Но его антитоталитар-
ные выкрики носят характер полубезумных заклинаний, прощания с миром конструк-
тивных норм - так же, как и "I fuck a police" у Дэд Кенедиз. "Insanity is
freedom".
Поздний Жариков стреляет в другую сторону: "без Макаревича, "Юности"
без, без остальных, кто на дерево влез".
Марина Тимашева как-то сказала, что Жариков внушает ей тот же тип омер-
зения, что и Достоевский. Что она не хочет ничего подобного в своей жизни.
Говно души - очень важная часть мироздания (не будь ее, душа слилась
бы с духом), но всяк вправе пытаться жить мимо говна, допуская, что тем его
минует чаша сия.
Не минует.
Но, безусловно, если для Летова-мл. самоуничтожение - это, как он и сам
говорил, его путь к Богу, то у Жарикова, понятно, совсем не к Богу. Здесь псев-
до-контркультурная логика, что, мол, не к Богу круче, чем к Богу, была бы сов-
сем порочной.
К вопросу рубежа эпох: до 1987г., когда демократы из потенциальных
жертв режима стали превращаться в Перспективное Политическое Явление, Жариков,
по крайней мере, оставлял Илье возможность помещать ДК в число трех столпов
"демократического рока" - через запятую с ДДТ и Облачным Краем. В феврале
1987г., когда рок-лаборатория ваяла свой легендарнух донос, Жариков с пеной у
рта бился за его написание в как можно более подлой форме. Вместо того, чтобы
далее лицемерно таить тотальность своего внутреннего говна, он сунул его миру
в морду, втравив (вкупе с другими втравливателями) в эту историю кучу других
подписантов. Из них фактически насильно выдавили потаенное общечеловеческое
говно, а они поначалу ничего и не поняли (правда, запахло довольно быстро).
Многие, кичащиеся тем, что в жизни не делали ничего подобного, сложись
их жизнь чуть иначе, могли бы оказаться в тот роковой день в кабинете Базаро-
вой. И тоже подписали бы за милую душу.
Мало того, родись Илья Смирнов (или я, или ты, читатель) Лешей Борисо-
вым, он бы в тот памятный день в лице Леши Борисова подписывал донос на Илью
Смирнова.
Но на самом деле все это произойти, конечно, не могло - ибо жизнь
одновариантна. Именно поэтому донос, по замыслу авторов, тайный, не мог не
всплыть - и, конечно, всплыл. Правда, то что он был именно тайным, бросает тень
на экзистенциальный свет этой гадости - в открытом скотстве "саморазрушения
по-жариковски" было бы больше; а так оно получилось очень пошло опосредованным.
Видимо, судьбе было угодно, чтобы авторы письма предстали в глазах
"прогрессивной общественности" еще большими гнидами. И судьба, самое главное,
наверное, знала, с кем играть такую шутку - хотя в принципе, повторяю, могла бы
сыграть ее и со мной, и с кем угодно.
...Иисус Христос, как многие отмечали, зная все, спокойно мог исчезнуть
из Гефсиманского Сада и сохранить себя - такого замечательного и светлого - для
дальнейшего существования во имя каких-то идей. То, что он этому предпочел,
было, в общем, самоуничтожением - ибо во чреве желания сохранить себя для кого-
то так или иначе таилась бы куда более мелкая цель - уцелеть.
Иуда, как тоже отмечалось (правда, не столь многими), также вряд ли
был столь примитивен, чтобы всего лишь польстится на тридцать серебряников. Ско-
рее, он просто испытывал инстинктивный саморазрушительный протест против движе-
ния себя в русле столь безупречно правильных и лицемерно ценимых в обществе
Порядочности, Долга, Верности Учителю. А деньги он все-таки взял, потому что
было бы слишком мелко после всего произошедшего играть в "чистенького".
Акт продажи Христа для Иуды был - его Гефсиманский сад.
Способности нормально любить Иуде дано не было - таковы оказались исход-
ные данные его жизни. Такими данными судьба может, естественно, наградить каж-
дого - и наделенным способностью любить потом уже очень легко поносить невезучих
за бесчеловечность.
Грубо говоря, Летов-мл. и Жариков - это Иисус и Иуда нашей контркульту-
ры. А может быть, Иисус и Иуда - это два лика вечной контркультуры истории.
