* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

В этом доме, как сны золотые. . .

* * *

И вспыхнул гордый храм, как факел погребальный,
И не угас еще доныне этот свет.
А в ту же ночь другой безумец гениальный. . .

* * *

Ах, надолго ль это счастье ? . .
Не умчались бы, как сон,
Эти грезы самовластья
И пустых бахвалов звон . . .
(Из обновленного репертуара Вяльцевой).

* * *

Скажи мне, ветка Палестины:
Каких холмов, какой долины?

Повремени, дай лечь мне в гроб,
Тогда ступай себе с Мазепой
Мои подвалы разрывать. . .

* * *

Увижу ль я, друзья, народ освобожденный
И рабство падшее по манию Царя?
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли, наконец, прекрасная заря?

* * *

* * *

Здесь Я владею и люблю. . .

Окружая пьедестал . . .

* * *

* * *

[*] Этот псевдоним А.В. позаимствовал у деда, Андрея Яковлевича Стороженко (8 марта 1791 4 июля 1858), тайного советника, сенатора, долго находившегося на государственной службе в Варшаве (и бывшего при Паскевиче министром внутренних и духовных дел). Андрей Яковлевич живо интересовался историей Малороссии и был собирателем рукописей, относящихся к ней. Издал под псевдонимом книжку Мысли малороссiянина по прочтенiи повестей пасичника Рудаго-Панька, изданныхъ имъ въ книжке подъ заглавiемъ: Вечера на хуторе близъ Диканьки и рецензiй на оныя Андрiя Царыннаго (СПб., тип. Н. Греча, 1832). В ней А. Я. высоко оценивал Гоголя, но пенял ему за неточное изображение обычаев и говоров малорусского народа. Псевдоним Андрия Царынного и будет в 1925 году использован внуком А. Я.

Бывало русскаго духа и слыхом не слыхано и видом не видано, а нынче русский дух и в глаза вертит.

          Русская Сказка.

Существует [] миллион определений того, что такое культура. [] наиболее широким будет вот какое: культура это совокупность действенных подчеркиваю: действенных! методик переплавки животных желаний в человеческие. То есть желаний, связанных с непосредственными задачами биологического выживания, в желания, как бы отвлеченные от мира сего. Не только пожрать вкуснее всех, но и, например, создать статую, красивее которой не видел свет... И так далее. (Рыбаков)

Заглянул по ссылке и вот вам, пожалуйста: Львин. Жив курилка. Кажется все таков же и, как английский газон, ничуть не переменился. Живо вспомнились его статьи, которые я где-то читал (у Сапова?) не ради экономизма, разумеется, это всё наносное, но как яркий психологический документ.

Любопытно, если бы Львин жил в начале XX века, кем бы он стал? Радикал-меньшевиком? Бундовцем (небольшая, но ниша там была)? Вряд ли кадетом: это благоумеренное течение пришлось бы ему не по вкусу (разве что каким-нибудь ультралевым кадетом, но и то ненадолго). По аналогии с ближайшим по психической конституции известным лицом можно полагать, что скорее всего членом РСДРП(м), не ассоциированным устойчиво ни с никакой российской группой ибо все они ему бы не нравились как чересчур догматичные и симпатизирующим Розе Люксембург и Либкнехту.

Другой пример, в котором нащупываются некоторые аналогии Курт Тухольский. (Под Wir Negativen, конечно, Львин того времени если бы и не подписался, то лишь потому, что счел бы ее слишком детской и недостаточно радикальной). Тухольскому же ближе всего был коммунизм, и в KPD он не вступил лишь потому, что она казалась ему слишком правой, недостаточно радикальной организацией. (А Либкнехта с Розой к тому времени уже не было.)

Либерталианство это, конечно, туфта, подставка. Думаю, Львин и сам чувствует, что оно неадекватно отражает его психологический строй. Просто, декорума получше на то время (и пока еще) не нашлось. Чувствуется, однако, что либераталианство его теснит, не дает натуре разгуляться как следует, и что местами либерталианская одёжка трещит по швам от резких движений и напряжения психологических мускулов. (Примерно как Троцкому был тесен чересчур консервативный большевизм, без трудармий и военного коммунизма).

