[ Krylov's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Krylov |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
Записи 120-139 (Memories) | 0-19 | 20-39 | 40-59 | 60-79 | 80-99 | 100-119 | 120-139 | 140-145 | |
Pure White Snow | 11:50, August 12th 2002 |
pure_white_snow |
Записки другого меня. Часть наверное первая.
Забираясь в самые жуткие непролазные места, не оставляюшие ни тени сомнения, что здесь никого не может быть, там я лежал и смотрел на своего врага. Вросшись в свою винтовку, я ловил в перекрестие коллиматорного прицела его подбородок так начиналось каждое наше знакомство. Я задерживаю дыхание, прицелом продолжаю траекторию его головы. По привычке кидаю короткий взгляд на индикатор расстояния и сразу на рассчитанное заботливой электроникой время подлёта пули. Три десятых секунды. Интересно, что он сможет сделать за эти три десятых. О чём подумать, что вспомнить или забыть. Уже не важно. Я решил его судьбу. Или не я? Меня учили отыскивать офицеров. Уничтожать их в первую очередь. Таковы правила моего боя. Мне лишь остаётся им следовать. Поэтому не могу, не имею права не выстрелить в тебя. Прости. Нехитрый механизм войны сработал, и ты попался. Сам же виноват. Не надо было становиться офицером, являться сюда, брить свой подбородок и маячить в моём прицеле. Не надо было. Ловлю промежуток между двумя толчками своего сердца. Непростое занятие, когда взгяд прикован к чужому лицу, перекрытому прицельной маркой. Стараюсь отвлечься на мысли, какой бритвой, каким лосьоном он пользуется. Воображаю, как довольный, хлопает он себя ладонями по мокрым щекам, разглядывая в зеркало посвежевшее лицо. И незаметно для себя дожимаю спуск. Выстрел снайпера всегда неожиданный. И хотя на войне сражаются с помощью силы, побеждают лишь благодаря этой чёртовой неожиданности. Поэтому, кто знает в ней толк всегда сильнее всех остальных. А уж я-то знаю. Два килоджоуля дульной энергии вырезают на стальной оболочке пули его имя. Щель тормоза-компенсатора язвительно фыркает, разгоняя мелкие соринки вокруг. Провожает остроносую смерть в её очередной крестовый поход. Смерть, оставляя за собой тоненькую струйку завихрений, пронизывает расстояние и с безудержным мокрым щелчком оборачивается стремительным веером алых брызг. Сделав дело и жалобно взвизнув, пуля впивается куда-то дальше, в глубь военных декораций, выбивая очаровательный прощальный фантанчик. Латунным кузнечиком гильза скачет из выбрасывателя и, кувыркаясь, скрывается из виду, наполняя всё вокруг запахом сгоревшего пороха. Свежим запахом решённой в одно мгновение судьбы. Незадачливо решённой мною чужой судьбы. Судьбы, что могла сложиться иначе, не будь этой моей войны. Автомат заряжания с аппетитом клацает, проглатывая очередной её эмбрион. Время замирает. |
Рената Р. | 19:46, June 17th 2002 |
renata |
Для
Мы ехали в Израиль летом. Ехали долго, потому что через Будапешт, а до него на поезде. Все время было жарко. В самолете звал замуж какой-то мальчик из Бухары. Было жарко. Было грустно. Ехать не хотела, заранее скучала по друзьям. Когда мы приехали в Гило, где живет мой папа с семьей, они бежали нам навстречу, и это было странно. (Оригинал сообщения) |
Cocaine | 02:13, July 5th 2002 |
ricky_cocks |
Бля...
Сегодня подошла к концу моя стажировка в Шоколаднице, начиная с субботы я буду пахать уже за деньги... Current music: Radiohead - The Trickster (Оригинал сообщения) |
Сладкий writes in ru_exit | 10:47, August 29th 2002 |
clops [ ru_exit ] |
Дамы, Внимание...
