Нобелевская премия мира присвоена Организации объединенных наций.
Это напоминает старый анекдот - указ президиума Верховного совета СССР - в связи с пятидесятилетием со дня основания и большие заслуги перед государством наградить Орден Ленина Орденом Ленина.
Разумеется, абсурдное решение. Веет от него какой-то неземной, сверхчеловеческой глупостью.

Вспомнился еще один друг-художник, распрощавшийся со здравым рассудком на волне увлечения Рерихами и наркотиками. Впрочем, другом он мне не был, так как обгонял меня, восемнадцатилетнего, возрастом на десять лет. Сергей Киселев. Светло-рыжий бородач, могучий халтурщик, разрисовывавший снегурочками почти все витрины иркутских магазинов накануне новогодних праздников. Учился он на керамическом отделении, любил зашибить деньгу и выпить на широкую ногу.
Бесы подкрались в виде олдового хипаря-наркомана Валеры по прозвищу Хип, музыканта. Хип играл на индийском ситаре, носил белое исподнее солдатское белье в качестве повседневного и повсюду толковал о расширении сознания, Рерихах, Вивекананде и проч., сдабривая свои проповеди бурятской анашой. В середине 80-х среди артистической богемы Сибири это шло на ура.
Валера Хип поселился в одной комнате артистического общежития вместе с Сергеем Киселевым. Поначалу наш рыжий бородач крепился, отгоняя от себя индийских духов русским пьянством, но все же не выдержал, перешел поначалу с водки на коноплю, а потом с новогодних снегурочек на гималайские пейзажи.
О чем там Валера проповедовал, в точности я не знаю. Но Серега повредился в уме серьезно. Он тоже одел белое исподнее, взял в руки дудочку и долгими сибирскими ночами ходил по комнатам и коридорам художнической общаги, наигрывая идиотские мелодии, заходя в любые двери, сардонически улыбаясь и ни с кем не разговаривая. Как потом оказалось, он думал, что читает чужие мысли.
В один из дней, когда он раскрасил ядовитой синей "ФЦ" стены и потолок в своей комнате, за ним приехала скорая и увезла в психбольницу. Он уже никого не узнавал.

Появился он на нашем горизонте с лишком через два года. Попросился у коменданта общежития в комнату для гостей, остался в ней на ночь и... исчез. Дверь в комнату взломали. Она была залита кровью. Сереги в ней не было.
Больше о нем ничего не известно.

Error
No such entry.

Оригинал сообщения

Вадим Коврыга по прозвищу "Ганс". Сборник его стихов можно найти в сети. С ним мы дружили. Глаза у него всегда тревожно смотрели из-под бровей, примерно как у Харрисона Форда, актера. Вадим приехал в Иркутск из Братска поступать на факультет журналистики, проучился полгода, бросил. Его тоже погубили наркотики и богемное праздношатание.
Иркутск -- вообще город художников и артистов. Рядом мистический исполин Байкал. Вадим возвращаться домой не захотел, продолжать учебу тоже, увлекся пением в каких-то левых панк-группах, сейшенами, студенточками, колесами. Мне в то время уже обрыдла такая жизнь, я собирался жениться и с "Гансом" наши дороги стали расходиться. Одна из последних встреч была ночью в какой-то художественной мастерской. Вадим показывал крестик, который он по-сатанистски перевернув вверх ногами нацепил себе на шею.
Я не был еще христианином, но меня передернуло от омерзения.
-- Что это? Зачем ты так крестик носишь?
-- Ты не понимаешь, Димыч! Ты просто не врубаешься! У меня такие кайфы идут, когда я так крест ношу!
Я только пожал плечами.

"Кайфы" у него продолжались недолго. Года через два, в пустой иркутской квартире Вадим повесился. Хозяйка, у которой он снимал жилье, даже не знала его имени. Обнаружив труп спустя две недели после самоубийства, она сообщила милиции, и Вадима похоронили, как бомжа, под номером.
Разыскивать Вадима взялась мать. Приехав из Братска, она добилась разрешения вскрыть безымянные могилы и обнаружила сына в одной из них, опознав его только по синей куртке.

