With friends like these...|
[ Aculeata's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Aculeata |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
| Записи 0-34 (April 2002) | 0-34 | 35-44 | |
| Yulya Fridman | 02:26, April 2nd 2002 |
aculeata |
Расстрел Колчака
 parfона очень ответственная. Отвезла Машку и ваш. пок. в Орехово-Борисово, по дороге среди прочего сообщила, что Ленин испортился, а Гущин болен. Печальные новости. Переводила про Гигантские Вихри в Галактиках (Циклоны и Антициклоны), Обозрение в Космический Журнал, с Русского Языка на какой-то еще. Машка купалась в ванной и ходила ногами. Думала расспросить родителей о том, как они были маленькими, но не пришлось -- то есть, что-то они вспоминали (отец; мама говорила мало), но я не знаю, как упаковать это в жанр. Журнал "Барсук", видимо, поживет без мемуаров пока. Соберу, тем не менее, то есть постараюсь собрать, все без системы, по памяти, без никакого концепта тоже и по возможности не меняя слов. Ниже следует. Претензии не принимаются, типа неохота, не читайте, никто вас не звал. Расстрел Колчака (отцу рассказывал дед, несколько раз и со значением) Имел место в г. Иркутске зимой 1920 года. Дед видел, как адм. Колчака вели на расстрел, из окна гимназии (отец помнит название, я забыла). Адмирал шел, заложив руки за спину, и курил трубку. Следом за ним двое волокли его помощника (?), который плакал, цеплялся за них, пытаясь целовать им сапоги, и выкрикивал: "По недоразумению, братцы, по недоразумению!" Адмирал один раз вынул трубку изо рта, чтобы сказать: "Перед кем унижаешься, сволочь?" -- дальше шел молча, куря трубку, заложив руки назад. Дед (большевик с ранних лет; правда, в гимназии он был левым эсером -- все соученики разбились по партиям, на уроки носили шашку, у кого-то было и огнестрельное) рассказывал отцу про Колчака, что тот будто бы выслужился из самой простой семьи (но он на самом деле сын офицера- артиллериста, и даже ученый; основал (вроде бы, хотя и это странно) Иркутский Университет); что в 1905 году, когда матросы срывали с офицеров знаки отличия и отбирали именное оружие, приступили с этим и к Колчаку, он же вынул шашку и бросил ее в море со словами: "Не вы мне ее дарили, не вам и снимать." Шашка будто бы была именная, подарок государя императора. "Ты ведь знаешь, почему Колчака расстреляли? Был приказ -- чехи уже шли, боялись, что они его освободят." Это не очень понятно; чехи именно держали адм. под стражей и выдали большевикам, кажется. Приводы в ГПУ/НКВД "Отца (деда то есть Максима Ефимовича) арестовывали много раз. Всякий раз его спасало... ну, как тебе сказать? В 37 году он пошел посмотреть на процесс. Ну просто, он не понимал, что за такая фигня, он служил вместе с человеком, знал его хорошо, а тут черт-те что, такие обвинения, непонятно. И он идет мимо, уже у входа в коридоре видит, как стоят через каждые несколько шагов одинаково одетые, двое рядом мигнули друг другу, взяли его, уже подошел мотоцикл, и привезли его на Лубянку. (На мой вопрос) Ну, не понимаешь, что ли? Суды у нас открытые. У нас же все тогда были открытые суды. Но туда пускали только по списку. А он пошел безо всякого списка, конечно, на открытый суд, хотел посмотреть. Его привезли и держали сутки. Сказали ему: "Ну, что вы тут? Вот, ваша жена уже отказалась от вас. Говорит, что не знает такого." (Бабушка отнюдь не отказывалась.) А он им отвечает: "Вот женщины! Еще с утра уходил, все было нормально, а теперь пожалуйста, знать не хочет. А у вас, наверное, другая жена." Там не нашлись, что отвечать. Отпустили. Еще раньше, когда он служил кавалерийским врачом, его послали делать санинспекцию в некий полк. Сортиры были грязные, как в холерную эпидемию. Отец (дед М. Е.) спросил полковника: "Что, ваши ребята хорошо стреляют?" -- "Да! Выбивают [столько-то из стольких-то, на таких-то шагах]" -- "А что же в такую большую дырку не могут попасть?" Полковник стукнул, отца взяли, ты, мол, мерзавец, что ты позоришь армию? Но и в тот раз обошлось. В 28 году вызвали просто так. Сидит малый на столе, болтает ногами, поигрывает плеткой (именно плеткой). "Ну, Максим Ефимович, как вы относитесь к нашей организации?" -- "По соотношению сил, -- дед возражает, -- естественнее спросить как ко мне относится ваша организация." -- "Ну, -- тот смеется, -- это другой вопрос. А вот как вы смотрели бы на то, чтобы помогать нам?" -- "Чем же помогать?" -- "Нам нужно знать, какое настроение в армии и среди ваших коллег, какие бывают разговоры..." -- "Если я узнаю о том, что готовится контрреволюционный заговор, -- обещает дед, -- непременно вам сообщу." -- "Ну, об этом, пожалуй, мы будем знать раньше..." -- тот усмехается. С этим дед согласился, а на "предложение" отвечал, что-де человек он старомодный, обучался в гимназии и совсем не способен к таким вещам. Отпустили его, и ничего ему не было, а вот четыре года спустя (по его оценкам), напротив, расстреливали за отказ. [История деда о том, как он оказался пятым евреем в роте; первое, что увидел -- четыре запарширвевшие лошади среди всех здоровых и чищеных; задумался об истоках антисемитизма; ухаживал за лошадью вдвойне аккуратно, хоть и стоило трудов при его рассеянности; граненая глиняная кружка человека-в-юрте -- это все о службе в кавалерии. Надо расспросить отца, помнит ли.] Записать еще: разбитая ваза -- девочка, дохлая крыса, жидовская морда; научение бить по роже за слово "жид"; госпиталь для тяжелораненых в Свердловске -- какао-порошок; пионерский лагерь, побег, мальчик я неважный. Из взрослых историй: как отец навещал аспиранта Колю Г. в ракетных войсках; много других. |
| Yulya Fridman | 18:51, April 2nd 2002 |
| aculeata |
