Где-то пару часов тому назад остро ощутил, что в холодильнике не хватает пива и апельсинового вермута. Пошёл покупать. Вокруг - дивная, чудная, благоуханная, хорошо настоявшаяся на дневной жаре московская летняя ночь. Ни единого рыла в пределах прямой видимости. Тихо поблёскивают номера домов, да непостижимая сатаническая реклама в виде буквы "X" смущает невыразимо.
Дохожу до круглосуточного "сам-бери" (он у нас через два дома). Набираю разнообразного пива, апельсиновку, зачем-то прихватываю оливки с анчоусами (как чувствовал - пригодились, вот же я их и кюшаю). Пожилой усатый кассир, участливо:
- Ночью работаем?
Я: - Ну как бы да...
Кассир (ещё более участливо): - Коннект плохой? Небось, номер 195-й?
Я (горестно) - Ага, он самый...
Кассир (грустно): - Она вообще пошаговая.
Охранник (подходя ближе, заинтересованно): - Мужики, ну надо "Комстар" брать, у этих блядей нихуя нормальной жизни не будет...
Кассир (грустно): - Тоже не выход...
[...]
Я (уже уходя): ЖеЖе - ну это такая довольно забавная штука... Я свой адресок перешлю...
Кассир (извиняющимся тоном): У меня мейлру... Вот... (пишет на свежевыбитом чеке мыло).

Вот только сейчас переслал.

)(

Вчера, благодаря помощи и беспримерной храбрости моего друга, имя которого я назвать не могу, ибо тогда ему будет угрожать смертельная опасность, мне удалось проникнуть в здание ФЭПа. Сначала все было просто - подкупленный милиционер, фальшивый пропуск - и я оказался на лестнице, где меня уже ждал верный друг, переодетый маляром. Мне тоже достался заляпанный краской синий халат, а на голову - шляпа корабликом из газеты. Молча переглянувшись с товарищем, мы отправились в путь, прихватив для вида длинную стремянку и пару ведер с краской. По пути мы реализовали парочку метафор, пройдя по коридорам власти и, уж под самый конец, двигаясь и двигаясь вверх по служебной лестнице, оказались вдруг на самой верхушке государственно-административной вертикали. Люди по пути нам все больше попадались обыкновенные, по крайней мере снаружи они совсем как мы, и на зомбированных не похожи, хотя, может, прикидываются. Некоторые очень хорошо одеты и курят пахучий табак. Все до единого, конечно, интригуют без устали. Целью нашего путешествия был пятый с половиной этаж - особое потайное место, из которого, говорят, по специальному туннелю можно попасть прямо в голову Глеба Павловского. Однако попасть туда нам не удалось: заблудились в коридорах, а на лифте мимо нашего этажа постоянно ездила какая-то подозрительная девица, по виду тоже засланная. В общем, испугались мы, что нас расшифруют, и отправились в столовую, где на вращающихся таких штуках в полумраке крутятся разные блюда - первые, вторые и сладкие. Больше всего поразила меня цена морковки с изюмом, только не могу я вам ее назвать, потому как друг предупредил по-хорошему, что лучше этого не делать. Кремлевские наймиты - они ведь везде достанут. А уж тем более - на другой стороне Зубовского. Скажу только, что вопрос этот - "Сколько стоит морковка с изюмом в фэповской столовой?" - смело можно включать в какой-нибудь "О, счастливчик" последним вопросом - без всякого риска для организаторов. Закончив обед скупым мужским рукопожатьем (барменша постоянно интриговала и делала вид, что у нее перерыв, поэтому выпить нам ничего не удалось), мы расстались с моим бесстрашным товарищем. Ну а выйти из фэпа совсем просто. Надо просто положить правую руку на сердце и назвать ключевое слово. Только и всего.

Привязалось вот

Носороги топчут наше дурро,
Обезьяны обрывают смоквы,
Хуже обезьян и носорогов
Белые бродяги европейцы.

Первый флаг забился над Харраром,
Это город раса Маконена,
Вслед за ним проснулся древний Аксум
И в Тигрэ заухали гиены.

По лесам, горам и плоскогорьям
Бегают свирепые убийцы,
Вы, перерывающие горло,
Свежей крови вы напьетесь нынче.

От куста к кусту переползайте,
Как ползут к своей добыче змеи,
Прыгайте стремительно с утесов -
Вас прыжкам учили леопарды.