В сети можно прочитать рассказ Сергея Анисимова "Партизаны подпольной луны" о Вадиме и о нашей тогдашней жизни. Вадим там выведен под именем Влада.

попалось мне тут на глаза одно удивительное школьное сочинение еще советской эпохи. Не удержался чтобы не попросить файлик.

Тема: Мой знакомый.
Заголовок: Мой друг Д.

Мой друг Д. поменьше меня ростом, нетолстый. Волосы его непонятно то ли белые, то ли русые, нос картошкой, рот неширокий, но и немаленький, глаза - недалеко впадающие в лицо, не очень большие, уши маленькие, не торчащие в разные стороны, подбородок неширокий, но близко приближенный ко рту. Руки его, можно сказать, короткие, грудная клетка и живот неширокие, ноги короткие и узкие, ступня очень слабо растет, так как он, было дело, ходил в одних кроссовках три года. Ходит он обычно немного нагнувшись вперед и слегка косолапя. Когда Д. смеется, у него подбородок уходит вниз, рот расширяется и раскрывается, так что видны его грязные нечищенные зубы. Когда же он огорчается и плачет, у него расширяется рот, растягиваются губы, но при этом зубы не видны, и из глаз катятся слёзы, глаза при этом, как ни странно, не краснеют, во время этого он сгорбливается, сжимается и, если сильно ударился, трет болезненное место. Когда Д. задумывается, он становится таким серьёзным, глаза у него впадают, он облокачивается об руку и думает. У Д. есть плохая привычка трясти ногами, когда он сидит, он мотает ногами, когда он стоит, он слегка подпрыгивает.

Но всё-таки, д. настоящий друг и хороший товарищ.

Давным-давно, когда Бог Перкунас был ещё молодым, ничего не было - ни неба, ни земли, а был только Море-Окиян Разливанный. Посередь Окияна Разливанного стоял Дуб Зелёный, который ноне назвают Мировым Древом. А на Дубе том сидела Ворона, держа во клюве своём Первотвердь, довлела собе и молчала.

Бог Перкунас возжелал создать Небо и Землю. Для этого он послал белую цаплю к Вороне, чтобы та уговорила её отдать Первотвердь. И белая цапля достигла Вороны, и сказала ей:
"О добродетельная Ворона! Молю тебя, отдай добром Первотвердь, и я восславлю тебя, как чистую и добрую!"
Но Ворона довлела собе и молчала, не откликаясь на мольбы и просьбы. Белая цапля вернулась к Перкунасу ни с чем, и тот во гневе превратил её в Ыстонца.

Потом Бог Перкунас ещё сильнее возжелал создать Небо и Землю. Для этого он послал чёрного калана к Вороне, чтобы тот уговорил её отдать Первотвердь. И чёрный калан достиг Вороны, и сказал ей:
"О порочная Ворона! Приказываю тебе, отдай добром Первотвердь, или я прокляну тебя, как зловоннейшую и порочнейшую!"
Но Ворона довлела собе и молчала, не отвечая на брани и хуления. Чёрный калан вернулся к Перкунасу ни с чем, и тот во гневе превратил её в Румына.

Потом Бог Перкунас ещё сильнее возжелал создать Небо и Землю. Для этого он послал Жыда-Андрогина в обличье Лисы к Вороне, чтобы тот не мытьём, так катаньем уговорил её отдать Первотвердь. И Жыд в облике Лисьем достиг Вороны, и сказал(а):
"О прекраснейшая Ворона! Я ничего не хочу от тебя. Только прошу, позволь мне здесь, под Дубом, сидеть и любоваться твоей красотой!"
И Ворона, довлея собе, промолчала.
Жыд в обличье Лисы провел(а) под Дубом день и ночь, и снова сказал(а):
"О прекраснейшая Ворона! Я ничего не хочу от тебя. Только прошу, повернись ко мне Жоппой, дабы я мог(ла) насладиться твоей красотой и сзади!"
И Ворона, всё ещё довлея собе, повернулась к Лисе Жоппой и распушила Перья.
Жыд в обличье Лисы снова провел(а) под Дубом день и ночь, и снова сказал(а):
"О прекраснейшая Ворона! Я ничего не хочу от тебя. Только прошу, спой мне свою Воронью Песню, дабы я мог(ла) насладиться не только твоей внешней красотой, но и красотой Унутренней, которая, несомненно, довлеет внешней!"
И Ворона, поверив хитрым словам Жыда, каркнула во всё Воронье Горло. Первотвердь выпала, а хитрый Жыд, взяв её, удалился, и пришёл к Богу Перкунасу с Первотвердью, из которой тот сотворил Небо и Землю.