|
saash: ck | 13:30, April 5th 2002 |
saash |
Я и Президент Российской Федерации (saash's version)
Звонит мне позавчера вечером Том. Ты, спрашивает, что завтра делаешь? Я говорю - как обычно. Работаю как будто. Понарошку. А на Путина, спрашивает Том, хочешь посмотреть? Нет, хитро отвечаю я, не хочу. Я Путина, что ли, не видел? Видел много раз. Маленький такой, щупленький, ручкой при ходьбе отмахивает. Голос тихий, волос редкий. Избранник, одним словом. Ну, говорит Том, неважно. Поедешь завтра с Юркой к Путину на круглый стол. Ну, хорошо, говорю. Поеду - значит поеду. Я Юрку потом спрашиваю - как к президентам-то нынче ходят? В костюмах да при галстуках? Что ты - машет на меня рукой Юрка, - это еще до исторического постинтеллектуализма было - в галстуках в Кремль ходить. Щас проще. Как есть, так и иди. Ну, хорошо, говорю. Как есть - значит как есть. Прихожу на следующий день на работу, смотрю - Юрка в костюме. Ты что ж, спрашиваю, Юрка Алексеев сын, творишь? Я в джинсах-свитере, как лох замоскворецкий, а ты в костюме торжественном? Да, говорит, неудобно получилось. Ты извини, говорит, - жена заставила. Сказала - к Президенту все-таки идешь, не бомжей мерзлых снимать. Ну, хорошо, говорю. Жена - значит жена. И поехали мы в Кремль. Приезжаем мы в Кремль, заходим в калиточку. Там рядом со Спасской башней калиточка специальная - мусор там вынести или министра пожиже провести. Проверяют наши фамилии на сходство с оригиналом и в лифт сажают. А лифт там - как у моей бабушки в подъезде: у него покрытие специальное, чтобы министры против президента матерных слов не царапали. Приезжаем мы наверх, а там - сплошные лестницы-коридоры. И нас по ним колонной ведут. В лифт, заметьте, больше не сажают - то ли электричества жалко, то ли боятся, что царапать все-таки приспособимся. А в коридорах по стенам картины развешаны - Растропович там разный или еще какое меньшинство, - и все одного и того же художника. На "С" какой-то, но не Репин. Совсем не Репин. А самое главное - возле одной из стен холодильник для пепси-колы спрятан. Причем пустой. Вот это меня сразу насторожило и озадачило. То есть с одной стороны - для пепси-колы, а с другой - все-таки пустой. Есть над чем подумать. В общем, долго ли, коротко ли - пришли. Стали мы камеры расставлять, свет высвечивать да за места толкаться. Чтоб и президента видно было, и начальство тоже краем уха вошло. Кому-то в глаз дали, кому-то зуб золотой обломили - в общем, в духе здорового профессионального соперничества. Стоим. Времени половина первого, а президент в половине третьего только быть обещался. Скучно. Тут нас, чтобы развлечь, повели курить и оправляться. Опять три лестницы, пять коридоров и мы - как детский сад в музее про жизнь предводителей дворянства. Пришли мы, в общем, в туалет. Туалет, врать не буду, неплохой. Представительный такой туалет. Внушает. Единственное только - на шесть раковин всего один кусок мыла, и сушилка для рук одна не работает. Пал Палыча нету. Разруха. Но ничего, мы люди привычные. Руки об джинсы вытерли - и обратно наверх. Снова ждем. Уже и два тридцать давно наступили, а президента нету. Задерживается президент - то ли живот прихватило, то ли запонку потерял. Тут нам Мишка и говорит: дураки, мол вы, у президента же обед наверняка с двух до трех. Должен президент кушать? Должен. Вот и ждите - дайте человеку компот спокойно допить. Да, думаем, как же президенту без обеда? Без обеда президенту нельзя. И снова ждать стали. Смотрим - а на часах уже четверть четвертого. Где ж, спрашиваем, Мишка, президент? За это время и сухофрукты уже из компота съесть можно, и посуду за собой помыть. Эх вы, говорит Мишка, деревня. Президент у нас кто? Спортсмен. А у спортсмена должен быть что? Режим. Вот у Президента послеобеденный сон и начался. В четыре проснется, зарядку сделает - и к нам. Ну, мы и успокоились. Стали по комнате ходить и придумывать, что бы такое на память сохранить. А там по стенам - картины всякие и фигурки бронзовые. Почесали мы с Юркой головы - не унесем. И потом - там же не написано, что из Кремля. Этак каждый накупит картинок с фигурками и станет говорить, что в Кремле побывал. Не годится. Стали искать, где про Кремль что-нибудь есть. Смотрим - на столе, там где место президентское, блокнот лежит, а у него сверху золотом по зеленому надпись: "Президент Российской Федерации". Вот, говорю, Юрка, вещь. Точно, говорит Юрка, уж это вещь так вещь. Стали думать, как бы незаметно ее для истории заныкать. А там вокруг охрана, пресс-служба. Да и свой брат-журналист тоже не дремлет. Нет, говорит Юрка, это надо после встречи, под шумок, когда все расходится будут. Тут опять Мишка встревает. Эх, говорит, ребята, учить вас еще и учить. После встречи этот блокнот вообще как певицу Йоко беречь будут. Вот будет президент в задумчивости ручкой по блокнотику водить - там каракули и останутся. А коварные заграничные спецслужбы только того и ждут, чтобы такие каракули заполучить - там же и психологический портрет, и государственная тайна зашифрованы. Нет, говорит Мишка, блокнотик этот сразу уносится и в специальном хранилище под Кремлем подшивается. Где уж вам, говорит, - туристы. Расстроились мы с Юркой, решили тархуна выпить. Там в соседней комнатке бутылки с рюмками стояли. Смотрим - а рюмки