Кто добудет в битве больше ружей,
Кто зарежет больше европейцев,
Люди назовут того ашкером
Самой белой лошади негуса.


http://gumilev.aha.ru/verses/ch_nebo.htm

Вот как надо с ними.

Интересно, что в оригинале были "итальянцы", а европейцы
это у меня в голове перепуталось с другим стихом.

Слава нашему хозяину европейцу,
Он храбр, но он не догадлив,
У него такое нежное тело,
Его сладко будет пронзить ножом!

Нет, Гумилев конечно самый главный у нас национал-большевик.
Европейцев - резать, резать и резать.

Назовите меня ашкером.

Джа Растафари Хайле Селассиа был православный, да.
Вообще мифическая (гумилевская и растафарианская)
Эфиопия - это совершенно замечательное государство,
такая Белая Индия. Где мочат европейцев, да.

Как там у Петера Тоша

If you wanna live
You better treat me good
You could a drink lead soup
I'm dangerous
You could a eat asphalt
I'm dangerous
You could a eat brick crackers
I'm dangerous...
I saw the sun...Fucking dangerous...


А вот его же

The day the dollar die
Things are gonna be better
The day the dollar die
No more corruption
The day the dollar die
People will respect each other
The day the dollar die


Вообще, конечно, растафарианство это в концентрированном
виде национал-большевизм. Меня уже много лет возбуждает
прелестная идея - сделать запись песни Тоша "You're an African"
в виде такого тевтонского марша, примерно как
Laibach сделали песни Queen


Don't care where you come from
As long as you're a black man
You're an African

No mind your nationality
You have got the identity of an African

'Cause if you come from Clarendon
And if you come from Portland
And if you come from Westmoreland
You're an African

...

No mind your complexion
There is no rejection
You're an African

'Cause if your plexion high, high, high
If your complexion low, low, low
And if your plexion in between
You're an African


Новая версия должна
называться "You're an European"

No matter where you come from
If you're a white man
You're an European
(civilized man, yeah, yeah)


Вообще, конечно, негритянский расизм всегда связан
с нео-большевистскими идеями (в духе legalize it и
Things are gonna be better/ The day the dollar die),
соответственно он выглядит гораздо симпатичнее, да,
и политкорректнее даже. Надо бы как-то организовать
русский национализм в подобном ключе.

А растафари они же по сути ведь православные, да.

Привет
Миша.

в голове крутилось что-то вроде этого:

Том Сейдер. ОТЧАЯНИЕ. Т. 1.

[стр. 43]

