Отгадать 5 стихотворений Гумилева
Как забавлялись раньше, смешала пять оригинальных
стихов (Гумилева) с пятью фальшивками. Желающие могут
попробовать различить. Спрашивая у Яндекса, не трудитесь
сообщать о результатах, а честные догадки приветствуются
здесь. От них мне польза. Билеты у нас с 7 мая, видимо,
по 11 -- то есть, в Ленинград --
![[info]](../../../img/userinfo.gif)
parf нас
бросила ради параходиков, так что остались арийская
красавица Наташа,
kaledin и в. п. Я сама хочу
увидеть моих художников, Горчева&Co, Сап-са-дэ с семейством;
во всяком случае,
приобрести полезных в хозяйстве
покемонов.
Еще кто-то симпатичный мне писал, что будто бы едет на те же
сроки, помнится. Будем рады увидеть всех, кто нас любит, но
только очень страстно, потому что времени мало, а мы будем
болтаться, как цветок жопа в трубе, что ли -- было такое
крылатое выражение.
1. Осень
Оранжево-красное небо...
Порывистый ветер качает
Кровавую гроздь рябины.
Догоняю бежавшую лошадь
Мимо стекол оранжереи,
Решетки старого парка
И лебединого пруда.
Косматая, рыжая, рядом
Несется моя собака,
Которая мне милее
Даже родного брата,
Которую буду помнить,
Если она издохнет.
Стук копыт участился,
Пыль все выше.
Трудно преследовать лошадь
Чистой арабской крови.
Придется присесть, пожалуй,
Задохнувшись, на камень
Широкий и плоский,
И удивляться тупо
Оранжево-красному небу,
И тупо слушать
Кричащий пронзительно ветер.
2. Утешение
Кто лежит в могиле,
Слышит дивный звон.
Самых белых лилий
Чует запах он.
Кто лежит в могиле,
Видит вечный свет,
Серафимских крылий
Переливный снег.
Да, ты умираешь,
Руки холодны,
И сама не знаешь
Неземной весны.
Но идешь ты к раю
По моей мольбе.
Это так, я знаю,
Я клянусь тебе.
3. Лабиринт
Сквозь туман томительных наречий
Я совсем не знал, куда иду,
Только слышал голос человечий,
Кто-то шел, и тоже был в бреду.
От любовной муки содрогаясь,
К тонким пальцам в темноте приник,
"Ах, соперник счастлив!" -- вынет зависть
Жаждою размоченный язык.
Так, другой, и третий сон, и снова
В лабиринтах сумрачных теней
Только отблеск света, отзвук слова,
Очертанья глаже и бледней.
То был мир, другого я не ведал,
Я не знал, я был ему под стать,
И тоске моей в тумане бреда
Не умел я даже имя дать.
Но однажды в темноте творенья
Вспыхнул луч, и я раскрыл глаза,
Встретив боль внезапного прозренья,
И туман распался, как роса.
Кто я был? Неловкое созданье,
И влекло меня сквозь лабиринт
Смутное нелепое желанье,
Темное, слепое, как инстинкт.
Что ж теперь? лечу, покинув плен мой,
Круг за кругом, крылья бьют сильней,
Мне в лицо глядит Лицо Вселенной
С жуткою улыбкою своей.
4. Сон
Застонал я от сна дурного
И проснулся, тяжко скорбя.
Снилось мне -- ты любишь другого
И что он обидел тебя.
Я бежал от моей постели,
Как убийца от плахи своей,
И смотрел, как тускло блестели
Фонари глазами зверей.
Ах, наверно таким бездомным
Не блуждал ни один человек
В эту ночь по улицам темным,
Как по руслам высохших рек.
Вот стою перед дверью твоею,
Не дано мне иного пути,
Хоть я знаю, что не посмею
Никогда в эту дверь войти.
Он обидел тебя, я знаю,
Хоть и было это лишь сном,
Но я все-таки умираю
Пред твоим закрытым окном.