[]

Как в России всем и каждому известно, Глеб Олегович Павловский очень строго относится ко всяким Радостям Жизни, как то Женщинам, Вину, Боулингу, Бодибилдингу и Лаун-Теннису. Серьёзный он человек, и не лежит у него душа к таким легкомысленным предметам. И когда его зовут к Стриптизеткам, или в Фитнесс-Центр, или на Боулинг, или даже просто на биллиарде шары погонять, у Глеба Олеговича на всё один ответ: "На это нет времени!" Хотя не во времени вовсе дело, а в Воздержанности.

Однако, и у него есть своя страстишка: оченно он уважает гольф. Некогда был он ласково приветчаем во всех гольф-клубах, ибо славился красотой игры. Было у него много знаменитых причуд: так, клюшки за ним носили мальчики из Военных Училищ, одетые в сиреневые панталончики с рюшечками, причёсанные под Пуделя и напрысканные Деколоном От Кутюр. Некоторые злые языки говорили - вот-де, Олегович мальчиками интересуется, это в смысле того, что он латентный Пед и Растлитель. Даже до такой низости доходили, что в Бинокли и Монокли смотрели, не делает ли он с мальчиками, дескать, чего. А всё это были просто домыслы, потому что Глеб Олегович мальчиками в этом смысле совершенно не интересовался, а просто любил, когда мальчик в сирененвых панталонах за ним клюшки несёт. Это у него такая как бы примета была. И ещё одно у него было обыкновение: как ударит удачно, так обязательно требует себе бокал Цымлянского, и тут же на месте - хлоп! а бокал вверх подкинет, и в воздухе клюшкою его - хрясь! дзынь! Тут, понятное дело, сбегаются Служители, непорядок, стекло опять же на поле, убирать, то-сё, а Глеб Олегович им этак спокойненько: "сколько я вам обязан", и Чековую Книжку сразу из кармана вынимает. И на эти расходы он никогда не скупился, потому как полагал их не частными своими требами, а Инвестицией в Собственный Образ, то есть Профессиональными Издержками.

С некоторых же пор, однако, Глеб Олегович вовсе перестал появляться в гольф-клубах, несмотря на то, что гольф любить отнюдь не перестал. А всё потому, что по данным Соцыологических Опросов его Образ до того утвердился, что Инвестиции в оный стали вовсе излишни, а потому и неоправданны стали перед Совести Строгим Судом. Оттого-то Глеб Олегович, скрепя сердце, отказался от любимой забавы, и более гольф-клубы не посещает. А любимый набор клюшек подарил нищим в метро.

Вот до чего возможно человеку опроститься.

[]

Однажды ко Глебу Олеговичу Павловскому пришла Пидарасня, и предложила ему: "давай тебе я, Пидарасня, дам Мульён Долларов, а ты меня пропиаришь, чтобы вся Россия возлюбила наш Модус Вивенди и ЛайфСтайл". Глеб Олегович, будучи человеком внутренне очень чистым и строгим, на это ответствовал - "Уйди от меня, Пидарасня, не буду я тебя пиарить ни за какие твои интересные выгоды". Пидарасня, постыжённая, съеблась, а Глеб Олегович задумался: не гордо ли он себя повёл, не надмился ли над Падшими, не поглумился ли над Оступившимися Братьями? И не ждёт ли его за то Неизбежное Вразумление?

И точно так: назавтра срочно понадобился Глебу Олеговичу для какой-то надобности Мульён Долларов, а его и нет как нет!