- Ты в самом деле... делаешь это? - Сэм не сводил глаз с дочери.
- Да, папа, - сказала Сьюзан, глядя куда-то вбок. - Но, папа, это не то, что ты думаешь... - она наконец-то попыталась заплакать, но не смогла.
- Кто даёт тебе эту мерзость? - Сэм чувствовал, что он делает что-то не то, что-то неправильное, что дочь закрывается от него... но не мог остановиться. Он должен был знать.
- Прости, папа, но я тебе этого не скажу.
Так и есть.
- Значит, ты скажешь это полиции, - Сэм с ужасом и болью чувствовал, как рвутся те тонкие нити, которые он с таким трудом протянул между собой и Сью. - Они очень интересуются университетскими притонами.
- Папа, я ничего не скажу полиции. Ничего.
Сэм почувствовал, что других слов он от неё не дождётся.
- Кофе, - с отвращением сказал он. - Моя дочь пьёт кофе. - Каждый раз, когда ему приходилось произносить это слово, у него возникало чувство, будто на язык попала капля голубиного помёта, и её нужно поскорее сплюнуть.
- Хорошо, Сюзан, ты взрослая девочка. Только скажи, когда это началось.
Сью опустила глаза.
- Папа, я готовилась к экзаменам. Времени совсем не было...
- ...потому что ты не училась, - на этот раз Сэм вовремя прикусил себе язык. - Прости. Мне очень тяжело.
- У меня не было времени, - повторила Сьюзан. - И мне пришлось готовиться ночью. Я не спала два дня... а потом свалилась. А потом один человек сказал мне, что есть отличное средство...
Сэм закрыл глаза, чтобы не выдать себя взглядом.
- Ну и...Да, я ходила в кофейню. Сейчас её уже нет, копы что-то пронюхали... Потом - варила сама. Сначала мне хватало одной чашки. Потом две. Сейчас - больше.
- Насколько больше? - спросил Сэм.
- Больше, - повторила Сюзан. - И... папа, только не пугайся...
Сэм почувствовал, что сейчас узнает что-то важное и кивнул.
- Однажды я украла в лаборатории немного сахарозы. Один-единственный разик. Только один. Я не подсела, нет. Один раз. Потом - только чистый кофе.
- Сахароза, - повторил Сэм. - Ты знаешь, что такое сахароза?
Сью испуганно кивнула.
- Один из самых сильных и коварных стимуляторов, - с горечью сказал отец. - Очень сильный и очень коварный. Он не создаёт ощущение энергии - он её реально даёт. Я знаю. Там, во Вьетнаме... без этого мы не выжили бы. Те, кто не использовал белый порошок - те умирали чаще. Полторы ложечки на стакан кипятка - и вперёд, на задание. Конечно, мы были предупреждены. И про зубы... ты слышала, что такое кариес? Ты когда-нибудь была у зубного хирурга? Потом наступает сахарный диабет, "болезнь легионеров". До этого, кажется, у нас не дожил никто. Да, я, твой отец, употреблял песок (Сэм поймал себя на том, что невольно перешёл на старый армейский жаргон: рафинированную сахарозу называли "песок" или "рафинад".) Но это было на войне. Мы убивали людей, а не учились на биохимиков.
Сью посмотрела на отца с каким-то новым чувством. Возможно... с пониманием?
- Папа... ты никогда не рассказывал мне об этом, - прошептала она.
- И поэтому я знаю, - продолжал отец, - что слезть самостоятельно с сахарозы невозможно. Сначала тебя будет тянуть к сладкому. Спелый виноград, фрукты... но всё это не то, правда? Потому что на самом деле тебе нужно химически очищенное соединение фруктозы с лактозой. Полторы ложечки на стакан кипятка. Так?
Дочка молча кивнула.
- А теперь скажи мне, кто дал тебе рафинад? Этот твой Джонни? Брисс? Джессика?
Сьюзан молчала.
- Тогда скажу я, - Сэм понял, что он знает. Что он всегда знал это. Что он ждал этого, наконец. Ждал с того самого дня, когда ...
- Тебе его дал Томас. Добрый старый Томас. Мой друг. Которому я стольким обязан в этой грёбаной [...]

Пер. с англ. А. Мыськова

Все-таки зря я тут недавно на сук накричал.
Рисую сейчас идиотских покемонов и нашел изгрызенный карандаш, еще с алма-аты. Его как раз изгрызла единственная моя собака, под названием Марта, которую я неизвестно зачем завел по настоянию тогдашней своей подруги, хотя точно знал, что скоро свалю из казахстана.
Существо было как раз почти ризеншнауцером и было очень непростое. Когда я в семь утра с закрытыми глазами выводил его как наказанный под дождь, оно влезало во все собачье говно на улице пастера, но само не срало принципиально. Срало оно на линолеум сразу после возвращения домой, и глядело на меня при этом с восхищением. В остальном существо было вполне приятным: не пиздело, не напрягало и появлялось из чемодана только когда его хотели видеть. Неизвестно как оно это определяло, но всегда правильно.
Хозяйка же квартиры, которая приходила по четвергам убирать, утверждала что более Хамского Животного она в жизни не видела. Хамское Животное валялось с грязными ногами на моей постели, чесало себя Везде и только что сигару не курило. Когда Хамское Животное сгоняли с постели, оно разгрызало веник и ссало на только что вымытом.
Однажды существо спасло меня вероятно от смерти, когда я, как классический мудак из передачи дорожный патруль, уронил в кресло сигарету и пошел спать. Существо больно укусило меня за ногу, зато все остались живы.
Потом я навсегда уехал в питер и оставил существо той самой подруге, типа некуда мне ее брать, пидарас.
Семейка там была неважная: дети, бабушки, порядочек, спать в десять. Видимо существо это дело быстро заебало, и оно вскоре свалило на помойку.
Я сильно надеюсь, что она там нашла свое сучье счастье, потому что должна же быть хоть какая-то Бляцкая Справедливость, а то я совсем тогда не согласен.

Странно: у нас печаль, а вы далеко на юге,
Пестрые витражи изображают встречу.
Девушка за стеклом вздрогнет в немом испуге,
Я не услышу слов, стало быть, не отвечу.