21 июня 41 года; какао-порошок "Жили так: в трехкомнатной квартире три семьи. Бабушка жила в ванной. Но это только называлось -- ванная комната, ванны там не было. Воды горячей или какой там ведь не было все равно. Был кафель, там же стояла керосинка, где мы себе готовили, потому что на кухне мы не имели права готовить, раз уже занимали ванну. Было одно место за столом, где мог есть один человек, там сидели по очереди." -- Сколько так жили?" (это я спрашиваю) -- "А сколько я себя помню. До 52 года, пока жили в Москве; потом уехали в Алма-Ату." "Самое сильное впечатление -- собака. Мне было года четыре или меньше, я шел по улице и увидел раздавленную собаку. Перед ней стояла машина, полугрузовая, с тупым носом, которая, как я понимал, ее и задавила. Мне было страшно жалко эту собаку, что она мертвая и не может двигаться. Машина воспринималась как тупое орудие убийство. Потом я все время об этом думал, и задавал матери вопросы. Позднее уже она рассказывала, как я ее спрашивал: -- А лесли тламвай пелеледет, то тё будет? -- Раздавит трамвай, -- мне отвечали. Думал; долго думал. Потом: -- А лесли автобус пелеледет, то тё будет? -- Раздавит автобус. Снова долгая пауза. -- А лесли тлалебус пелеледет, то тё будет? -- Раздавит троллейбус. [...]" Сначала сказал: "Отец (дед М. Е.) меня драл всего два раза. И всякий раз за дело." Потом стал считать, и оказалось больше. Первые два раза. В 41 году дед несколько раз выезжал на войну, и всякий раз не добирался до места, потому что места не оказывалось (т. е. уже разбомбили). Будучи обязательным человеком, очень переживал. Через какое-то время его отправили, наоборот, в тыл, в Свердловск, где только что устроили госпиталь для тяжелораненых, кажется, от ВВС. Отец утверждал, что Маресьев лежал именно там; в Москве не мог лежать будто бы. Бабушка была эвакуирована вместе со своим конструкторским бюро совсем в другое место, и с ней нельзя было ехать ребенку; отца повез дед в Свердловск. Там была тетя Дора, по еврейским понятиям, близкая родственница: родная или двоюродная сестра папиной бабушки. Дед был хирург. Некий офицер, которого он оперировал, подарил ему баночку какао-порошка, бывшую тогда на вес золота: подарил потому, что знал -- человек с ребенком живет без жены, так вот чтоб ребенку какао варить. Тетя Дора и сварила несколько раз. Но отец добрался до банки (было ему года два) и с тщательностью, достойной лучшего применения, рассыпал какао ровным слоев вдоль плинтусов кухни и комнаты. Он помнит, что его побудило: оно (какао) очень хорошо сыпалось. Вернувшись домой, дед его бил ремнем, а тетя Дора сидела, зажав уши, чтоб не слыхать. В другой раз отец придумал, что тетя Дора могла бы чесать ему пятки, и хныкал всякий раз перед сном, требуя, чтоб чесала. Однажды дед застал эту картину. Экзекуция повторилась. В доме есть учебник английской грамматики, подписанный к печати (в Свердловском издательстве) 21 июня 1941 года. Не забыть (см.) |
| Yulya Fridman | 20:16, April 2nd 2002 |
| aculeata |
Разве синтаксис почти авторский. |
| Yulya Fridman | 21:31, April 2nd 2002 |
| aculeata |
Из Собрания Поэм Александра Андрюшкина, 10 (примерно) лет. И спустившись в подземелье Ужаснулся я, мой друг! Ведьмы смачно пили зелье, Гады ползали вокруг... Отвратительные твари С писком лезли из-под ног. Из бочонка гнойной гари Ухмылялся осьминог Скелет бренчал костями звонко, Танцуя мерзостный фокстротт. Упырь дожевывал ребенка Как будто это бутерброд Все эти гнусные виденья Вас могут превратить в животных Карлики и привиденья - Спутники рефлексов рвотных... Там я сгинул. И уныло Отправляюсь на погост. Всюду там лишь чьи-то рыла, И совсем не видно звезд. (А. Андрюшкин, 10 лет) |
| Yulya Fridman | 14:57, April 3rd 2002 |
| aculeata |
(1) ЗАЯЦ С ШОКОЛАДНЫМИ ЯЙЦАМИ (ценник товара) (2) БАРАНИНА ПТИЦА (вывеска) Не забыть все же записать мемуаров. |
| Yulya Fridman | 01:29, April 4th 2002 |
| aculeata |
Крюкообразность
Лучше я запишу про концерт Рады и Терновника, все равно столько в такие сроки успеть нельзя. Концерт был акустический, в клубе Оракул Бож. Бутылки, который был от метро гораздо ближе, чем в прошлый раз. Метро Новокузнецкая. Такое метро. Там была Рада, красивая, и еще у них красивая девушка на басу. Концерт был акустический. Были разные инструменты. Толстый человек с бородой, хороший, наверное, и еще человек, задвинутый в угол (так, что его не видно), были перкуссионисты. Они играли на интересных инструментах, какие, наверное, клеют душевнобольные на трудотерапии: корзиночки такие с сухими тараканами внутри, железная штука с раструбом. По большей части они не издают никаких звуков, только тихонько шуршат, если посреди песни падают со стула. Но был круглый кувшин, или кастрюля, вроде большой жопы, ее толстый человек иногда брал в руки и почесывал пальцем. Еще была девушка с огромной виолончелью. Виолончель -- это инструмент, на котором играют "Полет шмеля". Перкуссия отличная (правда). Рада как-то нежно пела, спокойно. Ей ставят в вину/ хвалят за претензии на фольклорность, но вот если снимать по этому делу мультфильм, то будут типичные японские ужасы, и даже (если б они были) китайские ужасы с таким ослепительно чистым женским пением и зверообразными превращениями. Нормальный призрак сажает дерево, оно вырастает, на нем цветочки, из них начинают созревать отрубленные головы, и тогда видно, что цветочки высовывают синий язык, и все головы, конечно, поют нежно и убедительно. Зверолюди кошмарные, ну типа ясно. Раньше я думала, что это все про войны за веру, хотя я и сейчас так думаю, но только это про бывшие традиции, где догматов уже не осталось, а сами верующие уже превратились в демонов (видимо, обожились, по своим понятиям, но смежные религии всегда соседей воспринимают иначе), говорить внятно не могут, и их мало. Рядом со мной сидела симпатичная девушка, такая доброжелательная вроде бы, мне понравилась. Кудряшки на голове, а может, и локоны. Один у нее был недостаток: с ней пришел какой-то человек, видимо, хахаль, который петь любит. Помню, что Рада, что Терновник, все мечтали сочинить такой хит, чтоб девочки в зале плакали и подхватывали тонкими голосами. Но все эти годы на моей памяти им подпевали только взрослые мужчины, причем обязательно сидевшие со мной по соседству. У нас в параллельном классе учился Андрей Желудев, до самого солидного возраста сохранивший способность петь тонким педерастическим сопрано. Одноклассник Т. Ш. Мисирпашаев старался ему во всем подражать. Однажды они вдвоем плыли в байдарке, и Т. Ш., желая скрасить однообразие пейзажа, пел "Крюкообразность" тонким педерастическим голосом. Навстречу шел в лодке мужик. Т. Ш. смутился и, не желая, чтобы его приняли за педераста, решил поздороваться -- как бы превратить дело в шутку. Он сказал "Добрый день," -- но от смущения забыл переменить регистр, так что вышло опять тонким педерастическим голосом, к тому же кокетливо. Это был самый ужасный день в его жизни, кажется. А Анчевский был почему-то злой. |