"Иуда будет в раю".
Ну а демократы - о, сейчас они уходят из Гефсиманского сада. Точнее,
сама почва оного сада вдруг ушла из-под них неведомо куда, унеся с собой Саха-
рова и заодно весь экзистенциально-трагический ореол движения. Самым звонким,
что прозвучало в остатке, стало сакраментальное: "Мы доберемся до наших жив-
ковых и хонеккеров!" Париж стоит мессы.
...Интересные аналогии получаются у рока с иконописью. У каждого духов-
ного движения - осознанного ли, полусознательного ли - есть своя высшая идея.
Есть христианская идея, есть рок-идея - я не к тому, что их надо ставить на од-
ну доску перед лицом вечности. Но принцип существования идеи во времени - один.
Иконопись начиналась как запечатленное видение духа, абсолюта. Первые
иконописцы не были виртуозные кисти - возвышенно-бесплотные образы священного
они создавали не посредством умения, а посредством Видения. Но средневековье
кончилось, наступили времена Просвещения, светского искусства - и за дело взя-
лись умельцы-богомазы. Их потянуло на иллюзионизм, виртуозную передачу трехмер-
ного пространства - "как бы так ловко выписать бедро святого, чтобы оно было,
как живое". И на смену контурам духа пришли блестящие и пустые портреты каких-то
седых дядек с горящими глазами, долженствующие являть собою "лики святых". Какая
мерзость.
С роком происходило примерно то же самое. В 1968г. Джанис Джоплин
чувствовала, ради чего все делается, когда говорила легендарные слова: "Только
когда я пою, я чувствую внутри себя любовь". Она, наверное, чувствовала также,
что рок, любовь и смерть - вещи близкой природы, очень далекие от "нормального
устроения жизни". В группе у нее тоже никогда никакого устроения не было.
Джелло Биафра в воспроизводимом неподалеку интервью (*8*) сказал -
"Безумие - это свобода, конформизм - это смерть". Очень красиво, но, как и
всякая красота, это - идеализация реальности. Правильнее, наверное, будет
сказать: "Конформизм - это жизнь, смерть - это свобода".
Хендрикс и Джоплин в истории рока - примерно то же, что Ромео и
Джульетта в истории любви (хотя между первыми романа не было). Смерть тех и тех
показала, что то, что ими владело, было несколько больше, чем жизнь - и в ее
нормативы не укладывалось.
Прошло время, и в роке воцарилась спокойная виртуозность ничем не рис-
кующих сытых людей - поздний Йес, Ингви Малмстин, Пинк Флойд в Москве. Смирнов,
кстати, сходил на Пинк Флойд - ему очень понравилось.
Да, ну еще, конечно, была "очистительная" панк-революция. "Кое-кто на
Западе" и сейчас играет хардкор - все более изысканно.
..."Техническая игра - западная форма зарастания духа мясом, "правиль-
ные" призывы - русская. В России дух зарастает мясом тощих кур.
ПРИМЕЧАНИЯ:
Автор последовательно не рассмaтривал пост модерн и связанный с ним
круг явлений текущей эпохи, характеризующийся, в частности, приматом
художественного над духовным.
Автор вполне сознает, что егороцентризм, как минимум, не нов - и
поэтому просит рассматривать связанную с оным часть статьи не как
философский поиск, а как игру в некий "идейный мэйнстрим" настоящего
издания.
СНОСКИ:
*1* Проблема "политизации искусства" в молодежном движении во всей красе
проигралась еще в незабвенные 60-е годы. Крупнейший теоретик контркуль-
туры Теодор Роззак приводил тогда "самодостаточных" хиппи в пример
"интегрированным в социум через противостояние ему" "новым левым".
Склонные к эстетским поджогам буржуазных автомобилей и т.п. "новые ле-
вые", заметим, космически отличались в плане раскрепощенности от наших
"демократов" - приближаясь скорее к средневековым рыцарям, наедавшимся
перед битвой мухоморов (дабы обрести импульсивную свободу работы мечом).
Рок и средневековье. О!