Раньше бывали дни, раньше мороз по коже
Распространялся вдруг, даже не нужно взгляда,
Мимо раскрытых губ, господи ты мой боже,
Копоть небесных труб, и ничего не надо.

Как же нас раскидала судьба, индюкова баба!
Были мы соль земли, были младое племя,
Видно, устал летать проклятый наш корабль,
Как деревенский клуб, вдруг опустело время.

Глянешь -- и ни души, паспорт один в кармане,
Девятиглавый наш пустит ли по прописке,
Нет, и вахтер исчез, и темнота над нами,
Черных пролетов страх, и новостройки близко.

Нет, не пойдем туда, случайны ли те сближенья,
Здесь отпечатки глаз на рамах пустых портретов,
Там -- в ветровом стекле быстрые отраженья,
В клерки спешит толпа разжалованных поэтов.

Там семеним и мы, нежно, рука-предплечье,
Всплеск осторожных глаз -- нет, ничего не надо,
Пестрые витражи изображают встречу,
Девушка за стеклом, внезапная робость взгляда,

Странно, у нас беда, а вы своими крылами
Заполонили двор, устроились в дымоходе,
Неба закатный звон, вспыхнет и гаснет пламя,
Пестрые витражи... что-нибудь в этом роде.

Для some

Спешный репортаж из Никудакино:
catherina, июль или август 2002,
если на нее щелкнуть, она увеличится!



Нужна еще лекция о международном положении.
Там, наоборот, какая-то удивительная хуйня.

masha

Маша Нестерова (если на нее щелкнуть, она увеличится):




Ниже -- еще Маша, хорошая, и немного Каледина
с Аквалангом, довольно пакостных. На всех нужно
щелкать. Фотографировал Миша В.

Немного убрала в кухне. Заняло два
с половиной часа. Все равно найти
ничего нельзя. Нашла один обломанный
карандаш и черепаху резиновую.

Вот если бы была у меня жена, хоть
бы и била больно, но дом бы вела:
чисто прибиралась бы и кормила меня.
Я бы ее во всем слушалась, все бы
делала, что она скажет. Да и не
изменяла бы ей, наверное, если ей
действительно важно, а не то что
каприз. Потому что на самом деле,
ну что, пускай.

Вот моя фотография (с дочкой Машкой):

Current mood: tired

Получили бумаги из школы об успехах детей,
до пятницы. Там опрос проводился,
контрольные и письменные зачеты.

На вопрос "Что такое хорошее образование?"
Сима отвечала: "Хорошее образование - это
знание по возможности многих предметов
в какой-то достаточно большой мере."

На вопрос "Что такое хорошая школа?"
Алеша отвечал: "Хорошая школа - школа, в
которой не слишком строгая дисциплина,
нормальные ученики, нормальное кол-во уроков
и нет дневников."

На вопрос "Почему в костре лопается банка
с кильками?" Алеша отвечал: "Если холодную
банку с килькой бросить в костер, томат
вскипит и начнет испаряться. Давление
повысится, банка лопнет." Здесь же, в
тексте контрольной, коряво изображена
кошмарная картина (иллюстрация). Подписи
под стрелочками: "Кипящий томат, томатный
пар, килька (безголовая)." И отдельно:
"Летающая рыба (килька)".

Записка от учительницы геометрии (тоже про
Алешу):

Способности: Способности хорошие.
Есть вкус к нестандартным подходам,
интеллектуальная смелость. При понимании
главной идеи не упускает из вида и частности,
НО
ОФОРМЛЕНИЕ ЧУДОВИЩНОЕ.
Убедительная просьба снабдить ребенка
карандашом, линейкой и новой тетрадью.

Current mood: amused

Болванам счастие



(имею в виду tiphareth, а никак не enot)

Военные действия ведут, исходя из знания
о противнике.

У горцев знание такое, что на равнинах
живут рабы и трусы. Перед угрозой смерти
они растекаются, думают не о выгодной
сделке с небом, а черт-те о чем. Они
физически вместе, а духовно поодиночке,
как травоядные. Если их пугать, они
будут просить пощады.

У равнинных такое знание, что противник
живет в телевизоре и похож на торговку
яблоками в ближнем киоске. В телевизоре
он (противник) ведет себя непоследовательно:
то режет русских мальчиков, и тогда можно
по крайней мере бесстрашно отомстить за
них торговке яблоками, то плачет, что
приходится резать, и с ним плачут все
репортеры.