| Yulya Fridman | 19:11, April 4th 2002 |
| aculeata |
Национальный вопрос
по чему-л (подставить этнические особенности). Но не только как в американском анекдоте: In heaven --------- The police are British, the cooks are French, the lovers are Italian and it's all run by the Germans. In hell ------- The police are French, the cooks are British, the lovers are German and it's all run by the Italians. - (хотя и это не в последнюю очередь, кажется), а в порядке этической установки, как бы в противовес шовинизму. Механизм самоидентификации такой предлагается: "мы" -- не "лучшие" (фи!), но "особые". Это, наверное, потому, что нациям в либеральной доктрине места нету; со всех точек зрения, нация -- это формальность. С другой стороны, есть же они, и надо же что-то с ними делать. Большой имперский народ еще можно осадить, чтоб знал свое место, но как быть с претензиями т. н. национальных меньшинств? У тех-то больше всех гордости, и больше всех чувства национальной исключительности, но ведь их не обидишь. Национальные меньшинства -- какой-то полусубъект права, действительно, с ними шутки плохи. Надо перевести нац. вопрос в параисторическую, т. е. культурную область, а на сегодняшнем языке это значит -- связать с маркетингом. Возвращаемся к пресловутому анекдоту... А все из-за того, что нацменьшинства -- палка о двух концах. Придумали их для борьбы с "шовинизмом", а может быть, и с самой идеей нации как (более нежели собирательного) целого, как сверх-субъекта. И давно уже можно было бы совсем похоронить концепт "нация", если бы не меньшинства только, если бы не они. (Здесь личного характера семейные воспоминания, общего интереса не представляют и совсем к делу не относятся.) Отец рассказывал: "Когда я учился в школе, отец (дед М. Е.) со мной разговаривал мало. Почти совсем не разговаривал. Только к концу четверти, когда мама узнавала, что по какому-нибудь предмету у меня может быть четверка. Тогда он ставил меня между коленями и говорил: "Я тобой недоволен." Этого было достаточно. В конце войны и сразу во дворах московских домов развелся бытовой антисемитизм, пришел от немцев; раньше этого не было. Родители, во всяком случае, ничего такого не помнят. Я выходил на улицу, все катались на карусели или играли, а мне кричали: "Жид! Не будем с ним играть!" -- и не пускали кататься. Я плакал и бежал к маме, она выходила, говорила, чтобы меня взяли играть. Ее все очень любили. Меня поэтому принимали в игру, но в другой раз все начиналось снова. Об этом узнал отец, когда мне было лет восемь. Он мне сказал: "Ты все время жалуешься маме. Это не годится. Она из-за этого переживает. Ты уже большой. Ты здоровый. Ты крепкий. Если ты слышишь слово "жид" -- бей по морде. Ты не должен только бить тех, кто слабее тебя. Ты никогда не должен бить девочек." С тех пор я так и поступал каждый день десять лет подряд. История с жидовской мордой была, конечно, раньше -- тогда он мне ничего этого не успел сказать." (История с жидовской мордой. Дед М. Е., услышав крики, выглянул в окно и увидел, как его сын А. М. лет пяти стоит у помойки и, держа за длинный хвост что-то напоминающее дохлую крысу, возит упомянутым предметом по лицу девочки чуть постарше, обзывая ее при этом жидовской мордой. Девочка была русская, естественно: никаких кандидатов на звание ж. м., кроме моего отца, во всем дворе не было. Озверевший М. Е. высунулся в окно по пояс и заорал: "Иди домой!" -- разбив при этом красивую вазу, любимую бабушкину, подарок пациента, которого он удачно прооперировал. Отца тогда выдрали в очередной раз.) Записать еще: пионерский лагерь; взрослая история про аспиранта Колю Г. в ракетных войсках. |
| Yulya Fridman | 10:22, April 5th 2002 |
| aculeata |
птичий вопрос
Курицын просто еще наивнее чиновников младых, которые путем мучительных метафизических прозрений вдруг открыли, что Русская Идея -- это стелиться перед Начальством и получать за это метафизические блага (я не иронизирую, чиновники в очень большой степени бескорыстны, для них есть вещи подороже банальных денежных поощрений), а если оно, Начальство, желает сосать у Американского Старшего Брата, это вовсе не обидно, а это по-нашему, по-чиновничьи. Аппараты разных стран идеально поддаются глобализации: никакой почвы (по-хорошему, они должны бы располагаться под землей), а кровь у них чернильная. Вокруг и выше Курицына просто решили, что издавать Проханова -- хорошо. Он и пытается объяснить себе с помощью известных ему языковых конструкций, как это так вышло, что оно хорошо, а сам вроде не знает. Но он вообще сам по себе не знает, что хорошо, а что нет, ему типа неинтересно. |
| Yulya Fridman | 01:49, April 6th 2002 |
| aculeata |
Все разборки в Антарктиде: День Русской Нации