Если призакрыть глаза и отрешиться от мелочей, то видится сцена: еврей в русской рубашке, расшитой лебедями и перпоясанной пояском, налево и направо крушит топором всё, что попадется под руку. Ибо либерталианство, конечно, для Львина представляет ценность прежде всего как топор, пригодный для рубки нееврейской социальности (рассматриваемой как нечто ограничивающее и теснящее личность), остальные же его функции второстепенны, если не вообще эпифеноменальны.

(Между прочим, стилистика Львина совершенно библейская: так и видится ветхозаветный пророк, изрыгающий языки пламени. Как подмечено у Гиндуса, риторическая методика древних еврейских пророков идеально прилегает к радикальным облачениям, неважно, сознательно или бессознательно это происходит. У еврейского пророка много общего с современным радикализмом. Оба презирают грешника. Оба безжалостны к нераскаянному врагу. Пророки непрестанно изрыгают угрозы и проклятия [] так же, как и современный радикал, хотя он делает это пользуясь собственной терминологией, более грубой, ядовитой и злобной, чем его древние праотцы, а также менее грозной и менее величественной. Не факт, что сам Львин сознает этническую окраску своей стилистики.)

В психологии такой характер называется инверсно-авторитарным типом личности, этнически модулированный подтип, кажется протеевской (а не жесткой) разновидности.

Новая Левая такими кишела. Отличается стремлением к власти и доминированию над другими людьми, жаждой контроля над ними (как правило, нерефлектируемой). Соответственно, агрессивностью и нетерпимостью к уклоняющимся от избранной ортодоксии (символизирующей личность радикала и воспринимаемой как средство такого контроля), не говоря о чем-то большем, и прочими прелестями...

Но даже на этом общем фоне Львин образчик восхитительный, рафинированный, выделяющийся чистотой воды. Такой экземпляр и пылится в каком-то банке... В кунсткамеру бы.
Чтобы осторожно придерживая пинцетом, разглядывать на просвет перед тем, как, восхищенно воздыхая, убирать в архивный конверт.

* * *

Любопытно вот что. Львин личностно непригоден для существования в рамках той общественной модели, которую (если отвлечься от ее утопичности) он рекламирует.

Эта парадоксальность, кстати, свойственна не только ему, но и, например, абсолютному большинству российских пропагандистов открытого общества и контингента, обыкновенно рассматриваемого как закваска для построения оного чаемого общества на российской почве. Что, собственно, провозглашается ключевым (если не главным) образующим элементом О.О.? Если на минуту забыть о втором дне которое в доктрине О.О., безусловно, есть, и в нем-то, а не во внешних декларациях вся соль но если пока забыть о нем и смотреть не в глубину, а на поверхность, то это разрешение спорных вопросов посредством рационального дискурса. Между тем, стоит только перед нашими открыто-общественниками выдвинуть рациональный довод, потенциально затрагивающий их групповые интересы или идентичность, как они немедленно срываются в эмоциональный, сугубо иррациональный выплеск, не заключающий, как правило, ничего кроме брани и заклеймлений (типизированных, при этом) в адрес оппонента. То есть как раз тот контингент, который претендует на то, чтобы стать ядром О.О. (в России), именно этот-то контингент личностно для этого непригоден.

Эх, судьба, судьба... А всё Assimilation and its Discontents.

Дотла сожгу ваш храм двуглавый
И буду Герострат, но с большей славой

Беловежское соглашение... от начала до конца написано моей рукой.
         Е. Гайдар, Дни поражений и побед, М. 1997, стр. 149

Фотография с обложки книги Экономическая реформа, М. 1989 небольшая художественная иллюстрация к дискуссиям о красноте и номенклатурности.

Люди не слишком юные еще без особого усилия вспомнят и догадаются, что сия картина изображает встречу старшего наставника с комсомольским активом и совместное наставление ими благонадежных трудящихся.

Если бы некто пожелал написать икону номенклатурного бонзы, более точное олицетворение было бы трудно и придумать.