все уже грязные. Вот ведь люди, а? Журналисты прямо какие-то, а не люди. Товарищам рюмок оставить не могли. Ну, мы, не будь дураки, пару стаканов с Круглого Стола прихватили, сидим, пьем. И тут я в туалет захотел. О, говорю я Юрке, смотри. Щас я пойду в туалет, и ровно в середине процесса объявится Путин. Это, говорю, закон такой. Ну, давай, говорит, а то уже ждать сил никаких нету. Пошел я в туалет, расстегнул, простите за подробности, джинсы, и ровно с середине процесса Юрка в дверь стучит: иди, мол, начинается. Выхожу - точно, начинается. Сработал мой закон. Встали мы вокруг стола, приготовились. Смотрим - соседней комнате шевеление и сверкание. Президент пришел. С корреспондентами за руку поздоровался, что-то вежливое улыбнулся - и к нам. Самое удивительное - президент, оказывается, точно такой же, как в телевизоре. Ни ростом не ниже, ни лицом не рябее. Просто не отличить. Сел он, значит, за стол, вступительное слово сказал - и на вопросы отвечать. Причем наушник с переводчиком по большей части в руках держит. Делает вид, что и так понимает. Хотя переводчика, надо сказать, и без наушника слышно было - он в углу комнаты сидел. Это хитрость такая была специальная. В общем, ответил Президент на четыре вопроса, и нас из комнаты попросили. Дальше, мол, без камер. И стали мы с Юркой снова ждать - машина у нас с корреспондентом одна, а торопиться вроде некуда. Проводили нас в какой-то зал, посадили на диванчики и оставили. Сидим. Юрка сразу на этом диванчике спать приспособился, а я - давай головой вертеть. Жизнь вокруг кипит интересная, кремлевская. Растения какие-то в этот зал свозят, вдоль окошка выстраивают. И девушки при них в зеленых комбинезонах. А главный там - старичок в костюме и при седой бороде окладистой. Академик, не меньше. Температуры почвы меряет, угол падения света транспортиром высчитывает. Вот ведь люди какие в Кремле случаются. Но, прямо сказать, начинает мне скучно становиться. Все-таки седьмой час уже в Кремле сидим. Приелось как-то. Я уж и в туалет сбегал - дай думаю, проверю, вдруг и на уход президента срабатывает. Нет, не срабатывает. Насилу до конца дотерпел. Вывели, наконец, нас оттуда, по коридорам-лестницам провели и из калиточки обратно в жизнь отправили. К нам еще по пути Павловский присоединился - из чулана какого-то вынырнул. А там, на улице, - снег, метель, непогода. Но все родное зато: машины гудят, пробка перед большим Каменным. Зря все-таки президент в своем Кремле чахнет. Жизни не знает. |
Yura Schloenski | 06:20, July 27th 2002 |
schloenski |
Австралия (2): РасизЬм
В это сложно поверить, но в Австралии совсем нет негров. Ну нету ни одного. Аборигены в природе тож не встречаются. Я видел двух. Один был нацкадром из Университета Мельбурна. За ланчем или коктейлем он наровил пристать к кому-нибудь из участников с подробными расспросами; по причине занудства его старались избегать. Вторым аборигеном была тётка, державшая магазин сувениров. На двери магазина нас с приятелем-испанцем встретила записка "Вернусь через 10 минут". Испанцу почему-то очень хотелось закупить бумеганги именно в этом магазине -- они там были более аутентичными, что-ли, так что её пришлось дождаться. (Оригинал сообщения) |
Yura Schloenski | 00:10, September 25th 2002 |
schloenski |
Будучи в Москве, я купил и прочёл книгу Бьюкенена "Воспоминания дипломата". И сейчас я вам про неё расскажу. Для любителя вдумчивого чтения эта книга просто мешок с ёлочными игрушками. (Оригинал сообщения) |
Solins | 20:01, March 17th 2002 |
solins |
Заблудившиеся тени
Мы живем, под собою не чуя страны... (Оригинал сообщения) |
avgur writes in spacetime | 16:20, August 29th 2002 |
avgur [ spacetime ] |
Кто разбомбил Дрезден?
- Он работает? - На 95% уверена, что да. - А что остальные 5%? - Я его просто давно не включала. Мне полгода назад подарили новый. Ну, хотите, я за пять долларов продам? Я говорю, что за пять долларов готов рискнуть - по доллару за процент риска. Но девочке не до шуток, и она добавляет: "Я эти деньги не себе. Я их бедным, умирающим от голода детям отдам..." Я одобрительно киваю головой. "... мы с классом через неделю едем в Чехию и Польшу. Слышали?" - В Прагу? - интересуюсь я. - Да и в Прагу. Мы там будем раздавать деньги, еду и одежду. И еще в какой-то город, который фашисты разбомбили так, что от него ничего не осталось, только картинная галерея. - Так ты и в Дрездене тоже будешь? - Да-да, Дрезден! Никак не могла вспомнить. - Но ведь он в Германии и разбомбили его не фашисты, а... - А кто, русские?! А вы не знаете, что там можно купить? Говорят, там недорогой янтарь. Это правда? Я теряю нить разговора. Девочка смотрит на меня выжидающе. Взгляд ее голубых глаз сосредоточен на мне. Внутренняя свобода, всосанная с молоком матери, гармонично сосуществует с желанием продать мне принтер. От этого сочетания взгляд приобретает вынужденную пытливость. Сколь бы убогими ни были знания, здесь они всегда кажутся достаточными. И девочка чувствует себя вполне подготовленной к поездке. Не дождавшись ответа, она продолжает. - А еще я куплю варежки из медвежьей шерсти. На зиму. Я даю ей пять долларов, беру принтер и говорю: "О ценах на янтарь не скажу. А вот Дрезден разбомбили не русские и не немцы, а американцы". На лице моей собеседницы