я внимательно читаю в ленте tipharethнеизменно, однако не решилась бы включить в друзья, потому что употребляю матерные выражения, и задеть боялась бы. Была на концерте в доме номер 150. Это был День Русской Нации. Там были различные пользователи, например, aqualungи stwolfнародности, про рок-журналистов, про радио "Свобода" и "БиБиСи" и про Вилли Пшеничного (с жаром обсуждая, есть у него волосы на голове или нет). Это все было потому, что концерт начался на час-полтора позже назначенного. "Новая сцена" называется не то клуб, не то творческое объединение, и представляет собой складское помещение, оборудованное под складское помещение со сценой, баром и туалетом. Акустика вполне соответствует. К микрофону вышел весьма ужратый человек в полуармейском пальто и что-то несколько раз сказал. Удалось расслышать только: "Здесь собрались настоящие фашисты..." Потом вышел нацбол, который всегда раньше распоряжался концертами, а теперь стал играть на басу -- забыла, как звать его -- и сказал, что сегодня День Русской Нации. Наверное, человек в пальто перед тем тоже это сказал. Все обрадовались. Кричали: "Слава России!" Нацбол этот поздравил с этим праздником всех "молодых буддистов" -- запомните, он сказал, мы теперь называемся молодые буддисты; на случай, если вас спросят, кто вы такие... Молодые буддисты кричали "Слава России", вытягивая руку в фашистском приветствии. Первыми выступали знакомые aqualungбодрыми перепевами из ранней ГО, кажется, две электрогитары и барабан, отличавшийся редким постоянством ритмических ходов (по-моему, одного). aqualungэта группа называется "Штаб-квартира". Надеюсь, ему понравилось. Первая песня была, кажется, о пользе самоуничтожения человеческой расы в результате ядерного катаклизма. Еще была песня о том, что сейчас повсюду выпадут кровавые бинты, как осенние листья, потому что кто-то получит пизды. Про войну. Больше не помню. Потом пришел Мишин и сказал в микрофон, что через пять минут будет "Кооператив Ништяк". Народ обрадовался. Выполз снова человек в пальто и, держась за микрофоны, сказал очень хорошую речь. Сейчас... он сказал, выступит Кооператив... Ништяк... и это настоящая российская группа... настоящая русская группа... для настоящих русских. Если кто не знает, это группа из Красноярска... (Потом он сказал, что Тюмень ему, как вторая родина -- наверное, кто-то его поправил насчет Красноярска.) "Я, -- он сказал, -- очень их уважаю. Я уважаю эту группу. И я хочу, чтобы вы все их уважали. Потому что это наша музыка, это настоящая русская музыка. Надо так уважать, чтобы уважать." Прочел речь и сам ушел. Отличный. А надо сказать, что Андрюшкин, как выяснилось в той же "Новой сцене", взял да и уехал в Тюмень. (Дорогой serg_aесли Вы это читаете, позвоните просто в Тюмень Андрюшкину -- как видите, Ваше поручение выполнить не удалось.) Рыбьяков играл с Мишиным. Вначале это было довольно ужасно: из двух гитар акустическую (Кюрваля) совсем не было слышно, а Мишин дико фонил (не по своей вине, такой уж был аппарат). Потом Кирилл взял электрогитару, и чего-то там настроили, и заиграло более или менее все. В отсутствие Андрюшкина аккомпанемент звучал весьма аскетично. (Зато мне ужасно понравилось, как потом Мишин играл с Сантимом лирическую песню про Дисциплину, злую королеву любви; жалею теперь, что не осталась послушать "Ожог". Мишин молодец иногда.) Песни были большей частью ностальгические, кроме Царевича. Хорошие. В какой-то момент Кюрваль сказал: "Следующую песню поем все!" Доктор Геббельс, давай сочиним Белый Блюз, натурально. Не то чтобы все, но более или менее. Потом было много хороших песен с "Памяти Дика". В общем, здорово, хоть и жаль, что без Андрюшкина -- а ведь хотели еще А. Чеснакова переманить. Объявили "Банду четырех". Мишин вышел к микрофону и попросил: "Зайдите кто-нибудь в бар, пригласите на сцену музыкантов. А то они там водкой накачиваются." Они, действительно, выпили, но не так чтоб не держаться на ногах -- однако, сразу не добрались. Тогда объявили Алину Витухновскую. Когда она еще ходила между рядами, aqualungпризнался, что Алина Витухновская его гипнотизирует. Я призналась, что она мне показалась гораздо симпатичнее, чем ее описывали: все, кто ее видел, почему-то говорили, что у нее мордоворот. aqualungслишком старой для своих лет, пояснив: "Все потому, что она сидела на фенамине." Так вот: и вправду мордоворот. Но так вначале неясно, а вот как со сцены читать начнет, что-то в ней искривляется, рот, что ли. Голос писклявый у поэтессы, читает по бумажке (кажется, это была газета "Лимонка"). Первое стихотворение начиналось словами "Как много левых среди правых". Очень много было про блядей и их лживые оргазмы. В одном стихотворении блядь убила мужчину. Еще была черная королева свастик (не блядь). В общем, это было ужасно. Зато потом к микрофону вышел Сантим. Он сказал: "Сегодня день русской нации. День русской нации, а не русского народа. Потому что русский народ надо ПИЗДИТЬ за его БЫДЛИЗМ. Действительно, -- он сказал, -- Россия -- это ВСЁ, а русский... это ништо." Сантим был пьян вполне, но он (как справедливо заметил stwolfтого, чтоб Витухновскую слушать) просто очень хороший человек, что совершенно очевидно глазами, хотя из текста вряд ли. Играли отлично, то есть, с таким звуком неважно, как играть, но Мишин действительно был местами прекрасен. Вдохновение, типа, да. Сантим еще в промежутках между песнями говорил о международном положении. Он сказал: "Что касается Палестины и Израиля, я считаю, туда нужно ввести войска ООН. Потому что заебали. ("Русские войска!" -- закричали с мест.) Там, традиционно, наши христианские святыни. А так, пока идут разборки, ни Вифлеема, ни Назарета не останется, будет вообще ништяк. Все разборки в Антарктиде!" Часть зала принялась скандировать: "Все разборки в Антарктиде! Все разборки в Антарктиде!" Когда пели лирические песни, барабанщик с басистом (вот тут-то и играл на басу пресловутый нацбол) уходили в бар. На "Россия для русских, Москва для москвичей!" -- разумеется, возвращались. Сантим спел ее, кажется, со многими импровизационными включениями, частушками разными; вместо "Москва для москвичей" пел иногда "иностранцы -- вон!" -- и тут же принимался скандировать: "Мы не любим иностранцев, иностранцы все засранцы!" Было две или три песни, которых я не слышала (неужто новые?), но и не запомнила. Тем временем между толкающимися и нервно подпрыгивающими панками в