Виталий Арнольд о семейной хронике и истории математики

Ю.Ф.: Тебе приписывают музейную ценность. Говорят, что ты потомок великих русских ученых и по отцовской, и по материнской линии, и что твои дети унаследуют бесценные реликвии. Унаследуют?

В.А.: Когда мне говорят про музейную ценность, я сразу думаю про нафталин, про накрытые белой тканью столы, кресла и люстры...

Ю.Ф.: Ну почему -- бывают другие музейные форматы. Например, Планетарий...

В.А.: Ну да, а Планетарий -- там, значит, можно потрогать руками, покрутить гаечки и посмотреть, что будет. Ну... действительно меня часто спрашивают, из-за фамилии или по другим причинам, а ты не родственник ли такого-то и т.д. Я отвечаю честно, скажем: "В. И. Арнольд был братом моего отца, но я в этом не виноват."

Я действительно примерно со старших классов школы интересовался историей собственной семьи. Наверное, в большинстве семей попытка посмотреть на три поколения вглубь приводит к очень нетривиальным фактам из бытовой, политической культуры и истории нашей страны. Получается, все это вопрос знания собственной истории. Я изучал это, по мере сил я стараюсь это знать и кому-то рассказывать. Действительно, мне повезло, потому что со стороны мамы и папы, бабушки и дедушки есть о чем и знать, и рассказывать: совершенно удивительные ситуации, нетривиальные связи и неожиданные вещи. Есть тут громкие имена или нет, это неважно. Когда я родился, бабушке вздумалось подсчитать количество национальных кровей, которые сошлись в очередном внуке. Кажется, первых двух или трех десятков ей не хватило. Но именно это меня как-то не особенно интересовало, я, может быть, с детства не до конца понимаю, что такое национальность. Хотя теперь уже я знаю, что товарищ Сталин все это озвучил, продумал и обосновал. А про детей, что они унаследуют, что в них западет, что им будет интересно -- сказать пока трудно, они еще маленькие.

Ю,Ф.: Все-таки, хотелось бы услышать что-нибудь из поучительных генеалогических историй.

В.А.: Ну пожалуйста. Считается, что Владимир Игоревич Арнольд великий математик, самородок, составляющий славу науки ХХ века. Считается совершенно небезосновательно: великий человек во многих отношениях, не мне об этом говорить.

В какой-то момент, после его ухода, стали писать в Сети о его предках. Про родителей вроде бы все написано в анкетах... Это мои бабушка с дедушкой -- его родители. Его отец был математиком и одним из первых докторов педагогических наук в этой стране. Это был человек, который понимал современную ему математику и умел объяснять ее современникам, а ее творцам -- почему их не все понимают. Он одно время заведовал кафедрой математики на физфаке МГУ, написал несколько хороших книжек в 30-40-ые годы. Мне о них трудно судить, я пристрастен. Но специалисты говорят, что многие из них не утратили актуальность и по сегодняшний день. Одна из этих книжек -- "Теоретическая арифметика", по которой я в свое время готовил задания для школьников, и мне это вполне нравилось. И есть в числе его книг маленькая брошюрка, изданная им за год до ухода, которая называется "Принципы отбора и составления арифметических задач". (Мы ее недавно переиздали.) Хорошие учителя математики -- вот кстати, небезызвестный тебе Борис Петрович Гейдман -- сказали мне, что эта книжка на первый взгляд простая, а когда начинаешь ее читать, то выясняется, что ее надо читать раза три. И из этой книжки есть замечательная байка, в том месте, где автор хотел показать, что задачи бывают ценны не только своим математическим содержанием. Например, открываешь задачник XIX века и читаешь: "Таким образом, решение задачи сводится к решению квадратного уравнения. Но поскольку в условии речь идет о возрасте дамы, то из вежливости перед радикалом стоит взять нижний знак..." Там много таких историй: и про математику, и про педагогику, и про здравый смысл. Вот это про Игоря Владимировича...

Его жена, моя бабушка, которую я прекрасно помню, была "плохо" образованным человеком, знала всего шесть иностранных языков на уровне технического перевода и на уровне ежедневного общения. Была искусствовед по образованию, но недолго работала по специальности, потому что выращивала троих детей. Имела университетское образование. Рассказывала мне про Пушкинский музей (к тому моменту не была в нем много лет в силу самых разных причин: здоровья и проч.) -- рассказывала так, будто она его строила. Умела много чего в этой жизни: и по части домашнего хозяйства, и медицины, и перевода, и другого... Прожила довольно длинную жизнь. Я ее прекрасно помню. Опять же, известно, что родным братом ее матери был Л. И. Мандельштам -- легендарный физик, создатель одной из крупнейших школ отечественной физики.

А чуть менее известно, что матерью Игоря Владимировича Арнольда была Вера Степановна Житкова. В. С. Житкова (а по мужу Арнольд) была родной сестрой Бориса Степановича Житкова и происходила из этой замечательной семьи. В юности увлекалась какими-то социал-демократическими идеями и в 1900-ые годы была in the middle of everywhere, со всеми этими людьми общалась. И ходят байки, что некоторые навыки подпольной работы она сохранила до конца жизни...

Ю.Ф.: То есть, они когда-то ей понадобились потом?

В.А.: Нет, это как научился ездить на велосипеде -- и научился этому навсегда. Но во-первых, она была профессором математики помимо всего прочего. Во-вторых, она была человеком, который поднимал статистическую службу в Советском союзе, в-третьих, она работала в какой-то момент в Союзмультфильме и делала какие-то мультфильмы. В-четвертых, есть книжки детские, изданные ею в роли художника или основного автора или еще в каком-то качестве, я их недавно брал в библиотеке и сканировал. Выложить их в Сеть я не имею права (к сожалению!), но они у меня есть. В-четвертых, она умерла в 1963 году пенсионером союзного значения, не будучи никаким членом партии во все советские годы и не ведя особо никакой социальной жизни в политике. Говорят, что знаменитый роман ее брата -- роман Б.С. Житкова "Виктор Вавич" о первой русской революции -- был бы другим без ее рассказов. Вера Степановна растила своих внуков; безусловно, она имела на них большое влияние. Я ее никогда не видел (кроме как на фотографиях), история ее жизни не написана, но эти подробности известны. Таким образом, В. И. Арнольд математик в семье уже в третьем поколении. Они разного уровня, они совсем "про разное". Но еще вглубь. Ее отец Степан Васильевич Житков в 1870-каком-то году в городе Великий Новгород написал пособие для учителей школы по арифметике. Его книжка следующие пятьдесят лет переиздавалась ежегодно (до 1917 года включительно). Степан Васильевич, поссорившись через 30 лет с местным образовательным начальством отъехал сначала из Новгорода куда-то (не помню -- в Полтаву?), а потом в Одессу, где дальше и жил. Одесса 1880-1920-х была весьма интересна в плане науки и образования. Мало кто знает, что господин Витте оканчивал Новороссийский университет (физико-математический факультет!), находившийся в городе Одесса. Мало кто знает пионерские работы, которые в это время в Одессе делались. Но вот опять же через деятельность по архивам...

Ю.Ф.: А вот пионерские работы -- они были про что?

В.А.: Ну там была на рубеже веков вокруг Самуила Осиповича Шатуновского была деятельность по строгому построению множества целых чисел. А чуть позже, в последние годы жизни Степана Васильевича (но во вполне активные года И.В.Арнольда -- 1900 года рождения), там обсуждалась связь теории относительности с неевклидовой геометрией. Туда в 1912-14 году приехали многие много, которые вернувшиеся в Россию из Европы (Франции, Германии...) под мировую войну. (И контакты с заграницей, естественно, были затруднены в это время. Никто не знал, что это будет на 10-15 лет.) Но там был замечательный человек, которого звали Вениамин Федорович Каган, который довольно рано понял связь работ Эйнштейна и работ Лобачевского. И он более-менее в эти годы помимо деятельности по "Вестнику опытной физики и элементарной математики" читал курс лекций на физмате Одесского университета про связь геометрии Лобачевского с теорией относительности. Это слушали разные люди -- Л.И.Мандельштам, И.Е.Тамм, Н.Д.Папалекси, А.Н.Фрумкин, ..., которые в 20-30-ые годы переехали в Москву и Питер. И в результате для них это было абсолютно очевидно, они этот путь прошли. И для их учеников это было уже студенческим опытом.

Другая часть семейства -- моя бабушка, мама моей мамы -- оканчивала ИФЛИ -- Институт философии, литературы и истории, который был расформирован в войну и слит с филфаком МГУ -- в 1940 году.

Однажды (лет в тринадцать) я принес домой текст и распечатал его на пишущей машинке. Моя бабушка пришла и увидела -- у меня на столе лежал текст знаменитой песни П. Когана "Бригантина". Бабушка посмотрела и сказала: "Виталик, я знаю, кто учил Павла русскому языку. Павел не мог написать "гимн морям". (Строчка "Люди Флинта гимн морям поют" обыкновенно фигурировала в самиздатовских версиях -- Ю. Ф.) Сочетание мнм в русском языке непроизносимо. Не бывает стихов с сочетанием мнм." Они учились у одних и тех же людей, соседний курс. Конечно, 5 секунд проверить -- книжка на полке стоит. "Гимн морям" -- это песенная переделка, у Когана "люди Флинта песенку поют". Бабушка знала неожиданные вещи; вдруг к слову оказывалось, что она попадала, например, в те же круги, что и Качалов. Семейная хроника перекликалась с историей страны сороковых-пятидесятых-шестидесятых годов, так что можно было учиться истории по ее рассказам. Она работала учителем много лет, в том числе около двадцати лет -- учителем московской 1710 школы. А это была очень хорошая школа, и преподавательский состав, и ученики: кого-то из них я знаю, некоторые стали моими друзьями, коллегами.

Ее мать, моя прабабушка, умерла в 1985 году. Когда приехала скорая помощь... ее спросили: "Бабушка, а лет вам сколько?" На что она ответила: "Эх, я еще государя Николая Александровича помню." Она девчонкой его встречала в Летнем саду и на всю жизнь сохранила воспоминания -- о том, как просто с ним столкнулась на улице. А раз, девушкой лет семнадцати-восемнадцати, она ехала в поезде, и в купе совершенно случайно подружилась с семейной парой из Питера и их дочкой. В итоге много лет (и я еще это застал и прекрасно помню) дружили семьями. Мы дружили поколениями семей. Девушка, подруга прабабушки, выросла, стала прекрасным и профессионально состоявшимся человеком. Хорошо помню ее мужа, он сорок лет был знаменитым сотрудником Эрмитажа и хранителем русского отдела. Человек, которого я помню просто по впечатлениям детства. Он приезжал в Москву и всегда заходил в гости, мы пересекались на каких-то дачах... Он был достаточно пожилым, когда я был мальчишкой, ему уже было лет под восемьдесят. Потом я уже его книжки читал, а недавно выкладывал в Интернет -- не по работе, а как долг его памяти -- дивный питерский историк Владислав Михайлович Глинка, чьи замечательные книги издал Эрмитаж. Совершенно прекрасные, связанные с русской историей XVIII-XIX века. Там очень все красиво. Человек жил русской историей. Про него замечательные вещи рассказывал Н. Я. Эйдельман, когда он выступал в нашей школе (57-й, в 1985 или 86 гг. -- Ю. Ф.). Пересечений много.

Дело не в том, у кого какая семья, а в том, кто как на свою семейную историю смотрит. Люди, с которыми общаешься каждый день, могут иногда рассказать такое... Я тут долго говорил, и в этом есть некое хвастовство. Но, опять же, в том, что все так сложилось, я не виноват. Моя ответственность -- только в том, что я это знаю. Генеалогическое древо, которое я мог бы нарисовать, содержит более тысячи людей. А что кому передается -- всегда трудно сказать, и это еще вопрос, передалось оно благодаря или вопреки ожиданиям и наследственности.

Хочу сделать два важных дополнения к рассказанным историям.

Начну с цитаты: "<...> Беседа велась обо всём, чем жили семьи, кафедры, лаборатории, университет, Академия наук, страна, весь свет. С большим вкусом рассказывались забавные истории. За этим столом ни у кого ни от кого не было никаких секретов. О делах и о жизни здесь говорили всё, что думали. Одна тема сменяла другую, неизменной оставалась лишь бескомпромиссность оценок." (1979, стр. 176; 1995, стр 235, ) Это написано (и опубликовано) лет 35 назад моим двоюродным дедом (С.М.Райским) про дом (и стол), существовашие ещё лет за 40 до того (в 1930-е). У меня нет никакого сомнения в том, что такой стол был в семье и ещё на полвека раньше. Я бывал за такими столами в семье на полвека позже. Столы, дома, их хозяева меняются, но что-то общее в этом есть. Хочу верить, что и будущим поколениям такое предстоит.

И второе --- насколько я понимаю в последние полтора века в семье было принято: не очень смотреть на "текущую географию", для общения с человеком Одесса, Жагоры, Баку, Страсбург (на рубеже XIX-XX века), Москва, Питер, Соликамск, Одесса (в середине XX века), Москва, Реховот, Кёльн, Нью-Йорк или Лондо (сейчас) доставляют только некоторые технические сложности, а в остальном Игорь остаётся Игорем, Катя --- Катей, Митя --- Митей, Женя --- Женей (и эти, и другие имена --- в разных поколениях семьи у разных людей, но это характеризует ЛЮДЕЙ, а не их текущую географию). И, конечно, помимо естественных поздравлений с праздниками и случайного общения, есть ещё ситуация "когда всё плохо", и тогда --- все вместе. И дела --- общие, а география важна очень мало...

А семейная история у всех богатая -- было бы желание такие истории собирать, помнить, рассказывать...