недоверие сменяется улыбкой, потом, продолжая улыбаться и не отводя от меня взгляда, чтобы не сбежал, она зовет мать. Из дома появляется высокая худая женщина с выцветшими глазами и крашенными волосами. Девочка сообщает полученную от меня информацию, и обе с недоумением смотрят друг на друга. Меня не замечают, словно я совершил что-то неприличное. "Сэр", - наконец внятно произносит мать, так до конца и не повернувшись в мою сторону. И в этом "сэр" умещается вся американская история, в которой добро всегда побеждало зло, а сильный защищал слабого. Я только и могу сказать в ответ "сорри", и ухожу в обнимку с японским принтером. Через полчаса, подсоединив покупку к компьютеру, я имею возможность убедиться, что продавщица не обманула - принтер и в самом деле исправно работает. Уверен, девочка не слукавила и в том, что мои деньги пойдут на подкорм пражских детей, умирающих от голода. (*) - продажа ненужных вещей "со двора". |
Michael Baru | 15:36, August 8th 2002 |
synthesizer |
ЩИ ИЗ КВАШЕНОЙ КАПУСТЫ С МЯСОМ И КАРТОФЕЛЕМ
Процесс приготовления щей - это, я вам скажу, ПРОЦЕСС! Мелочей здесь нет. Тот, кто думает, что щи можно приготовить на скорую руку, предварительно психологически и морально к этому не подготовившись, пусть покинет помещение. Дорога такому типу лежит в общепит, в котором ему предложат размоченный бульонный кубик. А мы сначала берем кусок мяса. Конечно, можно взять говядину, даже постную, если, как пишет Жванецкий, "Вас не интересует результат". Но, если он вас интересует, то брать надо свинину с сахарной косточкой и небольшой прослоечкой сала. И варим, варим бульон. Пока он варится, озаботимся квашеной капусткой. Некоторые называют ее "кислой". Чтоб им кисло было, тем, кто так говорит. Настоящая капуста должна быть квашеной. Она и сама по себе хороша - с мелко нарезанной антоновкой, с морковочкой, с клюквой или свеколкой. Достанешь ее, бывало из холодильника (на ней еще ледок сверху), польешь постным маслицем, лучку сверху кольчиками, тонко нарезанными, набросаешь, перемешаешь, горбушку бородинского в левую руку возьмешь. Не будем, однако, отвлекаться. Current music: желудочный сок журчит (Оригинал сообщения) |
Alexander Telnikoff | 22:48, August 5th 2002 |
telnikoff |
Я позвоню в другой день
Трудно представить себе человека, который бы не согласился с тем, что быть алкоголиком - не очень хорошо. Во многих отношениях. Но, наверное, еще труднее найти родственника, близкого или друга такого алкоголика, который бы стал спорить с тем, что это не очень хорошо. Еще труднее спорить с ситуацией, в которой алкоголик - женщина. Нет, я не "мужской шовинист", как меня заклеймала одна мужеподобная водительница такси. Но она, впрочем, была "частница". Я просто знаю, что женщин алкоголизм ломает быстрее. У них нет "этих лет" в запасе, как у мужиков, которые пьют, а все вроде ничего. Потому что оно не "ничего". * * * Но совсем уже глупо с этим спорить, когда алкоголик - чья-то мать. Мать девочки там, мальчика, или кто там еще бывает? Действительно, кто там еще бывает? Этот, как тебя... сын... Ка-а-а-к дддела? Ддда? А у ммменн-я-я х-хршшо. Прости, мама, я позвоню в другой день. Только не оставляй включенным газ, как тогда. Хорошо? Я тебя очень прошу. Ты меня слышишь? Я тебя люблю... Не слышит. * * * Это зиждется на одной крохотной ошибке. Которая сводится к распространенному мнению о том, что алкоголиком, конечно, быть плохо - кто спорит, но "просто пить" - хорошо. Просто пить - это не алкоголизм. Просто пить - можно. Иногда даже вроде как нужно. Ведь я же не алкоголик. "Я же не буду под забором валяться". Будешь. * * * А когда ты уже там, тебя ничто не заставит хотя бы признать, что это болезнь, которую нужно лечить. Даже страх смерти тебя не остановит. Ибо остановить тебя может только единственный человек в мире - ты сама. А ты сама - ... |
Alexander Telnikoff | 10:29, April 3rd 2002 |
telnikoff |
О здоровании
В Англии же все ровным счетом наоборот. Своими излишними "здрасьте" русский человек может легко перегнуть палку общественного терпения. Принято здороваться не в первый момент встречи, а тогда, когда это "удобно" - т.е. когда вы с человеком наедине. Иногда даже под конец дня. Ни в коем случае нельзя здороваться с беседующими людьми - вы таким образом вторгаетесь в беседу, в которую вас еще не пригласили. Нужно соблюдать особую осторожность при здоровании с женщинами - и никогда не делать этого первым. Не все женщины могут быть заинтересованы в том, чтобы общество знало, что у нее с вами такие близкие отношения, что уже дошло до здорования. А если вы с ней первым поздороваетесь, то все это заметят. И ничего страшного, если вам так и не удалось поздороваться с кем-нибудь. Можно это будет сделать в следующий раз, никто не обидится. |
Southern Man | 17:44, May 24th 2002 |
tiomkin |
Вот еще одна песня - "На Молдаванке музыка играет"