5. Клетка
Когда я смотрю на твои тонкие руки,
Я думаю о тонких, неприметных стеблях,
Голых, без листьев, сухих и зеленых,
На которых натянута тонкая паутина,
Ее можно увидеть, если глядеть искоса,
одним глазом,
Ее слегка тревожит кроткий цветочный ветер,
В ней, угодив случайно,
моя душа едва шевелит крылом.
Когда я смотрю на твои тонкие губы,
Я думаю о способах сказать "нет", говоря "да",
И обмануть, потому что это все-таки было "да",
а не "нет",
И заплутать в двух соснах, ведь вторая --
но здесь только зеркало,
Глядя мимо него, замечаешь, что нет и первой,
А есть лишь беспредметный спор двух зеркал
О сущности беспредметности, или о чем-то ином.
Так, потерявшись в лабиринте всех отражений,
Путник вздыхает: полно, была ли дорога,
А двойники идут мимо, и слышно эхо шагов.
Когда я хочу заглянуть в твое сердце,
Которое бьется, как тонкий фарфор,
с удивительным звоном,
Невнятным грубому слуху, и рядом
не дрогнут струны,
Когда я хочу заглянуть в твое сердце, я вижу
Тонкие прутья покрытой золотом клетки,
Построенной, верно, для какого-нибудь дивного зверя.
И я теряюсь в догадках -- была ли у него шкура
В пятнах, пестрей дорогих ковров персидской работы,
Злые клыки и великолепные когти,
Или рог в продолженье неуклюжего носа,
И массивные ноги, или невероятные перья:
Изумруд, коралл, и клюв из двух половинок?
И мне жаль думать, что он, может быть, умер,
И если даже выбрался на свободу,
Так одиноко смотреть на опустевшую клетку,
И отводить взгляд, и думать, что это случайность.
6. Дорога
Я видел пред собой дорогу
В тени раскидистых дубов,
Такую милую дорогу
Вдоль изгороди из цветов.
Смотрел я в тягостной тревоге,
Как плыл по ней вечерний дым,
И каждый камень на дороге
Казался близким и родным.
Но для чего идти мне ею?
Она меня не приведет
Туда, где я дышать не смею,
Где милая моя живет.
Когда она родилась, ноги
В железо заковали ей,
И стали чужды ей дороги
В тени склонившихся ветвей.
Когда она родилась, сердце
В железо заковали ей,
И та, которую люблю я,
Не будет никогда моей.
7. Итальянская шкатулка
Друг мой милый, друг мой верный,
Потерпи, скажу вот-вот,
Отчего мой голос скверный
Над заброшенной таверной
Песню скорбную поет.
Бледный зной атласной кожи,
Жаркий шепот мне дороже,
Чем наследство от отца.
Я наследство пропил тоже,
Пропил ключик от ларца.
Мы с тобой сидим, как совы,
Ничего не видно тут,
Наши тени невесомы,
А соседи нам масоны,
Злую тайну стерегут.
Жгут они чужого бога,
Бог ругается, ворча,
Придвигайся, недотрога,
Пожалей меня немного,
След оставлю у плеча.
Нет, скажу другое слово,
Ничего не утаю:
Запирают на засовы
Духа страшного, чужого,
Многорукую свинью.
Той свиньи больные дети...
Нет? Ну что ж, я, верно, лгу,
Нет умней тебя на свете,
Слаще губ -- а я уж метил,
Обмануть тебя могу!
Слушай правду, как ни горько,
Как ни скорбно правду знать.
У масонов тайна только
В том, чтоб тайну укрывать.
Поцелуй меня опять!
Есть неведомая сила
Родом из иных миров...
Все, что в этом мире было --
Отзвук, эхо, да могила
Невозможных, вечных слов.
Что ты в этом мире спрячешь?
Только тень, и сон, и страх,
Хоть душой живой заплатишь,
Все далеко не ускачешь
На козле о двух ногах.
Что же слезы? друг мой бедный,
Не погубишь, не любя.
Не терял я ключик медный,
Вот и ларчик мой заветный,
В нем все тайны для тебя.