темных очках и в рясе ходил человек с длинными волосами, держался значительно. Иногда тоже немного подпрыгивал с загадочным видом. Я сразу решила, что это Иеромонах Григорий, любитель панк-рока и суицида. (А там ведь один человек, натурально, попилился консервным ножом. Девушка замотала ему руку носовым платком. Он ходил, вытянув вперед окровавленную ладонь, как призрак кретинизма, и со всеми здоровался. Всем было более или менее пофигу. Подошел человек и ко мне, постоял напротив и все пытался что-то сказать, но получалось только мычать. Понял, что сказать не сможет, взял у меня из руки зажженную сигарету и ушел ходить дальше.) После Банды Иеромонах Григорий вышел на сцену, и тут оказалось, что он никакой не Иеромонах, а Красавин, не Григорий, а Михаил, не любитель панк-рока, а поэт. И с суицидом не сошлось, к сожалению. Михаил Красавин читал стихи, рыча и жестикулируя, размахивая подолом -- вовсе это была не ряса -- размахивая, я хочу сказать, длинным черным пальто. Под ногами эротоманится Голый лед, эксгибиционист И так далее. Я ушла строфы через две, на строчках: Воздух Пахнет Девичьим Клитором! Поэтому и не смогла послушать "Ожог". Впрочем, давно надо было ехать домой, если не быть дома уже. Кстати, Алина Витухновская тоже обещала тыкаться членами желаний во что-то склизкое; как хотите, а что-то у нас с поэтами не в порядке. Хотя, что я могу в этом понимать. Пыталась перед уходом найти Акваланга, но не нашла, то есть, увидела, как он стоит в туалете с девушкой (если не с юношей); оба были одеты; я смутилась и ушла так. Но что-то было и дальше. |
| Yulya Fridman | 00:09, April 7th 2002 |
| aculeata |
|
| Yulya Fridman | 22:26, April 7th 2002 |
| aculeata |
И одно только слово твердит... |
| Yulya Fridman | 14:08, April 7th 2002 |
| aculeata |
Жил он бедно, бедный глист
(одна рифма мной подделана, то есть, я просто забыла). Эти стихи были вроде бы про Светлую Личность (он незнатной был породы, он возрос среди народа), но слова абсолютно другие. Жил он бедно, бедный глист, Никогда не знал пощады, Как живут исчадья ада В смрадной мгле своих гробниц. Видела, наверное, только первую серию о том, до чего героя довела среда. Это просто триллер какой-то. Старушка с вылезшими глазами, кошки, которых он тоже вешал, облезлые, какие-то раздавленные, овраг, куда бросали детей (оттуда тоже лезли кошки), герой сапогами бил какого-то человека. Еще один был человек надувной, но это он так мучился. Записала еще полторы строфы, но с большими лакунами, так неинтересно. Потом, когда доредактирую перевод, попробую восстановить. |
| Yulya Fridman | 16:59, April 7th 2002 |
| aculeata |
Качели
Гущин забрал у жены последние деньги и завтра  tiredCurrent music: C93 chernye zvezdy (2 replies) |
| Yulya Fridman | 19:11, April 7th 2002 |
| aculeata |
being in the phase space. Я не могу это прочесть иначе, чем "Находясь в фазовом пространстве, принято рассматривать траектории, указанные на рисунке." Что же, интересно, они могли бы иметь в виду. Дозвониться не получается, например, уже полчаса. На эти траектории принято смотреть так, как если бы они были в фазовом пространстве (а на самом деле они не в фазовом)? А почему бы это могло быть принято? Надоело. Хочу тоже в фазовое пространство. Что скажут, то и буду рассматривать. |
| Yulya Fridman | 23:02, April 8th 2002 |
| aculeata |
Как писать: developping или developing? Гугль дает одинаковое число страниц... |
| Yulya Fridman | 23:39, April 8th 2002 |
| aculeata |
Ползучесть
Больше не надо. В благодарность: знаете ли вы, как будет по-английски неустановившаяся ползучесть? transient creep. А ползучесть при облучении? Это совсем просто: radiation creep. А ползучесть, контролируемая переползанием дислокаций? Дураку ясно: dislocation climb controlled creep. Все, пошла работать. |
| Yulya Fridman | 02:06, April 9th 2002 |
| aculeata |
lenin.ru
Гущин проплатил lenin.ru, который должен ожить tired(0 replies) |
| Yulya Fridman | 02:40, April 9th 2002 |
| aculeata |
ЛЕНИН С НАМИ! Теперь еще Барсука выпускать... |
| Yulya Fridman | 03:04, April 9th 2002 |
| aculeata |
В туалете вода зеленая. Ядовито-салатовая. В ванной прозрачная пока вода, но, кажется, уже немного зеленоватая. Солнце вчера было белое, желтое и красное вечером. Не забыть. |
| Yulya Fridman | 14:22, April 9th 2002 |
| aculeata |
Сколько раз увидишь его, столько раз и убей Давнее выступление avromА вот стихи К. Симонова по сходному поводу. Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком Где ты, в люльке качаясь, плыл; Если дороги в доме том Тебе стены, печь и углы, Дедом, прадедом и отцом В нем исхоженные полы; Если мил тебе бедный сад С майским цветом, с жужаньем пчел И под липой сто лет назад Дедом вкопанный в землю стол; Если ты не хочешь, чтоб пол В твоем доме фашист топтал, Чтоб он сел за дедовский стол И деревья в саду сломал... Если мать тебе дорога - Тебя вскормившая грудь, Где давно уже нет молока, Только можно к щеке прильнуть, Если вынести нету сил, Чтоб фашист, к ней постоем встав, По щекам морщинистым бил, Косы на руку намотав; [...] Знай: никто ее не спасет, Если ты ее не спасешь; Знай: никто его не убьет, Если ты его не убьешь. И пока его не убил, Помолчи о своей любви, Край, где рос ты, и дом, где жил, Своей родиной не зови. Пусть фашиста убил твой брат, Пусть фашиста убил сосед, - Это брат и сосед твой мстят, А тебе оправданья нет. [...] Так хотел он, его вина, - Пусть горит его дом, а не твой, И пускай не твоя жена, А его пусть будет вдовой. Пусть исплачется не твоя, А его родившая мать, Не твоя, а его семья Понапрасну пусть будут ждать. Так убей же хоть одного! Так убей же его скорей! Сколько раз увидишь его, Столько раз и убей! Почему написано такое стихотворение в 41 году (без обсуждения -- сомнительных, ага -- литературных достоинств)? Читала в юности, что русским солдатам поначалу вроде бы непривычно было убивать человека. Массовое недоумение, как это я буду его убивать, он же