Предыстория: эту песню я услышал впервые в армии, был у нас один содлат, Геной звали, родом с Сибири откуда-то. Судимостей у него не было (иначе бы к нам в часть не попал), но урка был еще тот. Хотя вел себя как нормальный вменяемый человек. Вот он и любил играть эту песню, играл причем хорошо. Запало, что называется... На Молдаванке музыка играет, Кругом веселье пьяное шумит. Там за столом доходы пропивает Пахан Одессы Костя-инвалид. Сидит пахан в отдельном кабинете И поит Маньку красненьким винцом, И, между прочим, держит на примете Ее вполне красивое лицо. Он говорит, закуску придвигая, Вином шампанским душу горяча: "Послушай, Манька, детка дорогая, Мы пропадем без Кольки-ширмача! Торчит ширмач на Беломорканале, Таскает тачку, двигает кайлой, А фраера втройне богаче стали. Кому же взяться опытной рукой? Съезжай, Маруся, милая, дотуда И обеспечь фартовому побег. И торопись, кудрявая, покуда Не запропал хороший человек..." Маруся едет в поезде почтовом, И вот она у лагерных ворот, А в это время, зорькою бубновой, Идет веселый лагерный развод. Канает Колька в кожаном реглане, В военной кепке, яркий блеск сапог, В руках он держит разные бумаги, А на груди - ударника значок! "Ах, здравствуй, Маня, детка дорогая, Привет Одессе, розовым садам! Скажи ворам, что Колька вырастает Героем трассы в пламени труда. Еще скажи: он больше не ворует, Блатную жизнь навеки завязал, Он понял жизнь здесь новую, другую, Которую дал Беломорканал. Прощай же, Манька, детка дорогая, Одессе-маме передай привет!" И вот уже Маруся на вокзале Берет обратно литерный билет. На Молдаванке музыка играет, Кругом веселье пьяное шумит. Маруся рюмку водки наливает, А ей пахан сурово говорит: "У нас, воров, суровые законы, И по законам этим мы живем. А если Колька честь свою уронит, Мы ширмача попробуем пером!" Тут встала Манька, встала и сказала: "Его не троньте! А то всех я заложу! Я поняла значение канала, За это Колькой нашим я горжусь!" Тут трое урок вышли из шалмана И ставят суку Маньку под забор. "Умри, змея, пока не заложила! Подохни, Манька, или я не вор!" А в это время на Беломорканале Шпана решила марануть порча. И рано утром, зорькою бубновой, Не стало больше Кольки-ширмача. Прим.: "Героем трассы в пламени труда" - это практически цитата из передовицы "Правды" или "Известий" марануть порча - убить ренегата (Оригинал сообщения) |
Southern Man | 15:26, June 17th 2002 |
tiomkin |
Просто так
Происхождение однако таково. К АМЕРИКАНСКИМ морпехам она отношения не имеет, у них только дворцы Монтезумы и чертоги Триполи. Речь идет об английских Его Величества морских пехотинцах. Англия, Лондон, 1664, на троне Карл II. Капитан одного из кораблей, вернувшись из долгого плавания, рассказывал монарху, разные удивительные истории. Монарх, однако, не верил. "Рыбы, что летят подобно птицам?" - переспросил король. - "О, мы сомневаемся..." "Нисколько, Ваше Величество, это истинная правда", - сказал присутствоваший при разговоре сэр Уильям Киллигрен, полковник недавно сформированного полка королевской морской пехоты. - "Я самолично наблюдал летающих рыб много раз в южных морях. Я ручаюсь, что эта удивительная история является правдивой, Ваше Величество." Король задумался. Затем он повернулся к Сэмуэлю Пепису, Секретарю Адмиралтейства "Мистер Пепис," - сказал король, - "очевидно, что ни одно сословие подданных нашего Величества, не обладает такими обширными знаниями о необычных вещах на суше и на море, как наши морские пехотинцы. Посему, когда в будущем мы услышим историю, маловероятную чтобы быть правдой, мы скажем об этом морским пехотинцам. Если они в это поверят, тогда мы будем знать, что она правдива." |
Трурль | 16:05, June 17th 2002 |
trurle |
Мемуар. Перелет в Израиль
В Москве было холодно и почти голодно, на Израиль сыпались скады, дипломатических отношений еще не было и визу оформляли в голландском консульстве, хотя израильское представительство к тому времени уже переехало в старое здание посольства. Все напоминало веселый сумасшедший дом. По причине отсутствия отношений, Сохнут отправлял иммигрантов по всяким маршрутам через страны Восточной Европы; мы летели через Польшу, и до Варшавы нас вез лайнер польской авиакомпании LOT. С тех времен я еще помню как называется венгерская государственная авиакомпания - Malev она называлась. Вид зала ожидания Шереметьево живо напоминал фильм о гражданской войне: на полу вповалку лежали какие-то беженцы с лицами окончательно измученных людей. Выгородив чемоданами закутки, они только что не кипятили на полу чай. Впрочем, эмигранты в Израиль были в большинстве своем лишь не многим менее измучены. В Польше нас загнали в какой-то закуток; снаружи патрулировали рослые поляки с короткоствольными буржуйскими автоматами, внутри же закуток примыкал к какому-то закрытому магазину, на темных витринах лежала разного рода аудиотехника, с астрономическими ценами в злотых. Из Польши мы летели уже Эль-Алем. К Израилю мы подлетели утром, смотреть в иллюминатор не было сил. В аэропорту нам выдали кучу бумаг, некоторую сумму подъемных, противогазы и радиоприемник - слушать извещения о ракетных атаках. Потом нас спросили куда мы хотим поехать, мы сказали что хотим в Ашкелон, в хостель, нас посадили в такси и мы поехали. |
вястик | 06:58, July 10th 2002 |
vyastik |