[]

Рассказывают, что в переломные исторические моменты (коих было в России немало) Глебу Олеговичу Павловскому снится покойный поэт Кузьмин, с форелью в деснице и шейкером в шуйце. И Кузьмин даёт Павловскому форель, и просит наколоть ему той форелью льда для приготовления Оранжаду. И даёт ему Ледяную Взглыбу, чтобы тот колол. На что Глеб Олегович всегда в сновидении соглашается. Форель же, вся из себя живая и склизская, рвётся из рук вон, а Павловский ейной мордой в лёд тычет, следя, чтобы и лёд покололся, и форельное мордо чтобы в целости осталось. А как выпростается форель из рук Олеговича, так он и просыпается. И после такого сна что-нибудь историческое в стране обязательно происходит.
Однажды приснилось Олеговичу, быдто он колкой льдинкой напорол форелье мордо до красной юшки. А наутро Ельцын расстрелял Верховный Совет, и поубивал множество народу. С тех пор Павловский тычет форелью в лёд крайне осторожно. Пробовал даже как-то хвостом лёд колоть, да получилась какая-то фигня: и лёд не колется, и форель сатанеет, бьётся как бешеная. Так уж лучше рылом, рылом.
Проснулся Глеб Олегович, и вспомнил, что даже старый Гефтер говорил, что здесь рылом надобно.

Тут-то и понял Глеб Олегович простую истину: всему своё время - когда рылом надобно, а когда и жопкой.

[]

В старые времена у Православных не было ни Рта, ни Жоппы. Ибо сотворены они были круглыми, гладкими, и со всех сторон одинаковыми.

Тогда пришли к Православным от Бога Пелевин и Сорокин, чтобы дать Православным то, чего у них не было, и тем самым навести Подобающий Марафет. Пелевин сотворил Православным Голову, Ножки, левое Ухо, Поджелудочную Железу, оба Предсердия и Позвоночный столб. Тогда Сорокин сотворил Православным Ручки, на них Пальчики, на Ножках тоже Пальчики, кроме Мизинчиков, Глазки, правое Ухо, Надпочечники и Аппендикс с Аппендицитом. Тогда Пелевин сотворил Мизинчики на Ножках, на всех Пальчиках Ноготочки, все Волосики, Девичью Пипиську и пупок. А Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, выскочил, выпрыгнул, да и сделал каждому Православному Носик с Ноздерьками.
Тогда Сорокин сотворил Перхоть, Сопли и Морщины. А Пелевин сотворил Отпечатки Пальцев. А Сорокин - кишочки, и Кишечную в них Палочку. А Пелевин на это - Печень и Колику в Ней. А Сорокин, не отставая - все Рёбрышки и Желудок. А Пелевин опять придумал Пипиську, да не простую, а Мужскую - не такую, как Девичья. А Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, выскочил, выпрыгнул, да и сотворил каждому Православному вселенскую Смазь.
Тогда Сорокин выдумал Кости и Жилы. А Пелевин придумал Черепушечку, чтобы туда всякое класть. А Сорокин - Кровищу, а также положил внутрь Православному Говно. А Пелевин - Почечки сзобретал, и тут же их Православным навеки отбил. А Сорокин Правлославным Сосцы и Сисяры забабахал, и ещё выдумал Душу. А Пелевин нацедил Православным Сукровицы и слепил Костный Мозг.
И так они творили Православному всякие Части и Органы, а Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, выскочил, выпрыгнул, да и, стоя, дивился.

Только двух Частей не дали Пелевин с Сорокиным Православному - Рта и Жоппы. Ибо когда Пелевин придумал Рот, а Сорокин - Жоппу, явился Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, выскочил, выпрыгнул, схватил Рот и Жоппу, да и убёг с ними восвояси. И Православные остались убогими и недоделанными.

Пелевин на то обиделся, превратился в Толстого, и стал сочинять Романы Наивные, всё про Рот, и насочинял их 10000000 томов in-quarto, не считая перепечаток. А Сорокин тоже обиделся, превратился в Достоевского, и стал сочинять Романы, не простые, а Хитрые - чтобы в них ничегошеньки не было про Жоппу. И тоже насочинял их 10000000 томов. Так появилась Русская Классическая Литература, и до того всем полюбилась, что даже сам Антон Борисович Носик её читал да похваливал, пока всю не прочитал.