Трудно судить, чье знание ближе к жизни,
но первое до сих пор оказывалось
эффективнее. В дополнение к свиным шкурам
(знают ли чеченцы о вреде свиных шкур? они
не так давно мусульмане), путешественники
свидетельствовали - если переводить на
современный язык - что горцы патологически
восприимчивы к рекламе и пропаганде на
своем языке, составленным из правильных
фраз. Равнинные жители между тем,
развивая политтехнологии, применяют их
против своего народа.

Среди чеченских национальных героев -
чеченцы, добившиеся успеха в шоу-бизнесе.
Никто не считает их предателями чеченского
народа. Гордость за них прекрасно
уживается с презрением к равнинным жителям,
среди которых, собственно, те и добились
успеха. Пишут, будто власти хотят взять
в заложники простых чеченцев - но их
судьба не волнует шахидов (по их
представлениям, чеченские заложники в
таком случае сами должны выбирать смерть -
и выбирают). Вот если эстрадного
исполнителя объявить заложником, хотя бы
только для виду, это будет совершенно
другое дело.

Чужие этнические повадки со стороны
выглядят странно, описание их никогда не
заслуживает доверия. Но надо же привыкать.
В просвещенных терминах, предлагаемых
цивилизацией, ничего здесь описать нельзя.
(Потому, что варварских обычаев с точки
зрения цивилизации не существует: перед
тем, как создать права человека, местных
варваров уничтожили.)

Current mood: sick

Deleted
This journal is deleted.

Оригинал сообщения

Зима сияла и скалилась, продувая сокрушенно качающийся сад навылет, крошевом секло по отмороженным щекам, но впереди слышалась разухабистая гармоника, танцевали враскачку какие-то фольклорные бабы в шалях, плыл парок из платиковых стаканчиков и вообще гулялось.
Всем, кроме двоих, взявшихся выяснять отношения.

- У тебя сегодня последний день, Саркисик. Последний день, когда ты можешь мне что-то доказать.

Вера шла взвинченной сильной походкой, топча сугробы, будто не разбирая дороги, то вздергиваясь всей головой навстречу ослепительному небу, за которым угадывалось солнечное пятно, то опускаясь в поток, над которым летела, неслась, пряла будущее, но нить рвалась и корчилась в ее вздрагивающих руках, ничего не образовывалось, и она тонула, и просила вытащить, а он не знал, чем ей помочь.
Впереди на снегу чернел помост с гирями, каркали вороны на шатровом куполе Вознесения Господня.
Словно эшафот, подумалось Саркису.

- Подожди меня.
- Ой, не надо, я не буду ждать.
- Почему? Будет здорово!

Он подбежал к помосту, где собиралась толпа. Затейник выкликал желающих дернуть. Высокий гигант, по виду морпех, протиснулся к помосту, поплевал на руки.

- Шесть! Семь! Восемь! - заорали в толпе. Многие были пьяны и слегка толкались, чтобы лучше видеть.

Морпех жал быстро, через минуту он выдохся, опустил на грудь и терял силы, хватая ртом воздух. Через два раза он грохнул снаряд на помост, потирая плечо. "Двадцать семь". На правой. Левой он едва докачал до двадцати и был тут же нахлобучен шапкой. Румяная девица застегивала ему куртку, отряхивала брючину. Саркис оглянулся на Веру. Она стояла с безразличным видом. Он скинул бушлат в снег и вышел.

- Раз! Два! Три!

Ток крови напрягся в нем, ускоряясь до бешеного предела. Шло хорошо, то ли от отчаяния, то ли от мороза.

- Двадцать один! Двадцать два!

Еще десять, хотя бы десять.

- Двадцать восемь! Двадцать девять!

Трудно. Очень. Едва...

Саркис вырвал над головой непрерывную и посмотрел на Веру.
Она улыбалась разорванной улыбкой, готовая повернуться.

- Тридцать три! Тридцать четыре!
- Вот молодец парень, а ну поддержим! - заорал массовик, бледный комсовик с залысинами. Толпа заорала так, что рука довела до тридцати шести и сдалась. Всё.
- Рекооооорд!

Веру передернуло. Она начала хохотать, бросаясь на колени, взмахивая руками.

Он сменил руку.

- Раз!

Вера закричала через ряды, пробиваясь к нему, расталкивая спины с брезгливым выражением, будто не она, а ее толкали.