(Австралия и Новая Зеландия, видимо, полюсом не являются, потому что в голову навскидку в таком качестве не приходят; Канада, аналогично, является не полюсом, а аппендиксом).

(Поэтому, если отвлечься от обсуждения самóй провозглашаемой цели западников, их прескрипции по достижению этой цели совершенно неверны и её не реализуют.)

Причем французы, знающие толк в ассимилировании, с окультуриванием своих арабов может быть еще управятся. А вот немцам их чувство вины, сдается мне, дорого обойдется. Но это только ближайшие события...

П.З. некогда спрашивал, откуда возьмутся новые гунны. Вот откуда они возьмутся. (Развитие транспортных технологий, конечно, поспособствует новому великому переселению народов; и может быть даже сделает его неизбежным.)

Привет Л.Н. Гумилеву и его теории, с фазой обскурации.

vyastik  said: Хм. По-Вашему, все либертарианцы -- жыды?

Besides these functions, the cultural influence of psychoanalysis may actually have benefited Judaism by increasing Jewish-gentile differences in resource competition ability, although there is no reason to suppose that this was consciously intended by the leaders of the movement. Given the very large mean differences between Jews and gentiles in intelligence and tendencies toward high-investment parenting, there is every reason to suppose that Jews and gentiles have very different interests in the construction of culture. Jews suffer to a lesser extent than gentiles from the erosion of cultural supports for high-investment parenting, and Jews benefit by the decline in religious belief among gentiles. As Podhoretz (1995, 30) notes, it is in fact the case that Jewish intellectuals, Jewish organizations like the AJCongress, and Jewish-dominated organizations such as the American Civil Liberties Union (see note 2) have ridiculed Christian religious beliefs, attempted to undermine the public strength of Christianity, and have led the fight for unrestricted pornography. The evidence of this chapter indicates that psychoanalysis as a Jewish-dominated intellectual movement is a central component of this war on gentile cultural supports for high-investment parenting.

[ . . . ]

The continuing role of psychoanalysis in the movement toward sexual liberation can be seen in a recent debate over teenage sexuality. An article in the Los Angeles Times (Feb. 15, 1994, Al, A16) noted the opposition of the American Civil Liberties Union and Planned Parenthood to a school program that advocated teenage celibacy. Sheldon Zablow, a psychiatrist and spokesperson for this perspective, stated Repeated studies show that if you try to repress sexual feelings, they may come out later in far more dangerous ways-sexual abuse, rape (p. A16). This psychoanalytic fantasy was compounded by Zablows claim that sexual abstinence has never worked in all of human history a claim that indicates his unawareness of historical data on sexual behavior in the West (including Jewish sexual behavior), at least from the Middle Ages until the twentieth century (e.g., Ladurie 1986). I am not aware of any stratified traditional human society (and certainly not Muslim societies) that has taken the view that it is impossible and undesirable to prevent teenage sexual activity, especially by girls. As Goldberg (1996, 46) notes, within the world of liberal organizations like the ACLU.... Jewish influence is so profound that non-Jews sometimes blur the distinction between them and the formal Jewish community.

[ . . . ]