...лежал когда-то на Смоленском кладбище поэт Блок. В смысле в могиле. Есть даже дорожка его имени. Лежал-полеживал, пока не решили его торжественно переправить к коллегам, на Литераторские мостки Волкова кладбища. Благородная идея, достойная культурной столицы. Выкопала Блока одна могильная организация согласно указанию. А им ни гробика, ни ящичка какого не подвезли, так как должна была осуществить подвоз, костесортировку и укладку в ящик другая организация тоже могильная, но с культурным уклоном. А та, как всегда, чего-то недосогласовала, какой-то подписи недополучила и на выкопку костей не явилась. Ну, чего делать кости поэта завернули в чей-то ватник и положили под осину. А на ватнике химическим карандашом мощно надписали: БЛОК. А через неделю, когда нужный ящичек подвезли и торжественное перезахоронение наметили, ахнули под осинкой ни костей, ни ватника! Только кладбищенские собаки вокруг бегают. Через некоторое время ватник БЛОК обнаружен был на мерзавце-стороже, немедленно с него содран, уложен в ящичек как наиболее осязаемая часть останков поэта и торжественнейшим образом, поскольку мероприятие было в планах обкома партии, захоронен на Литераторских мостках. И памятник поставлен со всеми достойными словесами мол, ты весь дитя добра и света, ты весь свободы торжество... |
andrey yanpolsky | 19:09, March 19th 2002 |
yanis |
Мемуаръ
* * * Весной 1987 года меня колбасило по разным личным поводам, как любого первокурсника. По городу ходили слухи что заберут всех рано или поздно. Отсрочку отменили. Состояние мое было если и не клиническим маниакально-депрессивным психозом, то чем-то близким. Хотя повестки из военкомата почему-то не приходили, ни сдавать сессию ни жить по-старому не хотелось. Короче говоря, я сам позвонил в военкомат и попросился на срочную службу. Отец узнал о моей затее за 3 дня призыва, которых ему, к счастью, хватило чтобы назвать меня мудаком, покорешиться с майором в военкомате и через него сунуть кому-то на Угрежке бутылку коньяка, чтобы я поехал в среднее Подмосковье вместо Восточной Сибири. Метаморфозы начались уже на призывном пункте, когда сформировали этап для Московского Округа ПВО, и два чурбана с прапорщиком загрузили нас в автобус. Милые вежливые студенты еще в польских джинсах и ветровочках за 10 минут превратились во что-то среднее между этапными зеками и дворовыми хулиганами. Мы высовывались из окон автобуса и свистели телкам, говорили о пизде и о том, что даже два часа не ебаться не может настоящий пацан. Везли нас сначала в Катуар, этапчик наш дробился, смешивался с другими. Армия почувствовалась на пересылке в Белых Столбах на третий, кажется, день - нас вывели на кормление - я впервые увидел бачок - аллюминиевый грязный чан с едой, кто-то из новобранцев спросил у узкоглазого раздатчика почему в пахнущем половой тряпкой чае совсем нет сахара, в ответ на что узкоглазый запустил ему в голову фаянсовой кружкой. Завязалась пиздиловка, совершенно мне непонятная. Потом нас привезли в часть, в карантин и переодели в форму. Первые десять дней я физически не мог есть в столовой ничего кроме сахара и хлеба. Стандартного образца еда в МО ПВО называлась "параша". Вонючая кислая капуста, грязно-зеленая каша из смеси пшенки и гороха с кусками сала в бачках действительно напоминала говно. В карантине было никак - все свои московские студенты составляли большинство, никто не дрался и не крал у своих. Через месяц распределили по гарнизонам. Увольнительных в ПВО тогда практически не давали, все гарнизоны находились в лесу и возникало ощущение полной оторванности от цивилизации, хотя до Воскресенска было не больше 10 километров. Самое интересное в армии - это национальности и представители народа. Наш сосед по хрущевке водил поливальную машину, а его жена работала уборщицей, но даже они не до конца народ. Народ - это, как выяснилось, гораздо круче. Многие из "шакалов" (офицеров) были Белоруссами, "куски" же (прапорщики и сверхсрочники) - в основном Русскими, солдаты попадались всех национальностей населявших в то время совок. Я никогда не смогу уже избавиться от приобретенных там за два года национальных стереотипов, как и от привычки эти стереотипы формулировать. По порядку - самые долготерпеливые и послушные как крупный рогатый скот - русские из деревень, самые беспредельные - чеченцы, самые хитрожопые - армяне, самые дремучие - таджики из сельской местности, самые подлые и склонные к стукачеству - белоруссы, самые сильные рвачи по службе - восточные хохлы, самые холодные и жестокие - литовцы, самые цивилизованные - эстонцы, самые гордые и с достоинством - аварцы и лезгины, самые блатные - грузины. Были еще латыши, западные украинцы по тупости не уступавшие узбекам, киргизы, азербайджанцы и один грек. * * * Продолжить надо про говорящие фамилии офицеров и солдат, прием родов у свиньи, письма ко мне в часть на английском и их последствия, запахи, гомосексуализм, политзанятия, "машку", латунные краны, рядового Харитова, сломанный нос и конфликт цивилизаций. * * * |
andrey yanpolsky | 22:59, March 19th 2002 |
yanis |
Мемуаръ 2