Вот тут-то Антону Борисовичу Носику, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, и засвербило: хочу, грит, прочитать Роман про Жоппу! На это ж ему Пелевин и Сорокин разом отвечают: отдай Православным Жоппу и Рот впридачу, и напишем мы тебе 10000000 романов про Это Самое Место. Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, покочевряжился, да и согласился, и отдал Православным Рот и Жоппу, и Православные стали полными и целыми.
Тогда Сорокин, как честный, написал 10000000 романов про Жоппу, да ещё и с Говном. Пелевин на это написал всего-то навсего 1 (один) романчик, и то опять получилось про Рот, а про Жоппу только Косвенно.

Тут-то и понял Пелевин, что не он придумал Жоппу - не ему о ней и писать.
Огорчился Пелевин и уехал в Японию.
И на этом-то вся Литература и кончилась.

Тогда-то Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, почувствовал Ответственность перед Культурой. Взял и превратился в Болмата, БоянШирянова и ВанЗайчика.

И всех спас.

[]

Песенка Бен Ладена:

Ах, оставьте врагам домыслы досужие -
Я и сам расскажу о себе сполна.
Ах, АК, мой АК - ты моё оружие,
Ты и верный мой друг, и моя жена.

Жизнь моя как игра, а удача - та ещё!
Жду ударов судьбы с ночи до утра.
Ах, Афган, мой Афган - ты моё пристанище,
Ты землянка моя и моя нора.

От улыбки моей у врагов истерика,
От моей бороды у врагов мигрень.
Ах, Нью Йорк, мой Нью Йорк - ты моя Америка,
Ты и жертва моя, и моя мишень.

Самолеты летят не по расписанию.
Два из них упадут, небоскрёб пронзя.
Ах, джихад, мой джихад - ты моё призвание,
Ты мой жизненный путь и моя стезя.

Порошочек в конверт неспеша заклею я
И отправлю врагам письмецо своё.
Ах, antrax, мой antrax - ты моя бактерия,
Ты и сабля моя, и моё копьё.

Моджахеды мои - воины великие,
Жизнь готовы отдать без красивых слов!
Ах, ислам, мой ислам - ты моя религия,
Ты надежда моя и моя любовь.

Стою на остановке, держусь за свой карман, и вдруг ко мне подходит незнакомый мне мормон.
Точнее, их было трое - с табличками, рюкзачками, очками. В пальтишечках. Подошли и говорят: "Dobryj den!" (как они поняли, что ко мне надо по-русски обращаться?).
Я говорю: "Ага, привет, только автобус мой - вот он".
И сел на автобус. И подумал.
Мормон он явственен, а масон - он таинственен. Мормон - со многоженстом, а масон - со скотоложеством. Мормон - на остановке остался, а масон, возможно, тут рядом едет, незаметный. Вот стоит, дышит пивом "Саку Сарвик"... не масон ли? Или вот тоже - губы красит в оранжевое... типичная масонка... этот маленький, с ранцем, по мобильнику говорит... и тот, перегаром воняет - а что там у него в кармане - не мастерок ли?
Предпочитаю мормонов, я так скажу.

И вот идут масоны
Ко мне наперерез
В руках несут мацу, и
Кимвалы, и отвес,
И компас, и отмычки,
И страшного кусок,
И вредные привычки,
И зверский молоток.
И вытычки, и втычки,
И белый порошок.
И Белый Порошок!
И БЕЛЫЙ ПОРОШОК!!!!
ага.

Error
You must be logged in to view this protected entry.

Оригинал сообщения

Я всегда выхожу с работы в тот момент, когда болельщики Зенита идут с матча к метро василеостровская.
Вообще-то я не понимаю когда же эти люди работают, учатся, помогают родителям по хозяйству, пишут письмо Маме в деревню, потому что Зенит играет каждый день. При этом он всегда у всех выигрывает, потому что болельщики очень сильно радуются. Они поют, пляшут, читают стихи. Вот сегодня например человек пятьдесят читали хором такое стихотворение:

Семь на восемь, восемь на семь
Всю Москву отпидарасим.