Kallens idea of cultural pluralism as a model for the United States was popularized among gentile intellectuals by John Dewey (Higham 1984, 209), who in turn was promoted by Jewish intellectuals: If lapsed Congregationalists like Dewey did not need immigrants to inspire them to press against the boundaries of even the most liberal of Protestant sensibilities, Deweys kind were resoundingly encouraged in that direction by the Jewish intellectuals they encountered in urban academic and literary communities (Hollinger 1996, 24). One force in this [culture war of the 1940s] was a secular, increasingly Jewish, decidedly left-of-center intelligentsia based largely ... in the disciplinary communities of philosophy and the social sciences.... The leading spirit was the aging John Dewey himself, still contributing occasional articles and addresses to the cause (p. 160). (The editors of Partisan Review, the principal journal of the New York Intellectuals, published work by Dewey and called him Americas leading philosopher [PR 13:608, 1946]; Deweys student, New York Intellectual Sidney Hook [1987, 82], was also unsparing in his praise of Dewey, terming him the intellectual leader of the liberal community in the United States and a sort of intellectual tribune of progressive causes.) Dewey, as the leading American secularist, was allied with a group of Jewish intellectuals opposed to specifically Christian formulations of American democracy (Hollinger 1996, 158). Dewey had close links with the New York Intellectuals, many of whom were Trotskyists, and he headed the Dewey Commission that exonerated Trotsky of charges brought in the Moscow trials of 1936. Dewey was highly influential with the public at large. Henry Commager described Dewey as the guide, the mentor, and the conscience of the American people; it is scarcely an exaggeration to say that for a generation no issue was clarified until Dewey had spoken (in Sandel 1996, 36). Dewey was the foremost advocate of progressive education and helped establish the New School for Social Research and the American Civil Liberties Union, both essentially Jewish organizations (Goldberg 1996, 46, 131). As with several other gentiles discussed in this volume, Dewey, whose lack of presence as a writer, speaker, or personality makes his popular appeal something of a mystery (Sandel 1996, 35), thus represented the public face of a movement dominated by Jewish intellectuals.

[ . . . ]

The conflict of interest between Jews and gentiles in the construction of culture goes well beyond advocacy of the multicultural ideal. Because they are much more genetically inclined to a high-investment reproductive strategy than are gentiles, Jews are able to maintain their high-investment reproductive strategy even in the absence of traditional Western cultural supports for high-investment parenting (Ch. 4). Compared to gentiles, Jews are therefore much better able to expand their economic and cultural success without these traditional Western cultural supports. As Higham (1984, 173) notes, the cultural idealization of an essentially Jewish personal ethic of hedonism, anxiety, and intellectuality came at the expense of the older rural ethic of asceticism and sexual restraint.

Moreover, traditional Western supports for high-investment parenting were embedded in religious ideology and, I suppose, are difficult to achieve in a postreligious environment. Nevertheless, as Podhoretz (1995, 30) notes, it is in fact the case that Jewish intellectuals, Jewish organizations like the AJCongress, and Jewish-dominated organizations such as the ACLU have ridiculed Christian religious beliefs, attempted to undermine the public strength of Christianity, or have led the fight for lifting restrictions on pornography. Further, we have seen that psychoanalysis as a Jewish-dominated intellectual movement has been a central component of this war on gentile cultural supports for high-investment parenting. Whereas Jews, because of their powerful genetically influenced propensities for intelligence and high-investment parenting, have been able to thrive within this cultural milieu, other sectors of the society have not; the result has been a widening gulf between the cultural success of Jews and gentiles and a disaster for society as a whole.

[ . . . ]

Goldberg (1996, 46) notes that within the world of liberal organizations like the ACLU and People for the American Way, Jewish influence is so profound that non-Jews sometimes blur the distinction between them and the formal Jewish community. The ACLU often has been the target of cultural conservatives writing from non-religious perspectives. See, e.g., Robert Borks (1996) Slouching Towards Gomorrah. Bork states that the ACLU has had, through litigation and lobbying, a very considerable effect on American law and culture (1996, 97). Bork is also one of many cultural conservatives to emphasize the products of media conglomerate Time Warner as particularly destructive (pp. 130-132; see also note 45). The result is that while Jews and Judaism are never mentioned in books like that of Bork, many of the books complaints are directed at Jewish activities and organizations. My personal impression from talking privately to cultural conservatives is that they do not raise the Jewish issue because of fear of being charged with anti-Semitism. (I have never spoken to Robert Bork and have no idea what his attitudes are on Jewish issues.) However, these conservatives are quite aware of the role Jews play in what they view as the decline of Western culture. Their attitudes constitute a sort of underground anti-Semitism and they illustrate the effectiveness of Jewish strategies for combating anti-Semitism (see also Chapter 6).