Командовал дивизионом капитан Хоровец - говорящая фамилия - квадратный монстр, его мускулистые икры сминали в гармошку голенища хромовых сапог. Он обожал военную службу и в звании старшего лейтенанта сидел на майорской, если не подполковничьей должности. Он любил тыкать толстым и твердым пальцем в грудь провинившегося солдата по-отечески и грозно мычать утробным басом. Своего пятилетнего сына - копия отца - приводил в казарму. Капитан Хоровец под конец срока любил вести со мной задушевные беседы о том, как бы вырастить сына интеллигентным человеком. Мои наивные родители только через полтора года догадались дать ему взятку, чтобы от меня отъебались. Нас привезли из карантина - шестерых или семерых "сосков" в зверинец. Деньги украли или отобрали в первый же вечер, а мои шикарные часы POLJOT хитрый чурбан Убайдуллаев одолжил поносить да и подарил другому чурбану на кухне. В течение нескольких первых месяцев нам почему-то не давали спать - выходило в среднем 3-4 часа в день - это физиологически почти невозможно - временно отмирает масса полезных функций - например, перестает стоять хуй и пропадают мысли о сексе. Очень быстро теряется вес - 25 кг за полгода, видимо за счет мышц, потому что я очень ослаб и торчали ребра как на фотографиях из голодающей Африки. По уставу спать вроде бы полагалось 8 часов, но нас будили представители народов, после ухода офицеров, и изучали по одному. Еще все время хотелось сладкого и жирного - сливочное масло, если доставалось, жрали без хлеба даже прогорклое, сахар могли жевать так - не запивая водой. У всех солдатиков были необычные для нормальной жизни инфекции - у молодых от истощения, скорей всего - стрептодермия, например, - огромные очень болезненные волдыри по всему телу. У меня от нее начался жар и в санчасти кололи чем-то хлорным чтобы не помер - рубцы от волдырей пропали только лет через пять после дембеля. Самые важные вещи - менять подворотнички, чистить грязными подворотничками латунные умывальные краны в туалете, брить шею и натирать машкой - гигантской десятикиллограмовой шваброй - мастичный пол в казарме. Мои чисто воинские обязанности заключались в обслуживании двух устройств - компьютера класса ЭВМ ЕС 1022 мощностью в несколько раз меньшей, чем игровые Yamaha в нашей школе и 6-киловаттного кондиционера, охлаждавшего компьютер и еще какую-то хуйню. Компьютер я должен был включать и выключать, а в кондиционере я умел менять фильтр, но ни разу случилось поменять. Да и вообще среди всей этой чудесной техники прошло дней двадцать из двух лет. Телефонов не было и единственной формой общения служили письма, о которых все-таки завтра. |
andrey yanpolsky | 19:06, March 20th 2002 |
yanis |
Мемуаръ-3
Воскресенский мясокомбинат, зима - недалеко от проходной на земле холмики замерзших пельменей и груды расчлененных скелетов мелкого и крупного скота - все как в репортажах Невзорова. Своеобразный Русский Коммунизм - сторожихи в сальных ватниках поверх белых халатов, покрытых гнойного цвета пятнами, набирали пельмени прямо из холмиков и варили их на электроплитках. Повсюду валялось мясо, жирное, вкусное свежее мясо и кости. В колбасном цеху тысячи батонов - не помню сорт - мы рассовывали их по телогрейкам и жрали то, что не умещалось в карманах. Разделочный цех - десятки гигантских мужиков срезали мясо с костей с невероятной скоростью и зашвыривали его в промышленные мясорубки (как в фильме The Wall - в нее там падали британские школьники). Колбасу в CCCP не делали из туалетной бумаги. Мы что-то грузили на морозе, мыли и жрали часов пятнадцать подряд. Москвич рядовой Харитов был единственным греком. Он учился в институте и занимался штангой. В Москве у него осталась жена Алена - дочь полковника из округа. Рядового Харитова любили чурбаны на кухне - он часто ездил домой (единственный из всех) тискал им романы о том как пялил беременную в то время Алену. Они собирались в кружок за мойкой и он рассказывал со смаком про секс. Таким образом рядовой Харитов пытался завоевать расположение хлебореза, повара и отвественного за склад - их фамилии и было сложно выговорить, имена они переиначивали на русский манер, мушвиги, насраллы и батыры были мишами, колями и борями. В чем-то эти чурбаны похожи на совков-эмигрантов в Израиле - те становятся из мишек довами а из володек - зеевами. Секс ... кроме рассказов рядового Харитова к услугам кухонных чурбанов был рядовой Галеев - башкирская жертва токсикомании, который сосал за пачку сигарет, а за две давал в жопу. Галеев по примитивно-ассоциативной кличке Галя служил под дембель в свинарнике - жил в нашей казарме и по ночам пел песни на заказ. Галя был таким уродом, что кроме чурбанов не мог почти никого заинтересовать, остальные обходились друг-другом. Странно, но Галю невозможно было заставить сосать или петь песни, происходили только добровольные транзакции. Бить его не имело смысла - он не чувствовал физической боли. Парадоксально, но Харитов был большим чмом, чем Галя - он боялся пиздюлей, тупил и просил у замполита рекоммендацию в партию. Галя радовался всему и делал что хотел - рассказывал как правильно нюхать дихлофос, пел песни, сосал хуй и не позволял себя унижать. Нищему пожар не страшен. Харитов же, вовсе не понимал, что такое унижение. В издевку его назначили барабанщиком - на занятиях по строевой подготовке он старательно отбивал ритм, похожий на африканский танец и думал, что это маршевая дробь. Когда чурбаны пиздили нас на кухне - веслообразной толкушкой для картошки, огромными половниками, сапогами и всем, что попадалось под руку, этого говнюка щадили за сексуальные рассказы. Боевые позиции с ракетами в длинных пластиковых бочках, маскировочными сетками, бетонками и смешным наземным бункером, покрытым дерном, находились в дремучем лесу в трех километрах от казарм. На позиции нужно было бегать, идти пешком или строевым шагом в