идет на двух ногах, такой же, как я. Не последняя будто бы причина к тому, что русские войска отступали. И будто бы стихотворение, заучиваемое наизусть (а все его знали быстрей естественных сроков распространения), изменило и помогло: люди поняли, что -- значит, и им убивать. Стоять и блистать внушительно штыком, я его попугаю, а он и побежит, не получится. Авром живет на т. н. территориях; сколько он живет, столько и убивают вокруг него. У него есть представление о том, что с этим делать, которое он (а) по мере сил претворяет в жизнь; (б) неосознанно перифразируя стихотворение фронтового поэта К. Симонова, регулярно высказывает. Ему везет меньше, чем Симонову, потому что евреи тоже народ мирный, и потому, что военная пропаганда в СССР в 41 году работала, а сейчас работает только в Америке и у дружественных ей мусульман. (Отнюдь не призывая к этническим чисткам, я все же думаю, что у меня нет права распространяться на эту тему и по этому поводу.) |
| Yulya Fridman | 02:52, April 14th 2002 |
| aculeata |
gandony, zhivaya galka
(1)  angry(0 replies) |
| Yulya Fridman | 02:27, April 15th 2002 |
| aculeata |
Была Наташа. В Питер едем во второй половине (2 replies) |
| Yulya Fridman | 23:05, April 15th 2002 |
| aculeata |
(а оно, Вавилонская башня, размещенная правильно: среди других домов-призраков, в том же пространстве). Как будто лабиринт, и проходы в стене -- есть ложные, с аттракционами (м. б. рукотворные), а есть вроде бы настоящие. Человек открывает его с фонарем, прокладывает дорогу. Коридор этот наносят на карту. Но если его найти (чтобы сделать торную дорогу) по остывшим следам -- это тупик, он кончается прозрачной стеной, что-то вроде зеркала. Люди не понимают, что это зеркало, кажется, потому, что у них на самом деле нет задачи дойти до (страшного) места, или до света: они сами не знают, зачем пришли. Они пришли изучать. Зеркало не дает никакой информации, кроме бесконечного повторения. Ненавижу моду среди девочек садиться на прозак, обзаведшись диагнозом МДП (и подруг подсаживать). В Америке, кажется, не осталось знакомых, которых бы миновало; добралось и до моей сестры. Уж употребляли бы героин. Самое забавное объяснение, которое приходилось встречать: забота об окружающих. Вроде бы и резон есть, а с другой стороны, каково окружающим сочувственно выслушивать признания о чересчур тонкой и ранимой душевной организации. Добро бы один-два случая, а то целая эпидемия. |
| Yulya Fridman | 11:47, April 16th 2002 |
| aculeata |
Ne rabotaet
вернешься назад -- сплошные знаки вопроса. И ответить хорошим людям не получается. Ответ catherinaпомещаю здесь (потому что уже написала); остальное, увы. Первую весну из-за работы без амитрептилина. Ура! >Человек слаб. Человек, вообще, провальный проект. Отец мой, поговорив с сестрой по телефону, очень серьезно расспрашивал меня, как это все и что значит. Я рассказывала. Он выслушал и спросил (о прозаке): "Так что же, это все-таки наркотик?" -- "Нет, -- говорю: не дает эйфории и не вызывает привыкания." -- "А как же ты говоришь, что с него не слезают?" -- "А привыкают, -- говорю, -- по-человечески, как привыкают к комфорту. Ну, санузел, стиральная машина." -- "А, -- говорит, -- решают не делать волевого усилия. Зачем, казалось бы, когда можно..." -- "Ну да, -- говорю, -- вроде, так." Он сказал: "Ну да... это очень плохо. Хотя надо как-то уходить иногда. Я, -- говорит, -- всегда уходил в творчество." (Это он имеет в виду астрофизику.) И стал говорить всякие родительские слова о пользе науки и спорта, те самые, которых дети никогда не слушают, поэтому я не запомнила. Но вообще, это -- другое поколение. А предыдущее было еще круче. Я Вас люблю. |
| Yulya Fridman | 14:40, April 16th 2002 |
| aculeata |
Миша Вербицкий про Львовского и Ольшанского
Львовский говорит: в 1990-е была НОРМА. Публиковали Фанайлову, Славникову и Лавут. В рецензируемых изданиях обсуждали Дмитриева, Бутова и Слаповского. А теперь новоявленные мерзавцы покушаются на НОРМУ и публикуют Проханова, до того омерзительного, что Львовский его даже не читал. И что в 1990-х человека, посмевшего упомянуть Бондаренко в журнальной статье, больше нигде бы не опубликовали никогда - а ныне ОДНА ИЗ ДВУХ РЕЦЕНЗИРУЮЩИХ ГАЗЕТ Осмелилась Упомянуть на своих страницах Самого Проханова. [...] Вот Ольшанский: http://www.russ.ru/krug/20020415_olshan.html Львовский раньше был НОРМА, а теперь не НОРМА, теперь НОРМА это Дмитрий Быков. Если таким как Львовский дать волю, непременно ...верх возьмут телепаты, буддисты, спириты, препараты, фрейдисты, неврологи, психопаты. Кайф, состояние эйфории, диктовать нам будет свои законы. Наркоманы прицепят себе погоны. Шприц повесят вместо иконы Спасителя и Святой Марии. [...] Пойдите и найдите 4 различия. |
| Yulya Fridman | 15:14, April 17th 2002 |
| aculeata |
О моралистах
Моралист, в соответствии с Юнгом, человек тайных (14 replies) |
| Yulya Fridman | 02:33, April 18th 2002 |
| aculeata |
полезных ископаемых, то наша земля взорвется. |
| Yulya Fridman | 11:38, April 20th 2002 |
| aculeata |
литературный секретать, писавший от лица Мамлеева ред. Проскурину, будет иметь серьезные проблемы со здоровьем, пока не раскается (публично). Живо напоминает методы Галереи Гельмана в борьбе с Призраком Коммунизма, а также вошедшую в историю практику III отделения. Мы не любим этого, нет. P.S. А чем черт не шутит, ну как они сделают человека из этого пользователя, в конце концов. Бросовый карьеристишка, испытав на своей шкуре настоящую мерзопакостность [либ. сволочья] некоего окружения, пострадает и откроется трансцендентному. Мы знали такие трансформации. P.P.S. А labas |
| Yulya Fridman | 19:41, April 22nd 2002 |
| aculeata |