ликвидация террористов... не должна быть главным приоритетом в ситуациях, подобных той, какая была в Минводах. Приоритетом 1 ... следует считать именно спасение заложников. С тем же Идиевым... можно было продолжать вести переговоры... Не исключено, его вполне мог бы удовлетворить некий компромисс, согласно которому ему и привезенным к нему родственникам [разве это были родственники, а не осужденные боевики? С.О.] позволили бы скрыться на территории Чечни. Вам не хочется, чтобы число тамошних боевиков увеличилось на несколько человек? А что делать, раз уж прошляпили, допустили такую ситуацию?

Первоначально распад Союза был воспринят как сделанный понарошке, как момент некой переходной, непостижной для простого ума державной игры. Со временем, однако, его стали трактовать в качестве фатального, не имеющего никаких иных вариантов исторического исхода.

Говорить о восстановлении не то что союзного государства, но хотя бы подобия бывшей культурной общности сделалось нелиберальным...

Между тем трудно отделаться от впечатления, что теперешнее состояние значительной части того исторического пространства, которое было разорвано катастрофой, временное, межеумочное, подвешенное, иными словами ненатуральное.

Все это выгодно правящим и богатеющим национальным элитам, но вряд ли идет на пользу разъединенным народам. Конечно, осколки слишком далеко удалились друг от друга, и, возможно, их центробежный разлет (красное смещение!) неостановим. Но, с другой стороны, то, что можно было бы назвать цивилизационным инстинктом, подсказывает нам: надежда не утрачена до конца.

Не знаю, хватит ли у России мужества провозгласить возрождение единой страны в качестве своей национальной идеи: для этого необходимо преодолеть застарелый демократический стыд. Допускаю также, что такая инициатива должна исходить не из Москвы. Глобализацию (если только понимать ее как совокупление национальных смыслов) можно начать и с самих себя. Ибо в этой области мы обладаем поистине бесценным наследством. Собирать камни достойнее, нежели держать их за пазухой. Особенно если это обломки великой культуры.

commerce (noun):

1. торговля, коммерция

[ . . . ]

3. половые сношения (особ. внебрачные)

Что сказал бы поэт, наблюдая перезахоронение останков царской семьи при ельцинском режиме? Большевистский режим совершил это преступление, но при этом имел мужество быть последовательным и непреклонным. Но те, кто взялся исправлять большевистские крайности в духе концепции гражданского согласия, продемонстрировали омерзительные декадентские качества.

С одной стороны, они, как наследники бывшей партноменклатуры, ощущали свою причастность к совершенному преступлению и вели себя как люди, связанные с цареубийцами постыдной тайной, продолжали прятать какие-то концы в воду. С другой стороны, они демонстративно якобы подводили черту под эпохой непримиримой классовой борьбы, опять-таки оставаясь носителями классовых привилегий и классового презрения к этому народу. Они не были ни антимонархистами, способными разделить революционную ответственность за цареубийство, ни русскими патриотами, убежденными в том, что расстрел царской семьи был расстрелом России. Словом, ни одной яркой, мужественно однозначной позиции здесь не проявилось; более того - сама готовность занять такую позицию осуждалась как наследие фанатического традиционализма.

в переводе на иврит Шауля Резника.

(буква h произносится как украинско-горбачевское "г"):

Обнаружил по Яндексу, но не то, что искал.  Периодически одолевают мучительные приступы вспомнить какие-то прочитанные вещи, которые от припомнания упорно ускользают.  К ним относится история создания Крокодилы.  Известно (читано было), что это вовсе не русская народная песня, как некоторые ошибочно полагают, а сочиненная весьма известными композитором и поэтом, подразумевавшими пародию на известное музыкальное произведение.

Но кем и на какое?  Молчит Яндекс...

Берия, Берия,
Вышел из доверия,
И товарищ Маленков
Надавал ему пинков

Глубоко уважаемый Иосиф Виссарионович!