В какой-то степени я по этому поводу понимаю спартаковских болельщиков: им наверняка должно быть обидно такое слушать. Я думаю что они в таких случаях подходят объяснить питерским болельщикам, что возможно это не совсем так, может быть все-таки не всю Москву, может быть вы ошиблись, ну давайте же будем справедливы. А им конечно сразу же показывают Хуй и говорят обидные слова про их Родной Город.
Правда я никогда в жизни не видел спартаковских болельщиков, их обычно сразу же из города депортируют под конвоем, как пленных немцев, но может быть они тоже что-нибудь про Культурную Столицу декламируют.

Все же среди питерских болельщиков встречаются образованные люди. Буквально сегодня один молодой человек в Голубом Цилиндре С Рогами исполнял в метро песни ансамбля дорз на английском языке, причем слова пел довольно правильно. Очень громко правда пел, и плясал при этом что-то сильно Наше, русское и раздольное, но тем не менее. При этом он явно двигался в мою сторону, вероятно чтобы доебаться с этим ансамблем, ясно же, что другого человека кроме меня чтобы доебаться во всем восточном полушарии больше нет. Я даже перебрал в голове строчки три которые помню, пипл-а-стрейндж, ну и так далее. Но он к счастью не дошел, потому что зачем-то бросил в милицию пластмассовую бутылку от пива.

Вот такая у нас милиция: пока в нее хулиган бутылкой не бросит, сроду не пошевелится.
Зато когда тихий человек идет никого не трогает лишь бы до дому добраться чтобы на диване полежать, вот тогда она тут как тут карманы выворачивать.

In Japan, they have replaced the impersonal and unhelpful Microsoft error messages with their own Japanese haiku poetry, each only 17 syllables: 5 syllables in the first line, 7 in the second, 5 in the third.

------------------------

A crash reduces
Your expensive computer
To a simple stone.

------------------------

Your file was so big.
It might be very useful.
But now it is gone.

------------------------

The Web site you seek
Cannot be located, but
Countless more exist.

------------------------

Chaos reigns within.
Reflect, repent, and reboot.
Order shall return.

------------------------

ABORTED effort:
Close all that you have worked on.
You ask far too much.

------------------------

Windows NT crashed.
I am the Blue Screen of Death.
No one hears your screams.

------------------------

Yesterday it worked.
Today it is not working.
Windows is like that.

------------------------

First snow, then silence.
This thousand-dollar screen dies
So beautifully.

------------------------

With searching comes loss
And the presence of absence:
"My Novel" not found.

------------------------

The Tao that is seen
Is not the true Tao - until
You bring fresh toner.

------------------------

Stay the patient course.
Of little worth is your ire.
The network is down.

------------------------

Three things are certain:
Death, taxes, and lost data.
Guess which has occurred.

------------------------

You step in the stream,
But the water has moved on.
This page is not here.

------------------------

Out of memory.
We wish to hold the whole sky,
But we never will.

------------------------

Having been erased,
The document you're seeking
Must now be retyped.

------------------------

Serious error
All shortcuts have disappeared.
Screen. Mind. Both are blank.

увлекались застеклой.

не стреляй, r_l, ты же знаешь у меня нет ящика.