болезнью. Приходили красивые девушки; встретила у двери и сразу же послала к К--едину, согласно дружескому уговору, потому что не могла их принять. К--един, опоздав на один самолет, прибыл на другом как раз вовремя. В ответ на комплименты *** неприятно пошутила: "Такие красивые, достались не тебе, а К--едину. Мы прекрасно провели время," -- говорит. Что же, не привыкать. Знаете ли вы, что такое любовь или дружба? Любви вообще нет никакой, и даже никакой в этом нет соблазнительной приятности, а дружба, это говно. Это когда тебе делают гадости, а ты терпишь. Подруги с мужьями пытались приходить. Нет, спасибо. И так друзья приходят с женами или, хуже, с любовницами, почему-то именно любовницы в последнее время на редкость некрасивые, лучше сказать никакие. Расплывшийся бочонок бездарности, пахнет пивом, потом и дезодорантом. Бойко хохочет и бойко поддакивает. Видимо, чем сильнее "взрослеет" человек -- то есть, мещанеет, а нет ведь ничего хуже интеллигентского мещанства, жвачного, тепленького, как кусочек компоста -- тем неотвратимее в конце накроет бочонком. Один (я знаю) мог бы сношаться (и вообще, вот это, любовь) с красавицей, умной, совсем молоденькой, а вот на тебе, выбрал бочонок; но и красавица уже нашла себе другого, конечно, мужчину, конечно, будет теперь глупая и счастливая. Всякий отдельный человек это тоска и дрянь. Любовь говно, наука -- рутина, либо индустрия, либо шарлатанство (островки не считаются). Это потому, что звезды все пересчитаны. Надо уходить, спасаться, пока не поздно; нельзя, чтобы случалось только то, о чем знаешь заранее. |
| Yulya Fridman | 01:36, April 24th 2002 |
| aculeata |
Алсу
Отвечу непременно на все комментарии, здесь  sick(2 replies) |
| Yulya Fridman | 15:36, April 25th 2002 |
| aculeata |
Отгадать 5 стихотворений Гумилева Как забавлялись раньше, смешала пять оригинальных стихов (Гумилева) с пятью фальшивками. Желающие могут попробовать различить. Спрашивая у Яндекса, не трудитесь сообщать о результатах, а честные догадки приветствуются здесь. От них мне польза. Билеты у нас с 7 мая, видимо, по 11 -- то есть, в Ленинград -- parfбросила ради параходиков, так что остались арийская красавица Наташа, kaledinувидеть моих художников, Горчева&Co, Сап-са-дэ с семейством; во всяком случае, приобрести полезных в хозяйстве покемонов. Еще кто-то симпатичный мне писал, что будто бы едет на те же сроки, помнится. Будем рады увидеть всех, кто нас любит, но только очень страстно, потому что времени мало, а мы будем болтаться, как цветок жопа в трубе, что ли -- было такое крылатое выражение. 1. Осень Оранжево-красное небо... Порывистый ветер качает Кровавую гроздь рябины. Догоняю бежавшую лошадь Мимо стекол оранжереи, Решетки старого парка И лебединого пруда. Косматая, рыжая, рядом Несется моя собака, Которая мне милее Даже родного брата, Которую буду помнить, Если она издохнет. Стук копыт участился, Пыль все выше. Трудно преследовать лошадь Чистой арабской крови. Придется присесть, пожалуй, Задохнувшись, на камень Широкий и плоский, И удивляться тупо Оранжево-красному небу, И тупо слушать Кричащий пронзительно ветер. 2. Утешение Кто лежит в могиле, Слышит дивный звон. Самых белых лилий Чует запах он. Кто лежит в могиле, Видит вечный свет, Серафимских крылий Переливный снег. Да, ты умираешь, Руки холодны, И сама не знаешь Неземной весны. Но идешь ты к раю По моей мольбе. Это так, я знаю, Я клянусь тебе. 3. Лабиринт Сквозь туман томительных наречий Я совсем не знал, куда иду, Только слышал голос человечий, Кто-то шел, и тоже был в бреду. От любовной муки содрогаясь, К тонким пальцам в темноте приник, "Ах, соперник счастлив!" -- вынет зависть Жаждою размоченный язык. Так, другой, и третий сон, и снова В лабиринтах сумрачных теней Только отблеск света, отзвук слова, Очертанья глаже и бледней. То был мир, другого я не ведал, Я не знал, я был ему под стать, И тоске моей в тумане бреда Не умел я даже имя дать. Но однажды в темноте творенья Вспыхнул луч, и я раскрыл глаза, Встретив боль внезапного прозренья, И туман распался, как роса. Кто я был? Неловкое созданье, И влекло меня сквозь лабиринт Смутное нелепое желанье, Темное, слепое, как инстинкт. Что ж теперь? лечу, покинув плен мой, Круг за кругом, крылья бьют сильней, Мне в лицо глядит Лицо Вселенной С жуткою улыбкою своей. 4. Сон Застонал я от сна дурного И проснулся, тяжко скорбя. Снилось мне -- ты любишь другого И что он обидел тебя. Я бежал от моей постели, Как убийца от плахи своей, И смотрел, как тускло блестели Фонари глазами зверей. Ах, наверно таким бездомным Не блуждал ни один человек В эту ночь по улицам темным, Как по руслам высохших рек. Вот стою перед дверью твоею, Не дано мне иного пути, Хоть я знаю, что не посмею Никогда в эту дверь войти. Он обидел тебя, я знаю, Хоть и было это лишь сном, Но я все-таки умираю Пред твоим закрытым окном. 5. Клетка Когда я смотрю на твои тонкие руки, Я думаю о тонких, неприметных стеблях, Голых, без листьев, сухих и зеленых, На которых натянута тонкая паутина, Ее можно увидеть, если глядеть искоса, одним глазом, Ее слегка тревожит кроткий цветочный ветер, В ней, угодив случайно, моя душа едва шевелит крылом. Когда я смотрю на твои тонкие губы, Я думаю о способах сказать "нет", говоря "да", И обмануть, потому что это все-таки было "да", а не "нет", И заплутать в двух соснах, ведь вторая -- но здесь только зеркало, Глядя мимо него, замечаешь, что нет и первой, А есть лишь беспредметный спор двух зеркал О сущности беспредметности, или о чем-то ином. Так, потерявшись в лабиринте всех отражений, Путник вздыхает: полно, была ли дорога, А двойники идут мимо, и слышно эхо шагов. Когда я хочу заглянуть в твое сердце, Которое бьется, как тонкий фарфор, с удивительным звоном, Невнятным грубому слуху, и рядом не дрогнут струны, Когда я хочу заглянуть в твое сердце, я вижу Тонкие прутья покрытой золотом клетки, Построенной, верно, для какого-нибудь дивного зверя. И я теряюсь в догадках -- была ли у него шкура В пятнах, пестрей дорогих ковров персидской работы, Злые клыки и великолепные когти, Или рог в продолженье неуклюжего носа, И массивные ноги, или невероятные перья: Изумруд, коралл, и клюв из двух половинок? И мне жаль думать, что он, может быть, умер, И если даже выбрался на свободу, Так одиноко смотреть на опустевшую клетку, И отводить взгляд, и думать, что это случайность. 