8. Невеста-оборотень
Брат мой служит при перевозах,
В доме рис едят без червей,
Шелк бежит, послушный, как воздух,
По плечам его дочерей.
У меня онемеют руки,
Как снесу весь хворост на холм.
В доме нет у меня подруги,
Не прокормимся мы вдвоем.
Но живет под холмом, я знаю,
Черепаха, моя родня.
Служат ей все рыбы Китая,
И одна влюблена в меня.
И когда луна расцветает
Белым лотосом над рекой,
Рыба на берег выползает,
Выползает совсем другой.
Распускает черные косы
И идет уж на двух ногах
На пустынные перевозы,
Оскользается впопыхах.
И, усевшись на гладком камне
Под звенящей круглой луной,
Говорит: хочет быть близка мне,
Хочет сделаться мне женой.
Под луной она сможет выплыть,
И недолго ей ждать меня:
Небольшой с меня спросит выкуп
Черепаха, моя родня.
И отец мой будет доволен:
Сын женат, живет под холмом.
Если летом не будет болен,
Он придет погостить в мой дом.
9. Пьяный студент
"Ноги, руки в беспорядке,
Шеи самых длинных змей,
Жест прощания в перчатке,
Тени черных Саломей,
Надо мной вздымает ветки
Злое дерево-дракон,
Страшных призраков объедки
Здесь лежат со всех сторон.
Голова в гончарной лавке,
Уши-крылья, нос трубой,
Шея стянута удавкой,
Молча шлепает губой,
А ухмылка мне знакома!
Чу! Товарищ; ну, вставай!" --
Но собака возле дома
Поднимает хриплый лай,
И слуга в домашнем платье
Заплутавших палкой бьет,
И на помощь божью матерь
Святотатственно зовет.
10. У цыган
Толстый, качался он, как в дурмане,
Зубы блестели из-под хищных усов,
На ярко-красном его доломане
Сплетались узлы золотых шнуров.
Струна... и гортанный вопль... и сразу
Сладостно так заныла кровь моя,
Так убедительно поверил я рассказу
Про иные, родные мне края.
Вещие струны -- это жилы бычьи,
Но горькой травой питались быки,
Гортанный голос -- жалобы девичьи
Из-под зажимающей рот руки.
Пламя костра, пламя костра, колонны
Красных стволов и оглушительный гик,
Ржавые листья топчет гость влюбленный,
Кружащийся в толпе бенгальский тигр.
Капли крови текут с усов колючих,
Томно ему, он сыт, он опьянел,
Ах, здесь слишком много бубнов гремучих,
Слишком много сладких, пахучих тел.
Мне ли видеть его в дыму сигарном,
Где пробки хлопают, люди кричат,
На мокром столе чубуком янтарным
Злого сердца отстукивающим такт?
Мне, кто помнит его в струге алмазном,
На убегающей к творцу реке,
Грозою ангелов и сладким соблазном
С кровавой лилией в тонкой руке?
Девушка, что же ты? Ведь гость богатый,
Встань перед ним, как комета в ночи,
Сердце крылатое в груди косматой
Вырви, вырви сердце и растопчи.
Шире, все шире, кругами, кругами
Ходи, ходи и рукой мани,
Так пар вечерний плавает лугами,
Когда за лесом огни и огни.
Вот струны -- быки и слева и справа,
Рога их -- смерть и мычанье -- беда,
У них на пастбище горькие травы,
Колючий волчец, полынь, лебеда.
Хочет встать, не может... камень зубчатый,
Зубчатый кремень, как гортанный крик,
Под бархатной лапой, грозно подъятой,
В его крылатое сердце проник.
Рухнул грудью, путая аксельбанты.
Уже ни пить, ни смотреть нельзя,
Засуетились официанты,
Пьяного гостя унося.
Что ж, господа, половина шестого?
Счет, Асмодей, нам приготовь!
Девушка, смеясь, с полосы кремневой
Узким язычком слизывает кровь.