- Я! Не люблю! Тебя!

- Пять! Шесть!

Голос толпы стал смолкать.

- Я не люблю тебя! И я знаю, что это гадко! Ты...! С тобой я чувствую себя гадиной! Я никогда тебе этого не прощу! Ты всегда считал себя выше меня! Гад! Ненавижу! Животное! Брось свою железяку! Немедленно!

Толпа перестала считать. Массовик побледнел и закричал "Двадцать один! Двадцать два!" Его подхватили.

- Сволочь! Животное!

Вера стала пятиться. Позади расступались. Она улыбалась и с улыбкой опрокинулась в снег на невидимом бугорке. Упала, поднялась и побежала прочь.

- Тридцать пять! Тридцать шесть!

Саркис сдался на тридцать седьмом, чуть не упав вперед. К нему шла румяная девица. Оказалось, она вручала призы. Взяв у нее что-то легкое, он стоял на помосте. Она понеслась к его бушлату, села на корточки. Он смотрел. Кинулась к нему. Одела и принялась застегивать. Он дрожал.

- Ничего... - шептала она. - Ничего, ну ее, не надо, ты же такой, такой...

В конечном счете победит тот, кто научится радоваться поражениям. Он же, видимо, и будет смеяться последним. Какой жуткий, должно быть, это будет смех.
Когда в школе играли в "вышибалы", не те, которые в баре, а те, раннепионерские, в спортзале с крашеными досками, сетками, канатами и турниками, я старался сразу вылететь вперед, скорчить пару рож и получить наповал, картинно, по-лермонтовски, завалившись на пол. Потом садился на "гимнастическую скамейку" или на стопку матов и смотрел... Выигрывали наиболее злые. Они просто не могли допустить, чтобы над ними посмеялись, вышибли ничтожным мячом. Вымещали небрежение родителей, тройки за диктанты. Они же яростнее всех лупили мячом по спинам добряков, стараясь попасть в ноги, в голову, даже крякали при броске. Тррах! Ах ты, не попал! Нуууу...
Забава холодила меня еще с детского сада. Обязательный круг, вопли, страх, что осалят и будут гонять по кругу вечность, увертываться, дразниться, а ты встанешь и посмотришь налившимися глазами на них и вдруг отойдешь к забору, что-то уничижительное крикнет воспитательница, подбегут запыхавшиеся друзья, потянут обратно...
...Извивались меж двух огней увертливые девицы. Вот остается дылда и коротышка, самые нестандартные, самые трудные мишени. Все следят, как они вывернутся. Дылда апатично уступает, с гулким и тупым звуком забиваемой коровы получает между лопаток и утомленно садится к товаркам... Кочерышка не уступает. То падает, то вскакивает, ощерясь следя за полетом круглой биты. Красное личико мартышки... Свист дыхания... Такая прыть. Все считают. Ба-бах! Убита. Смена составов. А наблюдать значительно интереснее...
Зачем они нас "развивают"? Мы бы лучше в снежки, мы бы, мы бы...

***
Избави Бог быть чемпионом в ваших играх, самым достойным, состоявшимся, успешным, везучим, хранимым и лелеемым.
Избави Бог от зависти к "выигравшим" и от черной горечи проигрыша. Пусть победа моя станет внутри меня.
Людские ристалища! Сколь многому учите, столь многое и отъемлете - разум мой, страсть мою, причащаете несвятых даров и их же отбираете назад. Знаю азарт един - вдохновенность чувства, и иду с ним туда, где ни чувств, ни мыслей, а запустенье и тишина. И правота моя, скрытая от меня, видна поприщам неизмеримым ни очками, ни кубками, ни пьедесталами.

Попался мне в департаменте нумер Российской газеты от 1 августа сего года. Привлекла моё внимание фотография человека со своеобразной внешностью. Присмотревшись, я обнаружил, что человек с необычной внешностью и фамилия необычная Мау, является он одним из членов команды Гайдара, осуществившей радикальные экономические реформы, а в нумер помещено интервью с ним. В этом интервью Мау сказал немало интересного, в частности вот что: Экономисты моего поколения не могут пожаловаться на отсутствие к себе внимания. Практически всё, что наша команда предлагал, было реализовано. Почитайте программу правительства Гайдара от 1992 года и вы увидите, что она осуществлена до последнего пункта. Это поразительное , почти бесперецедентное явление в экономической науке. И сейчас осуществляется программа, написанная , в общем, теми же авторами уже в 2000 году.
Замечательное признание.
Во-первых, открыто утверждается , что реформы Гайдара не провалилась, не были сорваны злыми и ретроградными депутатами, но, напротив, были полностью осуществлены в полном соответствии с задуманным. Таким образом, становится ясной и причина постигшей Россию экономической катастрофы: всего лишь программа Гайдара была осуществлена до последнего пункта. Воистину поразительное , почти беспрецедентное явление.
Во-вторых, также открыто признаётся, что в настоящее время осуществляется некий новый этап гайдаровской реформы, базирующейся на разработках той же команды, что проводила реформы начала 90-х. А то, если почитать, например, газету Спецназ России, можно подумать, что в 1999 году в гроб либеральных реформ последний гвоздь забит.

Что многие, пользовавшиеся в недавнем (по историческим меркам) прошлом известностию и даже славою поэты ныне совершенно забыты. Вот, например, Арсений Голенищев-Кутузов (1848-1913). Кто его сейчас помнит? А ведь у него при жизни вышло собрание сочинений в 4-х томах. Соловьёв посвятил Голенищеву-Кутузову статью под названием Буддистские настроения в русской поэзии (или что-то в этом роде), где среди прочего ставил его в один ряд с Фетом. А писал Голенищев-Кутузов такие стихи:

Кибитка

Одинок и тёмен путь мой дальний,
Сумрак ночи скучен и глубок;
Лишь один, коварный и печальный,
В стороне мерцает огонёк.

Подъезжаю ближе: деревушка
Снегом вся покрытая стоит;
На краю убогая избушка
Огонёк в избушке той горит.

Для чего и кто во мраке ночи,
При огне там не смыкает очи?
Чья живая тень видна в окне?

Не узнать! Промчалась тройка мимо,
Вкруг опять всё пусто, нелюдимо,
И опять темно и скучно мне.

Я как-то в одном из сообщений назвал государство великим освободителем. К сожалению не все правильно поняли мою мысль. Посему попытаюсь объяснить каким образом государство обеспечивает экономическую свободу индивида.
Для рыночного хозяйства характерно абсолютное господство естественных независимых от воли человека экономических сил. Действительность и само существование индивида оказываются жестко детерминированы экономической необходимостью, выражающейся в рыночных обстоятельствах. Роль человека сводится к выполнению какой-либо функции рыночной системы, и его существование обусловлено выполнением данной функции. Человек становится таким же безличным объектом рынка, как и любой другой товар. Таким образом, функционирование экономической системы в условиях рынка сопровождается и обеспечивается деиндивидуализацией и обезличиванием. Уровень социальной свободы сводится к минимуму. Человек из цели хозяйственной деятельности обращается в её средство.
В результате возникает потребность в ограничении господства экономической необходимости, экономическом освобождении человека. Инструментом подобного ограничения в силу особенностей своей природы и становится государство.
Таким образом, складывается вполне определенная картина. Вне государственного контроля человек оказывается в полной власти экономической необходимости, полностью определяющей все стороны жизни человека: от места жительства и до семейного положения. Государство посредством установления контроля над хозяйственной деятельностью и ряда инструментов социальной политики, освобождает человека от власти экономической необходимости. При этом оно может налагать на человека определенные обязанности и накладывает некоторые ограничения. Но, во-первых, такие обязанности и ограничения в отличие от экономической необходимости не столь жестки и всеобъемлющи (за исключением чрезвычайных обстоятельств). Во-вторых, они рациональны и имеют определенные моральные пределы (государство может заставить человека прокладывать железную дорогу, но не заставит его торговать своим телом). В-третьих, такие обязанности и ограничения во многом, обусловлены интересами самого человека.

Месяц в небе высоком стоит,
Степь, покрытая снегом блестит,
И уж, сколько сияет по ней
Голубых и зелёныхъ огней.

Неподвижная ночь холодна
И глубоко-нема тишина,
И ломается в воздухе свет
Проплывающих звёзд и планет

Вот из белых, глубоких снегов,
На какой-то таинственный зовъ,
Словно белые люди встают,
И встают, и идут , и растут.

Светят лики неясные ихъ,
И проходят одни сквозь другихъ,
И по степи мерцает вокруг
Много, много светящихся рук.

В юности мне почему-то очень нравилось это стихотворение.