6. Дорога Я видел пред собой дорогу В тени раскидистых дубов, Такую милую дорогу Вдоль изгороди из цветов. Смотрел я в тягостной тревоге, Как плыл по ней вечерний дым, И каждый камень на дороге Казался близким и родным. Но для чего идти мне ею? Она меня не приведет Туда, где я дышать не смею, Где милая моя живет. Когда она родилась, ноги В железо заковали ей, И стали чужды ей дороги В тени склонившихся ветвей. Когда она родилась, сердце В железо заковали ей, И та, которую люблю я, Не будет никогда моей. 7. Итальянская шкатулка Друг мой милый, друг мой верный, Потерпи, скажу вот-вот, Отчего мой голос скверный Над заброшенной таверной Песню скорбную поет. Бледный зной атласной кожи, Жаркий шепот мне дороже, Чем наследство от отца. Я наследство пропил тоже, Пропил ключик от ларца. Мы с тобой сидим, как совы, Ничего не видно тут, Наши тени невесомы, А соседи нам масоны, Злую тайну стерегут. Жгут они чужого бога, Бог ругается, ворча, Придвигайся, недотрога, Пожалей меня немного, След оставлю у плеча. Нет, скажу другое слово, Ничего не утаю: Запирают на засовы Духа страшного, чужого, Многорукую свинью. Той свиньи больные дети... Нет? Ну что ж, я, верно, лгу, Нет умней тебя на свете, Слаще губ -- а я уж метил, Обмануть тебя могу! Слушай правду, как ни горько, Как ни скорбно правду знать. У масонов тайна только В том, чтоб тайну укрывать. Поцелуй меня опять! Есть неведомая сила Родом из иных миров... Все, что в этом мире было -- Отзвук, эхо, да могила Невозможных, вечных слов. Что ты в этом мире спрячешь? Только тень, и сон, и страх, Хоть душой живой заплатишь, Все далеко не ускачешь На козле о двух ногах. Что же слезы? друг мой бедный, Не погубишь, не любя. Не терял я ключик медный, Вот и ларчик мой заветный, В нем все тайны для тебя. 8. Невеста-оборотень Брат мой служит при перевозах, В доме рис едят без червей, Шелк бежит, послушный, как воздух, По плечам его дочерей. У меня онемеют руки, Как снесу весь хворост на холм. В доме нет у меня подруги, Не прокормимся мы вдвоем. Но живет под холмом, я знаю, Черепаха, моя родня. Служат ей все рыбы Китая, И одна влюблена в меня. И когда луна расцветает Белым лотосом над рекой, Рыба на берег выползает, Выползает совсем другой. Распускает черные косы И идет уж на двух ногах На пустынные перевозы, Оскользается впопыхах. И, усевшись на гладком камне Под звенящей круглой луной, Говорит: хочет быть близка мне, Хочет сделаться мне женой. Под луной она сможет выплыть, И недолго ей ждать меня: Небольшой с меня спросит выкуп Черепаха, моя родня. И отец мой будет доволен: Сын женат, живет под холмом. Если летом не будет болен, Он придет погостить в мой дом. 9. Пьяный студент "Ноги, руки в беспорядке, Шеи самых длинных змей, Жест прощания в перчатке, Тени черных Саломей, Надо мной вздымает ветки Злое дерево-дракон, Страшных призраков объедки Здесь лежат со всех сторон. Голова в гончарной лавке, Уши-крылья, нос трубой, Шея стянута удавкой, Молча шлепает губой, А ухмылка мне знакома! Чу! Товарищ; ну, вставай!" -- Но собака возле дома Поднимает хриплый лай, И слуга в домашнем платье Заплутавших палкой бьет, И на помощь божью матерь Святотатственно зовет. 10. У цыган Толстый, качался он, как в дурмане, Зубы блестели из-под хищных усов, На ярко-красном его доломане Сплетались узлы золотых шнуров. Струна... и гортанный вопль... и сразу Сладостно так заныла кровь моя, Так убедительно поверил я рассказу Про иные, родные мне края. Вещие струны -- это жилы бычьи, Но горькой травой питались быки, Гортанный голос -- жалобы девичьи Из-под зажимающей рот руки. Пламя костра, пламя костра, колонны Красных стволов и оглушительный гик, Ржавые листья топчет гость влюбленный, Кружащийся в толпе бенгальский тигр. Капли крови текут с усов колючих, Томно ему, он сыт, он опьянел, Ах, здесь слишком много бубнов гремучих, Слишком много сладких, пахучих тел. Мне ли видеть его в дыму сигарном, Где пробки хлопают, люди кричат, На мокром столе чубуком янтарным Злого сердца отстукивающим такт? Мне, кто помнит его в струге алмазном, На убегающей к творцу реке, Грозою ангелов и сладким соблазном С кровавой лилией в тонкой руке? Девушка, что же ты? Ведь гость богатый, Встань перед ним, как комета в ночи, Сердце крылатое в груди косматой Вырви, вырви сердце и растопчи. Шире, все шире, кругами, кругами Ходи, ходи и рукой мани, Так пар вечерний плавает лугами, Когда за лесом огни и огни. Вот струны -- быки и слева и справа, Рога их -- смерть и мычанье -- беда, У них на пастбище горькие травы, Колючий волчец, полынь, лебеда. Хочет встать, не может... камень зубчатый, Зубчатый кремень, как гортанный крик, Под бархатной лапой, грозно подъятой, В его крылатое сердце проник. Рухнул грудью, путая аксельбанты. Уже ни пить, ни смотреть нельзя, Засуетились официанты, Пьяного гостя унося. Что ж, господа, половина шестого? Счет, Асмодей, нам приготовь! Девушка, смеясь, с полосы кремневой Узким язычком слизывает кровь. |
| Yulya Fridman | 21:22, April 25th 2002 |
| aculeata |
Предположим, некто закрыл мне доступ в свой дневник, в котором находится мой комментарий. В ответ на этот комментарий уже не первый день приходят письма в режиме спама. Что делают в таких случаях, пишут ябеду содержателям livejournal? Или уже на содержателей? Чем последнее, конечно, проще присылку по почте отключить. |
| Yulya Fridman | 11:34, April 26th 2002 |
| aculeata |
Но это ничего не меняет, вообще говоря. |
| Yulya Fridman | 03:53, April 26th 2002 |
| aculeata |
Козлы
Козлы. tired(0 replies) |
| Yulya Fridman | 04:01, April 26th 2002 |
| aculeata |
Все сегодня вечером пишут нам: "Дорогая" tired(0 replies) |
| Записи 0-34 (April 2002) | 0-34 | 35-44 | |
|
[ Aculeata's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Aculeata |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