(Впрочем необходимо сделать поправку на общую шизовость 60-х в сравнении
с трезвыми 80-ми. Гелдоф и Боно фраки директоров концернов хуями не
изрисовывали). Но факт тот, что и классика западного андерграунда чура-
лась программной борьбы за внедрение в жизнь "демократических норм".
Причем Роззак, естественно, не имел ничего против демократии как
таковой, и ратовал лишь за чистоту андерграундного сознания от клише
"охотничьих стоек".
*2* В этой статье я буду часто оперировать образом Ильи. Не потому, что
сейчас мы расстались, и я хочу отомстить ему, допустим, за выпитую
молодость. Илья для меня является важнейшей личностью столичного рок-
движения 1980-88гг. (более точно - 1983-88) - не индивидуальностью,
а именно личностью, человеком, пытавшимся жестко влиять на ход истории.
Личность Ильи мне видится неким контрапунктом, ключом к пониманию син-
дрома "рок-демократизма", и без нее мне ну никак не обойтись.
*3* Ныне, как анонимный труд, печатается с продолжением все в той же
сауткинской "Рокаде".
*4* Касательно изречения можно вспомнить о том, что сов-рок 80-х начинался
не столь уж демократично, и в 1980-82гг. носил экзистенциально-индиви-
дуалистическую окраску (ранние Аквариум-Зоопарк-Кино). Но в 1983 Андро-
пов надавил, и озверевший андерграунд резко политизировался (ОК и Ко).
Аквариум в столь унылое для "инди" (здесь - еще и от "индивидуальный")
время попросту уснул, а проснувшись родил подлинно гражданский "Поезд в
огне". В этом вся прелесть: никто уже не давил, а вокруг шла сущая
вакханалия политизации: Телевизор, ДДТ-87... Ну а кончилось все
лукьяновским Окном.
*5* Справедливости ради нужно заметить, что на Мемориале Шевчук выглядел
самым живым из всех "борцов" (Ревякин и Наумов тут, естественно, не в
счет). Если, скажем, Кинчев уже там являл собой шикарный электрический
труп, а Цой одним своим видом спровоцировал "дискотечные поминки", то
Шевчук в "Памяти Башлачева" спел, в общем, о том, что в башлачевской
смерти оказалось больше жизни, чем в жизни поющих вокруг - и это отда-
вало прозрением грядущей эпохи. Но форма изложения осталась старой и
новой ауры не родила.
*6* Позднее - Комитет Охраны Тепла
*7* Этот синдром характерен для многих демократов. Мы уже писали, что
Егор Яковлев снял из "МН" материал В. Цветова об "Урлайте", возмущенный
тем, что ему не сообщили, что журнал запрещен. Вскоре в интервью
"Взгляду" на вопрос были ли за последний год случаи снятия материалов
из "МН" по цензурным соображениям, честный Яковлев не моргнув, ответил:
"Не было".
*8* В последнее время рок-критика вообще серьезно увлеклась своеобразной
"двойной философией". Авторы нередко отрывают от себя эдакого многоцвет-
ного надувного слона, весьма косо соответствующего своему реальному
мироощущению (прекрасный пример - "Рок-н-ролл на Руси" С. Жарикова) и
пускают его летать пугая прохожих с самыми неочевидными помыслами. Не
гнушается порой подобных кунштюков и пишущих эти строки.
В этом плане сегодняшние Жариков и Смирнов ведут своего рода игру в
довольно парадоксальные кошки-мышки. Жариков, в глубине души глубоко
презирая сычевско-васильевскую свору, надувает прелестный право-сермяж-
ный труд - с явным прицелом на эпатаж ортодоксальных демократов - и
втюхивает его в мало что соображающий "Сдвиг". Смирнов, в свою очередь,
надо полагать осознает относительности адекватности Жарикова его опусу
(не так он глуп), но ему политически выгоднее принять сей труд за чис-
тую монету - дабы разразится гневными филиппиками, всколыхнуть "анти-
патриотический" фронт и поскакать во главе его, сидя на белом коне,
штурмовать домотканные бастионы. В результате все довольны: Жариков
оправдал смирновские ожидания. Смирнов - жариковские; сущность же
обоих партнеров проявилась весьма опосредованно.
*9* Будет напечатано в "Контр Культ Ур'а" #3.