зависимости от настроения погонщика. Двадцать пять гектар леса, прекрасный воздух, кроме того проклятого места, где в конце 70-х забыли цистерны с окислителем ракетного топлива, из которых курился белый пар. Сержант Трифонов засунул в одну из цистерн дохлую мышь на проволоке и вытащил через несколько минут полурастворившийся скелетик. Письма писались в свободное от работ и караульной службы время - родителям, Каледину и еще нескольким одноклассникам - других друзей просто не было, да и не требовалось. Почти пять месяцев я был уверен, что шакалы, как порядочные люди не читают наших писем, а если и просматривают, то следят лишь за сохранностью Военной Тайны. Все оказалось гораздо сложнее - за забором начиналась перестройка - в 88-му году случилась резня азербайджанцами армян и наоборот, с полок достали всякую хуйню типа старых фильмов Элема Климова и Хуциева, издали Цветаеву и мудацких Детей Арбата - правда это я сейчас говорю, что они мудацкие, а тогда это было далеко неочевидно. Все это, впрочем, произошло несколько позже. На пятом месяце службы я получил послание от Каледина. Наиболее революционная часть была написана на ломаном английском в знак протеста против возможных вторжений в мою частную жизнь со стороны перлюстраторов. Рассказывалось в письме сначала по-русски о новом телеспектакле о евреях-отказниках, а английская часть в конце выглядела примерно так "People other than you, who read these letters can go to Hell, and I fuck all the KGB with Chebrikov in its head". Кроме того, у меня изъяли неотправленную корреспонденцию, озаглавленную "Письма из Сортира". Завтра напишу, что было потом а также - рядовой Насрыев, как меня пиздили молотком, химический комбинат, эстонцы, гомосексуализм, капитан Тулынкин. Интересно - читает ли это кто-нибудь ... |
andrey yanpolsky | 21:47, March 21st 2002 |
yanis |
Мемуар-4
Маленький (170) усатый человечек в большой фуражке загнутой кверху, как у Штирлица. Гнутые фуражки с высокими тульями были неуставными, но среди шакалов считались символом крутизны, делались на заказ у какого-то еврея в Москве - носить такие негласно дозволялось как минимум командирам дивизионов и начальнику автосклада прапорщику Умаралиеву. Майор Сохор клялся, что белорус, но другие шакалы и солдаты-белоруссы утверждали, будто Сохор чисто еврейская фамидия, как Седлер или Ставер. Его коронной фразой было Идите Вы на хуй, товарищ солдат!. Этот мудак обладал своеобразным деревенским шармом - дед Щукарь в майорской форме. Майор быстро пробежал черными - может и правда еврейскими - глазками письмо, выругался матом и снял меня с караула, обшарил стол, схватил письма на которые я не успел ответить, позвонил в казарму и велел изъять все из моей тумбочки... Письмо Каледина шакалы переводили всем дивизионом с потрепанным словарем Мюллера на 20,000 слов, по которому капитан Бордик готовился сдавать экзамен в Военную Академию. Слова fuck они там не нашли - оно было только в словаре Мюллера на 50,000 слов - но поняли, что речь идет о чем-то гадком. Созвали командный состав на партийное собрание. В казарменной канцелярии сидели бычий комдив Хоровец, мятый замполит Менько, начштаба Сохор, грустный командир стартовой батареи капитан Тулынкин, сын крупного корпусного начальника - фамилию не помню - свиноподобное существо - белорусский областной военный интеллигент по имени-отчеству Алексей Маевич, какая-то белорусская же комсомольская гнида из солдат и мой командир лейтенант-похуист Козич. Начал Алексей Маевич - что же ты Янпольский ... мы же вас блядей приютили, кормили тут сук еврейских, а вы все страну хаете? Вот и дружки твои - подонки - мы сейчас напишем в ваш институт ... нет, даже позвоним, этих мразей оттуда поганой метлой. Вот ведь, что пишут - далее Сохором зачитывалось письмо от ныне доктора наук Матыцина о том как тот с одногруппниками затаптывал морковку в землю подшефного колхоза. Ты ведь здесь гниешь, пиздюлей получаешь, а они твари топчут морковку народную, подставляют тебя ... или вот эта сука Каледин ... давай его адрес и телефон - короче часа два непрерывного наезда. Звонить в итоге никуда не стали, все мои письма отняли и поместили в сейф. Запретили получать письма от Каледина и Матыцина. Каледин потом писал мне под псевдонимом "Даша Белова" и даже приехал навестить инкогнито в сопровождении своей телки, которую он выдавал за мою. На выходе из канцелярии меня обступила толпа взволнованных узбеков. Рядовой Насрыев сказал Такие как ты против Совески Влясти! Сука - то есть господа офицеры провели разъяснительную работу среди старослужащих (я-то молодой солдатик был тогда). Меня ударили молотком несколько раз - очень больно, потом били ногами и еще чем-то. Наутро объявили, что с караула я снят и отправили в наряд к чурбанам на кухню на следующие полгода. На кухне меня первый месяц так мудохали, что, будь я мазохистом, остался бы там с милыми зверьками до старости. На сегодня хватит. Продолжение следует. До гомосексуализма никак не доберусь ... Всем спасибо за отзывы, кстати! Шлите еще. |
Записи 120-139 (Memories) | 0-19 | 20-39 | 40-59 | 60-79 | 80-99 | 100-119 | 120-139 | 140-145 | |
[ Krylov's Livejournal
| info
|
Add this user | Архивы Krylov |
Оглавление |
memories ] 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |