Элементы контркультуры

Контркультура

Есть много разных способов говорить о контркультуре. Мы будем говорить о контркультуре так: контркультура есть искусство злых и голодных. В 1990-е, злых и голодных в России поприбавилось. Но это -- молчаливая масса униженных и оскорбленных, не задумывающаяся над осмыслением своей ситуации. Улица корчится безъязыкая, выплевывая время от времени кучу дегенератских антисемитских журнальчиков издания фан-клуба Адольфа Гитлера (типа Штурмовика) и не менее отмороженных радикальных изданий комсомольско-анпиловского толка. А единственным контр-культурным изданием 1990-х, претендующим на анализ, был и остается журнал Элементы.

Неадекватность меры унижения и голоса, предоставленного униженным. После презентации 9-го номера Элементов Дугин поражался смешанному составу аудитории -- интеллектуалы-мондиалисты, специалисты по постмодерну, вперемешку с анпиловскими пенсионерами, и прочими отверженными пост-империальной России. Все номера Элементов, от 1-го до 9-го, представляют собой структурный анализ и осмысление опыта коллективного унижения России и русского народа.

Контраст с культурной ситуацией имперской (Советского Союза). В 1980-х по всей стране выходили самиздатские журналы самой разной направленности. Анализу контркультуры как явления был посвящен превосходный журнал Контр-Культ-Ура, в третьем номере которого был дан потрясающий обзор самиздата 1980-х -- сотен журналов по всей стране. С приходом так называемого "рынка" рок-культура коммерциализовалась, превратилась в крайне выгодный шоу-бизнес, и ее пропоненты теперь -- люди далеко не голодные, и, в основном, не злые. Издатель Контр-Культ-Уры Гурьев (после выпуска двух Пиноллеров) пишет вялые тексты о поп-музыке в московские газеты, видимо, для денег, и предостерегает от революции. Попытки как-то развить или продолжить остановленные на полдороге движения Контр-Культ-Уры были (Пиноллер, RWCDAX), но не было ни интереса публики, ни энтузиазма издателей, сравнимого с активностью вокруг Контр-Культ-Уры. Следует признать, что культурная линия, начатая рок-самиздатом, и нашедшая окончательная воплощение в Контр-Культ-Уре, оказалась абсолютно нежизнеспособна в пост-имперской России.

Кто-то все-таки выжил. Выбравшиеся из зияющей пропасти, оставленной уничтожением рок-культуры как явления, немногие выжившие артисты из клана Ур-Лайта и Контр-Культ-Уры (сибирские панкеры, группировавшиеся вокруг ГрОб Рекордз, Сергей Жариков из ДК) примкнули к "патриотической оппозиции" -- единой, в ее политическом спектре от крайне правых до умеренно левых, последней оставшейся форме культурного сопротивления. Но "патриотическая оппозиция" как целое оказалась интеллектуально беспомощна. Для Жарикова это обернулось изданием Сокола Жириновского и по-шутовски агрессивной Атаки, которая читается как злая пародия на нео-нацистское крыло "традиционалистов". О Егоре Летове и Сергее Курехине, примкнувшим на время к Дугину и выступавших в Элементах, в последнее время ничего не слышно -- разве что проходят по временам концерты Егора с озверевшими поклонницами до 16-ти, срывающими с него майку и покрывающими поцелуями тело. Но я отвлекся.

Первый номер Элементов и последний номер Контр-Культ-Уры вышли почти одновременно -- в момент потери Российской Империей государственности. Видимо, это совпадение не случайно: силы советской контркультуры, в основном поддержавшие оккупацию и распад Союза, слились с новым русским эстаблишментом, и их культурная линия была прервана силой уничтожения культурной линии советского мэйнстрима, которой она противостояла. А новому русскому эстаблишменту противостоит новая контркультура, за редкими исключениями (Жариков, Летов, сибирский панк) не пересекающающаяся с контркультурой 80-х.

Элементы, от первого и до последнего номера, посвящены разработке методов противостояния Новому Мировому Порядку, мондиализму. Меняются точки приложения энергии -- от номера к номеру, Элементы разбирают стратегии консервативной революции, геополитического противостоянию, традиционалистской эротики, террора... Последний номер посвящен теме одержания постмодернизма.

Авторы первых номеров Элементов -- Гейдар Джемаль, Вадим Штепа, и сам редактор -- Александр Дугин -- были и сами люди не чуждые рок-культуре 1980-х. Дугин, Джемаль и жена Дугина Наталья Мелентьева (автор, директор или редактор почти всех Элементов) были авторами статей в ужасающе переведенной на английский книге Soviet Rock под редакцией Артема Троицкого. Отдалившись от Элементов, Штепа издает эклекто-традиционалистский журнал ИNАЧЕ, ориентированный на рок-молодежь и пост-хиппи, он же писал в Элементы о Цое и Талькове. О радикальном разрыве с молодежной традицией сопротивления говорить нечего. Тем не менее, первые номера Элементов были нарочито солидны, ориентированны на "взрослую" патриотическую оппозицию, в целом немолодую, а в редакционный комитет входили светочи радикалы Проханов и Алкснис. Начиная с 8-го к 9-му номеру, Элементы стали ближе, по тематике и оформлению, к модным глянцевым журналам, не теряя при этом в агрессии противостояния. В этом можно видить стратегический возврат к молодежным традициям контркультуры, а можно видеть чисто тактическое обращение к более агрессивной тактике информационной войны. Сфера потенциальных читателей у современных Элементов расширяется от номера к номеру, как можно было видеть на презентации 9-го номера.


А. Дугин, 25.06.98

Презентация

...как можно было видеть на презентации 9-го номера...

Презентация прошла 25-го июня в зале Музея Маяковского. Зал был набит битком -- пришло человек 400, гораздо больше, чем могло вместиться, там что многие сидели в проходе и прямо на сцене, сзади президиума и рядом с роялем. Были званы докладчики, идейно не близкие Элементам -- Марат Гельман, Лев Аннинский, Евгений Горный, и другие, но Гельман и Аннинский, видимо, не пришли, а Горный пришел с опозданием после совещания у Сороса, не смог пробиться и стоял в проходе. А много народу так и не смогли войти и бродили вокруг. Я подозреваю, что организаторы не ожидали такого количества посетителей. Состав аудитории был весьма забавен -- журналисты, пенсионеры зюгановские, много симпатичных женщин и интеллигенции. Разрыв с НБП Лимонова был для Дугина, на мой взгляд, полезен -- на такую же акцию, организуй ее НБП, пришли бы скинхеды, панки и фанаты спартака, и распугали бы девочек.

О разрыве следует, наверное, сказать отдельно. Дугинская ориентация на интеллигенцию ("С томиком Ницше на фронт культуры") и Интернет давно противоречила Лимонову, ориентированному на вооруженное противостояние в Казахстане и Молдове, на думские перестановки -- Лимонов не считает интеллигенцию и Интернет силой, способной повернуть страну к революции. Этот потенциальный конфликт стал явным в марте-апреле этого года, когда Партбилет #1 исключил Партбилет #2 из НБП (Партбилет #4 был у Егора Летова, исключенного весной 1996-го. Интересно, у кого был Партбилет #3? Тоже небось исключили...)

Толчком к актуализации противоречий послужила статья Дугина о диакризисе, где предлагалось начать революцию с себя, и, наряду с мускулами, качать мозги, в ежедневной самодисциплине. В статье, конечно, было много другого, но именно этот момент оказался оскорбительным для "злых качков", составляющих теперь костяк НБП.

На презентации 9-х Элементов докладывали Дугин, Мамлеев, Цветков и Вербицкий. Начал Дугин, с краткого анализа тщетности традиционных консервативно-революционных стратегий.

Вот мой (весьма и весьма вольный) пересказ элементов его выступления. Артефакт постмодерна есть не артефакт, но бесконечная череда рекурсивной рефлексии о рефлексии о... о рефлексии об артефакте. Это называется конец истории -- современность заменяется на пост-современность, история на пост-историю, культура на пост-культуру... Бороться с современностью невозможно, потому что современность прекратилась. Потеря связи между означающим и означаемым привела к полной потере означаемого. Это можно наблюдать в политике, экономике, искусстве. В начале пост-советской эпохи, имели место какие-то идейные противоречия между патриотами там, демократами -- сейчас и те и другие используют синтетическую демократически-патриотическую фразеологию, а противоречия связаны с групповыми экономическими интересами -- а все идейные якобы противоречия симулированы.

Но и экономика находится в таком же положении. Доходы большинства крупных корпораций связаны не с производимыми товарами или услугами, а с увеличением курса акций на бирже. Но курс акций определяется не потребительской стоимостью товаров или услуг, а образом, имиджем компании. Соответственно, в постиндустриальной экономике основным предметом торговли стал имидж, то есть не товар, а референция к тому, что можно продать. Но поскольку почти все, что продается -- это имидж, основа экономики -- это референция к референции к... референции к образу, имиджу товара. Налицо тотальная иллюзорность экономического существования.

Подобная ситуация сложилась в искусстве. Цена картины определяется тем, сколько денег за нее заплатят ценители коллекционеры. Но коллекционеры используют искусство как средство вкладывать деньги. Покупаются те картины, цена которых вырастет. Но цена, как и ее рост, определяется спросом, который сам определяется ценой и перспективами роста. Рекурсивная неопределенность разрешается мнением так называемых критиков, которые по совместительству являются дельцами искусства и меркантильно заинтересованы в росте цен на те или иные предметы и стили, и уменьшении цен на продукты конкурентов. Продукт искусства никому не интересен, и без него можно обойтись -- выставлять в музеях, к примеру, писсуары, фотографии Мэрилин Монро, баночки супа, или инсталляцию из использованных тампонов. Факт искусства сместился из области продукта в область референции к продукту, а точнее говоря -- референции к референции к ... к референции к продукту. Причем продукт настолько отдален от первичной референции, что совершенно неважен. О механизме рекурсивной референции, действующем в художественной практике искусства постмодернизма, много писали теоретики постмодерна, которые видели в окончательном низведении означаемого основное достижение их школы. В этом видна тотальная иллюзорность так называемой культуры и так называемой современности.

Обращение к постмодерну есть не уступка современности, а всего лишь осознание факта ее отсутствия.


А. Дугин, 25.06.98

Дугин говорил об агрессивности стратегий постмодерна, внедряющих в любой дискурс и в любое позитивное начинание фрактальные элементы рекурсивных референций, и аннулирующих любую попытку сопротивления постмодерну. В качестве единственно актуальной стратегии сопротивления предлагалось научиться распознавать постмодернистские конструкции путем анализа позитивных, противленческих элементов раннего постмодерна и учения "новых левых". Врастание в хаос постмодерна как путь к сопротивлению. Аудитория была недовольна пессимизмом.

Дугин закончил, представив аудитории Юрия Мамлеева как философа и художника, к которому восходит любой сколько-нибудь интересный дискурс в современной России. В ответ на это Анатолий Осмоловский (РАДЕК) выступил с места и обвинил Дугина в монополизации и пригрозил напустить Антимонопольный Комитет.

Мамлеев начал с краткого исторического очерка, и перешел к доминировавшему в русской современности 1960-х ощущению богооставленности. Богооставленность значит Конец Мира. Период после Троянской Войны древние греки называли Концом Мира, поскольку именно тогда боги перестали говорить с людьми. Этот период тянется и до сегодня. Имплицитный в богооставленности Конец Мира может быть актуализирован любым из сотни возможных способов, от тотального уничтожения хабитата до постмодернистского конца истории до всеобщего бессмертия и воскрешения мертвых. Мамлеев предположил, что в грядущей хаотизации мироздания, Конец Мира будет актуализован всеми возможными способами, тем самым уничтожая постмодернистскую незавершимость рекурсивной цепочки рефлексий о конце мира. Доклад Мамлеева был хорош и некороток, я не решаюсь его пересказывать.


Ю. Мамлеев, 25.06.98

После Мамлеева с коротким докладом выступил Алексей Цветков, отметив несомненный поворот Элементов к анархии, и (кажущемуся) нигилизму. Причина этого лежит в осознании безнадежности существования и реалистичной оценке шансов начала национальной революции в ближайшем будущем.

Следуя своей статья для Элементов, Цветков изложил ключевую для анархизма прошедшей эпохи антитезу -- противопоставление анархизма-индивидуализма и анархо-синдикализма, с последующей необходимостью синтеза этих двух противоположностей.

После Цветкова выступал я. Я толкнул публике телегу известных наркоманов братьев Маккена о Точке Омега -- Конец Мира наступит как абсолютное насыщение Вселенной информацией, с последующем обожествлением сущего. Для этого надо говорить об информации. Информация системы есть математический концепт -- мера разнообразия и нетривиальной взаимосвязи частей. Можно попробовать оценить меру всей информации, доступной человечеству. Закон, сформулированный психоделическими философами наркоманами (Маккена, Р. А. Уилсон), гласит: при удвоении информации, доступной человечеству, скорость ее накопления удваивается. Этот закон был сформулирован и проверен впервые в начале 1970-х, но превосходно исполняется и по сей день (не верите -- посмотрите статистику выхода научных журналов, объема текстов на Интернете, или поговорите с библиотекарем достаточно крупной библиотеки). Но курса школьной математики достаточно, чтобы убедиться, что этот процесс не может длиться вечно -- через конечное время наступит момент, когда сумма человеческих знаний будет бесконечна. Маккена назвали этот момент точкой Омега, и высчитали, что конец света произойдет в 2012 году.


М. Вербицкий, 25.06.98

Конечно, эта модель получена экстраполяцией, и не может быть тотально аккуратной. Но факт удвоения информации за уполовинивающиеся периоды времени несоменен, и, благодаря Интернету, эта ситуация продлится как минимум лет 5-10. И здесь надо сказать о хаосе. Хаос есть система непредсказуемая и по этой причине никак не контролируемая. Окончательный переход мироустройства в хаотическое состояние будет значить конец Нового Мирового Порядка. Но любая система, в достаточной степени насыщенная информацией, превращается в хаос, это научный факт. Для мироустройства это может означать многое, например, в закоулках Интернета могут появиться неизвестно откуда материалы об оккультных или научных технологиях, позволяющих индивиду в одиночку бороться (и победить) репрессивную машину государства и масс-медиа. Это и называется анархия. Могут же произойти такие вещи, которые мы сейчас не можем и предвидеть, ибо имя хаоса -- непредсказуемость. Таким образом не будет Нового Мирового Порядка.

После меня выступил с парой фраз Игорь Дудинский, критиковавший Дугина за пессимизм, с нехорошими интенциями по отношению к Соросу и удвоению информации. После Дудинского говорил автор журнала марксист Александр Тарасов, который рассказывал о традиционализме марксистов и об альтернативе дугинской монополистичной мамлеевщине -- советскому леворадикальному андерграунду 1960-х. Когда Тарасов перешел к происхождению людей от африканских негров из Африки, аудитория недовольно зашумела. Но он все-таки договорил.

Этим окончилась презентация.


А. Дугин, М. Вербицкий, А. Цветков, 25.06.98

Элементы

Следует сказать о журнале Элементы. Последний, 9-й номер (выложенный в Интернет недели за две до презентации) демонстрирует сближение вечнозеленого традиционалистского дискурза и дискурза постмодернистского, мало помалу становящегося общим местом. Этот процесс двусторонний. Но движение Дугина к постмодерну -- пристрелка перед началом военных действий. Постмодернизм по-крупному. Как ни старайся, система ассимилирует консервативных революционеров гораздо быстрее -- вот уже страшный барон Унгерн, идол русских традиционалистов Дугина и Головина, превращен на посмешище в героя поп-литературы для богатеньких. Официозники от культуры издают не менее страшного Эволу и сомнительного Элиаде, а глянцевые журналы печатают рецензии на Death in June. Причем на Западе неругательное упоминание Эволы зачастую ведет к тотальному бойкоту упомянувшего -- в России языковой барьер не позволяет системе распознать истинную феральность анархов Эволы, Барроуза или Юнгера, что влечет, увы, к скорейшей ассимиляции.

Чтобы не остаться в дураках, традиционалисты обязаны изучать методы системы. Но это не все -- ранние постмодернисты, особенно Фуко, Делез и Батай, и близкие к этому направлению Дюмезиль и Арто, зачастую приходили к тем же выводам, что и традиционалисты Паунд, Генон, Кроули, Гурджиев и Эвола. Поэтому традиционалисту необходимо изучать технику постмодерна -- формальный метод, положивший основу структурной школе, и деконструкцию -- универсализацию формального метода, позволяющую применить структурный анализ к коллективному бессознанию поп-философии и поп-культуры. Такой анализ может стать (и зачастую становится) социально опасен. Дугин и Ален де Бенуа (под псевдонимом) подробно описывают, как на протяжении 1970-90-х, революционные ницшеанские элементы постмодерна и левачества (типизуемые Батаем, Дебором, Фуко) изживались и уничтожались мэйнстримом постмодерна (типизуемым профессионалом от стукаческого "антифашизма" Умберто Эко).

Немного позже, кстати, подобный процесс имел место в Соединенных Штатах, инспирированный совсем уж абсурдными обвинениями де Мана в юношеском коллоборационизме в оккупированной Бельгии.

Мораль этого обсуждения в вычленении потенциально здоровых элементов из постмодернистского болота -- в Элементах #9 имеются подробные статьи о Делезе, Годаре, а также тексты самого Делеза и Бодрийяра.

В Америке, постмодерн -- это игрушка для богатых, которая никогда не затрагивала автохтонной (то есть аутентичной) американской контркультуры. Я выступаю в Элементах #9 с текстом об антологии американской контркультуры 1980-х -- книге Адама Парфри "Apocalypse Culture", психоделике и поклонении хаосу. Совершенно независимые от французской школы структурного анализа (положившей начало постмодерну), философы-психоделики наблюдали хаос, данный нам в ощущениях в результате приема галлюциногенов. Эти философские разработки положили нчало движению хиппи, а, когда хиппи были ассимилированы системой, феральные элементы психоделической сцены ушли в подполье, с ощущением приближающегося конца света. Самый известный представитель этой культуры -- великий мученик Чарльз Мэнсон.

Помимо основных тем -- конца истории, постмодерна, культуры апокалипсиса, Элементы #9 содержат массу интересных материалов -- культурологические работы Г. Осипова о фильмах ужаса и сопротивления (кадрами из таких фильмов иллюстрирован весь номер; другие иллюстрации взяты у Церкви Субгения и у прекрасного художника Александра Лебедева-Фронтова). Еще есть забавные (и немаленькие) интервью с раввинами еврейским традиционалистами, и помянутая выше статья А. Цветкова об онтологии анархизма, с подробным разбором противоречия между самодостаточностью индивидуализма у Штирнера и прудоновскими общинными практиками.

Парадоксально, утверждение конца истории опровергается фактом эволюции национальной мысли. Так ли важно кому-нибудь, что происходит вне данной нам в ощущениях 1/8 суши -- "Географической Оси Истории" (Элементы #1)? Лично мне не очень важно.


Миша Вербицкий (фотографии -- Саша Шерман)


Приложение: групповая фотография участников EOWN, сделанная Е. Горным после презентации Элементов

А. Шерман, А. Чернов, В. И. Лужин, Аполлинария, DMT, М. Беленький.