После долгих колебаний я наконец-то решил написать Вам это письмо. Его тема - советские дети. [Есть] обширная группа детей, моральное разложение которых внушает мне большую тревогу... Около месяца назад в Машковом переулке у меня на глазах был задержан карманный вор, [который] до сих пор как ни в чем не бывало учится в 613-й школе... во втором классе... Фамилия этого школьника Шагай... РайОНО возражает против его исключения... мне известно большое количество школ, где имеются социально-опасные дети, которых необходимо оттуда изъять... Вот, например, 135-я школа Советского района... в классе 3 В есть четверка Валя Царицын, Юра Хромов, Миша Шаховцев, Апрелов, представляющая резкий контраст со всем остальным коллективом... Сережа Королев, ученик 1-го класса В, занимался карманными кражами в кинотеатре Новости дня... я видел 10-летних мальчишек, которые бросали пригоршни пыли в глаза обезьянкам [в зоопарке]... Мне рассказывали достоверные люди о школьниках, которые во время детского спектакля, воспользовавшись темнотою зрительного зала, стали стрелять из рогаток в актеров...

Для их перевоспитания, выдвигает свою программу Друг Детей, необходимо
раньше всего основать возможно больше трудколоний с суровым военным режимом... Основное занятие колоний земледельческий труд. Во главе каждой колонии нужно поставить военного. Для управления трудколониями должно быть создано особое ведомство... При наличии этих колоний можно произвести тщательную чистку каждой школы: изъять оттуда всех социально-опасных детей...

Прежде чем я позволил себе обратиться к Вам с этим письмом, заключает Друг Детей, я обращался в разные инстанции, но решительно ничего не добился... Я не сомневаюсь, что Вы, при всех Ваших титанически-огромных трудах, незамедлительно примете мудрые меры...

С глубоким почитанием писатель К. Чуковский

1. С этноцентризмом ослабленным до степени, позволяющей глубокую и полноценную интеграцию в окружающее общество и отождествление с ним.

2. Этноцентричных евреев, склонных к выражению своего этноцентризма в еврейских формах.

3. Этноцентричных евреев, предпочитающих выражать свой этноцентризм в формах русской культуры. (Имеется в виду явление, когда на психологическое ядро еврейского этноцентризма одеваются облачения русской культуры, вычищенной от русского этноцентризма и русской идентичности, т.е. используемые в качестве преимущественно технических, а не доминантных элементов. При этом от еврейских форм человек может испытывать отталкивание. Для российского случая симптоматика явления неплохо набросана Александром Львовым, а в более общем очерчена Рубиным, который к тому же много чётче обсуждает содержание явления. Чего обоим недостает это выраженного понимания, хотя они к нему близко подходят, что эта форма идентичности представляет не просто маргинальное и метастабильное явление, а устойчивый феномен и должна рассматриваться как новый тип еврейской идентичности. О чем у меня всё никак не доходят руки написать статью.)

The intelligentsia

Beginning about 1860, Russian culture was dominated by a group known as the intelligentsia, a word that English borrowed from Russian but which means something rather different in its original Russian usage. In the words narrow sense, the intelligentsia consisted of people who owed their primary allegiance not to their profession or class but to a group of men and women with whom they shared a common set of beliefs, including a fanatic faith in revolution, atheism, and materialism. They usually adopted a specific set of manners, customs, and sexual behaviour, primarily from their favourite book, Nikolay Chernyshevsky's utopian novel Chto delat (1863; What Is to Be Done?). Although appallingly bad from a literary point of view, this novel, which also features a fake suicide, was probably the most widely read work of the 19th century.

Generally speaking, the intelligentsia insisted that literature be a form of socialist propaganda and rejected aesthetic criteria or apolitical works. In addition to Chernyshevsky and Dobrolyubov, typical members of the intelligentsia came to include Lenin, Stalin, and other Bolsheviks who seized power in 1917. Thus it is not surprising that a gulf separated the writers from the intelligentsia. In an important anthology attacking the mentality of the intelligentsia, Vekhi (1909; Landmarks), the critic Mikhail Gershenzon observed that an almost infallible gauge of the strengths of an artists genius is the extent of his hatred for the intelligentsia. Typically, the writers objected to the intelligentsias intellectual intolerance, addiction to theory, and belief that morality was defined by utility to the revolution. Tolstoy, Dostoyevsky, and Anton Chekhov were all sharply contemptuous of the intelligentsia.