Как известно, Глеб Павловский родился в Одессе, в бедной еврейской семье.
Папа его был австрийский еврей, фамилия у него была Галкин. Раньше, когда он жил в Австрии, у него фамилия была Кафка, а звали его Франц. Но он оттуда сбежал от родительского тиранства, меланхолии, ну и ещё чтобы не попасть на фронт - ибо, будучи проницателен, весьма опасался новой европейской войны. Добровольно отказавшись от светской жизни, поселился он Одессе, в маленьком домике среди зарослей тамариска, где и вёл простую и несуетную жизнь.
Матерью же Павловского была некая Елена Блаватская, известная также как мадемуазель Поц, цирковая наездница и кокотка. В Лондоне она промышляла шарлатанством, выдавая себя за цыганку Астарту и гадая на Тароте и по линиям руки. Запутавшись в долгах, она бежала в Одессу, где была подвергнута бесчестью со стороны заезжих гусаров. Галкин же, будучи благороден, её спас, дал денег, а потом даже взял за себя замуж.
Однако же, Галкин, до крайности мнительный и щепетильный, не касался своей супруги, отчасти брезгуя ею после гусар, отчасти в целях её нравственного исправления. Бывшая же мадемуазель Поц, томясь телом, спозналась с помещиком Павлом Тычиной, антисемитом и пьяницей, от которого родила 14 мальчиков, которых и звали во дворе "павловскими", а чаще - "байстрючатами". Однако же, не в глаза, ибо дети были дружные, друг за дружку стояли крепко, и дрались больно. Потом они все выросли, запили водку, и стали биллиардистами.
Только младшенький павловский, Глебушка, был не такой, как братья. С детства он чурался и родителей своих, и братьев, и шумных их игр. Более же всего на свете любил он лежать, разметавшись, на постели без сна, наблюдая за звёздами и внимая стонам ветра в кустах тамариска, окружавших дом. И чудилось ему в этих стонах что-то сродное тому потаённому, что зрело в душе его, и виделись ему в этих звёздах черты того высокого, чему нет названия на языке человеческом, и к чему сызмальства прилепилась младенческая душа его.
И однажды, когда шумливые братья павловские таскали по двору крысу на верёвочке, а младшенький Глебушка стоял поодаль и вслушивался в стоны ветра в кустах тамариска, подошла к нему добрая русская старушка, да и говорит:
- Ты кто?
- Глебушка, - ответил Глебушка, потому что его так всегда и звали.
- Хочешь ли ты, Глебушка, стать ангелом и улететь на небо?
- Хочу, - сказал Глебушка, ибо всю жизнь хотел именно этого.
- А ты, - научила его старушка, - ничего не кушай, а если будут еду давать - ты её за щеку клади, а не жуй, а потом выплёвывай. Будешь ты сначала тонким и бледным, потом начнёшь печалиться, а потом у тебя и ножки ходить перестанут, и ручки отнимутся, и будешь ты целыми днями лежать в постели, да слушать стоны ветра в кустах тамариска. И все тебя будут жалеть, приносить гостинцы да игрушки, только ты ничего не ешь. А потом станешь ангелочком и улетишь на небо.
Глебушка послушался, и перестал кушать. Сначала стал он тонким и бледным, потом начал печалиться, а потом у него и ручки отнялись, и ножки ходить перестали. А потом он ослеп, оглох, и перестал слышать стоны ветра в кустах тамариска. Но не превратился он в ангелочка, и на небо не улетел, а просто умер. Попечалились родные, закопали его в землю, да и забыли о нём за прочими делами.

Как-то шёл однажды своей дорогою Глеб Олегович Павловский, бродячий пиарщик, и стало ему жарко. И забрёл он на старое еврейское кладбище, присел на плиту, да и задумался. Думал-думал, да и выдумал всю эту историю про Глеба Олеговича. А как дошла думка до русской старушки, что обманула маленького Глебушку, тут-то и понял Глеб Олегович, за что он так не любит русский народ.

И встал он с камешка с новыми силами, и пошёл в Москву. И с тех пор известно: как увидит Глеб Олегович русскую бабульку, так обязательно или стукнет её тростью, или сумку с продуктами отымет, или хотя бы матом пошлёт. И никогда не говорит, за что. А если кто спросит, пробурчит себе под нос - "я их знаю", да и пойдёт себе восвояси.

[]

Когда-то я играл в футбол. И был у нас тренер Юра (кстати, сын великого тренера и сам из себя весьма неплохой футболист), у которого на все случаи жизни существовали две фразы...

(Тут вступает в действие предупреждение о том, что автор - по причине алкогольного опьянения средней степени тяжести - хоть и несет ответственность за употребляемую им далее лексику, но не вполне.)

...так вот, две фразы: "Ёб-стоп" и "Пиздец капитализму". То есть если нам забивали гол, он бил себя ладонью по правой коленке и говорил "Ёб-стоп!". А если мы забивали, то он удовлетворенно закуривал и шептал: "Пиздец капитализму!". Мне трудно сказать, из какого источника он почерпнул эти емкие максимы. В свое время, правда, он сидел в тюрьме. Но недолго. Да и вряд ли в тюрьме шли дискуссии на тему общественно-политических формаций.

Если я сообщал ему о том, что с семью шрамами на ноге и незажившим переломом я не могу играть против молодежной сборной ФРГ, Юра говорил "Ёб-стоп!". А если вдруг выяснялось, что я, вопреки запрету врачей, хочу выйти на матч с донецким "Шахтером", он восклицал: "Пиздец капитализму!". В Донецке тогда не было капитализма. Подозреваю, что и поныне нет, но это отдельная тема. Юре, однако, это не мешало. Первое восклицание он использовал как проявление печали. Второе - как проявление радости. Еще он любил слово "пидормот" (надо думать, нечто среднее между пидорасом и обормотом), но оно предназначалось в основном для судей.

Однажды мы приехали играть с молодежной сборной Литвы в местечко Юодкранте. На зеленом газоне юодкрантского стадиона паслись коровы. Метрах в тридцати от западных ворот стоял телеграфный столб, прямо на поле. Юра сказал: "Пиздец капитализму!". Он почувствовал, что русскому человеку на таком поле играть будет много легче, чем литовцу. Так и вышло. Я забил решающий гол. Обыграл двух полузащитников, потом обыграл столб и ёбнул из-за столба. Вратаря, как сказали бы хором Озеров и Перетурин, мой изящный финт застал врасплох (почему-то при этом слове я всегда представляю себе курицу), и он пропустил дуру. Матч закончился со счетом 1:0. "Пиздец капитализму!" - сообщил Юра, и был, видимо, прав. Все ж Литва, не Донецк.

Когда мы немного повзрослели, и настало время выбирать - играть ли далее в футбол или заниматься другим делом, Юра погрустнел. Он понял, что я и Боря И., сын видного советского журналиста-международника, из команды уйдем, и займемся такой позорной хуйней, как поступление в высшие учебные заведения. "Фули... - сказал мне тогда Валя И., наш центральный полузащитник. - У вас батяни - профессора, вы и в футбол-то играли с жиру, а для меня это единственный, на хуй, шанс... Ты знаешь, где я вырос? Я вырос..." - и Валя рассказал, где он вырос. Его рассказ, который может быть политически ошибочно воспринят несознательной публикой в наше тревожное время, я опускаю.

Когда мы с Борей И. пришли к Юре и сказали, что уходим из команды, Юра посмотрел на нас горестно, и сказал: "Ёб-стоп...". Нет, он не отговаривал нас, - просто налил себе стакан "Боржоми", и посмотрел на нас еще раз. Но "Ёб-стоп" уже не произнес. Как знать, если б он сделал это, мы, может быть, остались бы...

Боря теперь большой человек в МИДе. Репортаж о его переговорах с Мадлен Олбрайт я видел по телевизору. Надеюсь, Юра гордится им. Я - горжусь. И, наверное, Боря не жалеет о том, что он ушел из футбола. Он большой, как было сказано, человек. А я - хуй кто. И я жалею.

Была бы я муха
Я вылетелА бы
Из шкафа без звука



(ударение во второй строке на А, само собой)

Когда я еще жил в общежитии, там был один сосед, который как-то взялся ходить взад-вперед по комнате и торжественно произносить: ТЭБЭБУРИЛЬЩИК!
При этом было непонятно: то ли это означало Тэбэ, в смысле Тебе, Бурильщик, то ли Т.Б.Бурильщик, то ли тупо Тэбэбурильщик и всё.

Вскоре после этого он вдруг стремительно облысел, перестал мыться и стирать носки, из-за чего никто не хотел жить с ним в одной комнате. Затем он страшно разбогател и бесследно исчез. Правда через несколько лет одному человеку пришла телеграмма, что он прибывает в гости таким-то поездом такого-то числа, но когда этот человек позвонил в справочную, там ответили что этот поезд уже год как отменили.

А все потому что он случайно произнес Волшебное Слово, некий пароль неизвестно куда неизвестно зачем, к каким-то тайным ресурсам. Таких Слов довольно много, их нужно только угадать, и тогда можно вытворять разные Штуки: перекусывать зубами арматуру или денег заработать много как Билгейц или жить вечно как фрау Рифеншталь.
Но каждое такое Слово действует только один раз. И еще одна неприятная особенность: радости от всего этого ни-ка-кой. Ну посмотрите на кого угодно, да хоть на президента Путина того же.